Подкараулив вечером хозяина квартиры, Ренат с парой своих дружков ворвался в квартиру следом за хозяином, связал его, и вся компания благополучно дождалась утра, а утром непрошеные гости взялись за работу. Сначала они принялись за стену, отделяющую кухню от одной из комнат, и вырезали там небольшой кусок – для подстраховки, на тот случай, если кто-то из соседей, привлеченный шумом, заглянет в квартиру полюбопытствовать. В таком случае ему можно было показать именно это место проведения работ. На самом деле почти сразу Ренат со своими товарищами переместился к заранее ему указанной Корнышевым стене и принялся крушить преграду, вставшую на их пути к квартире сорок семь.
Они вырезали лаз, достаточный для проникновения в смежную квартиру, Ренат пробрался туда, пронесся по квартире вихрем, потому что Корнышев его предупреждал, что действовать надо быстро, а иначе не избежать проблем, и в одной из комнат на видном месте, на столе, обнаружил запечатанный конверт с нанесенным на него большим ярко-красным восклицательным знаком. Ошибиться было невозможно, именно этот конверт Корнышев и должен был, по-видимому, забрать из квартиры, и Ренат со своей добычей через лаз выскользнул из квартиры номер сорок семь, туда, где его дожидались приятели, и они втроем спустились вниз. Никто их не преследовал и ни у кого к ним не возникло никаких вопросов.
В машине, уже когда они ехали по московским улицам, Ренат вскрыл конверт, содержимое которого сильно его разочаровало. Там был паспорт на имя Мухина Геннадия Алексеевича, с вклеенной в паспорт фотографией Корнышева, ключ неизвестно от какого замка, и записка с рукописным текстом: «Только ты знаешь, что это за ключ и что ты этим ключом откроешь. Наконец все рубежи, воздвигнутые для твоей безопасности, ты преодолел, и самую главную закладку ты заберешь. Всю самую подробную информацию ты получишь там. Предыдущие твои действия были лишь подготовкой к той информации».
– Придется с этим бакланом встречаться! – пробормотал раздосадованный Ренат. – Ума не приложу, что с этим всем нам надо делать!
Он рассчитывал обнаружить в конверте что-то такое бесспорно ценное, что можно было бы не отдавать организовавшему эту операцию Корнышеву, да и вообще с Корнышевым не встречаться. Но лично для Рената никакие из найденных в конверте предметов не представляли интереса, и оставалось только встретиться с Корнышевым и получить из его рук оговоренный гонорар за проведение операции.
Первым делом Ренат избавился от своих подельников, попутно обезопасив себя от «хвоста», если таковой за ними увязался. Остановились у подъезда жилого дома, длинного, как китайская стена. Ренат вошел в подъезд, захлопнув за собой дверь, снабженную кодовым замком, позвонил в дверь квартиры на первом этаже, и ему тотчас открыли – о маленькой услуге Ренат накануне договорился с хозяином этой квартиры, заплатив ему авансом сто выданных Корнышевым долларов за беспокойство. Хозяин тут же проводил Рената в комнату, окно которой выходило на противоположную от дожидавшихся в машине подельников Рената сторону, и Ренат через окно выбрался на улицу. Здесь его ожидало заранее заказанное такси, на котором, как заранее условились Ренат и Корнышев, Ренат должен был приехать в район Ботанического сада, где будет ждать Корнышев.
До машины такси Ренату требовалось пробежать не меньше ста метров, но на полпути, когда он быстрым шагом шел по пешеходной дорожке, проложенной между деревьями, ему вдруг преградил дорогу невесть откуда примчавшийся на сумасшедшей скорости мотоциклист. Мотоциклист осадил своего железного коня прямо перед Ренатом, сорвал с головы шлем, открывая свое лицо, и оказалось вдруг, что это Корнышев.
– Садись! – крикнул Корнышев.
Водрузив шлем на голову, Ренат сел на мотоцикл, Корнышев погнал двухколесную машину по тротуару – пешеход не догонит, автомобиль не проедет, – нырнул в подворотню, промчался через дворы, выскочил на проспект в противоположной стороне квартала и помчался прочь. Догнать мотоцикл было никак невозможно, даже если бы кто-то этого сильно захотел.
* * *
– Ну, ты даешь! – сказал Ренат уважительно. – Твоя тачка?
– Нет, дали покататься, – засмеялся Корнышев.
Они находились на безлюдном пустыре промышленной зоны Москвы, где по случаю выходного дня практически не было людей, а из живых существ в пределах прямой видимости наблюдались только птицы да бродячие собаки.
– Как там все прошло? – спросил Корнышев.
– Нормально, – пожал плечами Ренат. – Разломали стену, я зашел в квартиру…
– Там никого?
– Нет.
– Что нашел?
– Сначала деньги, – потребовал осторожный Ренат.
Корнышев отдал ему заранее приготовленную пачку, перетянутую резинкой. Ренат вознамерился было пересчитать купюры, но Корнышев сказал нетерпеливо:
– Потом посчитаешь! Давай, что в квартире нашел!
– Э-э, погоди, – заартачился Ренат.
– Я тут лишней минуты не могу пробыть! – сказал, как отрезал, Корнышев. – Может, ты с кем-то спелся и на тебе сейчас маячок, и через десять минут сюда примчатся!
Он завел двигатель мотоцикла, давая понять, что сейчас уедет. Ренат вытянул из кармана сложенный вдвое конверт. Корнышев насторожился:
– Почему конверт открыт?
– Так было, – неубедительно соврал Ренат.
Корнышев ухватил его за ворот так, что Ренат хватанул ртом воздух и отчаянно вцепился в руку Корнышева.
– Ты вскрыл конверт?
– Да! – прохрипел Ренат.
Тогда Корнышев его отпустил.
– Не ври мне, – предупредил он. – Будет плохо.
Проверил содержимое конверта. Паспорт. Ключ. Записка. Свой почерк он узнал сразу. Прочитал записку.
– Еще что-нибудь в конверте было?
– Нет! – поспешно ответил Ренат.
Корнышев повертел в руках ключ. Знакомый ключ. Генерал Калюжный ему такой показывал. Таким ключом Женя Нефедова открывала арендованную ею банковскую ячейку. Банк назывался Инновационно-инвестиционный. Получается, что и у Корнышева есть там своя ячейка. И никакой он, может быть, не Корнышев?
* * *
Я не человек, я зомби, думал Корнышев. Все, что я знаю, – это, на самом деле, не мои знания, а что-то такое, что вложили в меня люди, которые мне неизвестны, или они были мне когда-то известны, а потом я их забыл. Хотя этого не может быть, думал он. Потому что я знаю Лену, и она меня знает с давних-давних пор, и у нее даже есть фотографии, на которых мы с нею запечатлены, и нас на той фотографии можно узнать, хоть даже мы там еще и маленькие. Поэтому никакой я не зомби, думал Корнышев, а кто-то просто хочет все представить так, будто он зомби, и с этой целью подбрасывает ему послание за посланием, заманивая Корнышева в ловушку. Но послания написаны его почерком, тут же вспомнилось ему. И не может же он сам себя заманивать в ловушку. И вообще никто еще ни разу не проявил себя, не встал у Корнышева на пути, не попытался схватить его за руку, которую он протягивал за очередной закладкой, и это вполне может означать то, что никто чужой этого не подстроил, а все закладки делал он сам – еще тогда, когда он был никакой совсем не Корнышев, а кто-то другой он был, про кого сейчас не знал он и не помнил. Но ведь этого не может быть, чтобы он был не Корнышев, тут же обнаруживал он несоответствие. Ведь Лена знала его как Корнышева…
Он устал от этого хождения по кругу и, раздраженный, отлип от гранитного парапета набережной, развернулся и пошел прочь от реки. Невозможно думать об этом постоянно, потому что начинаешь чувствовать себя мухой, бьющейся о стекло. Там, за стеклом, другой мир и жизнь другая. Но туда прорваться невозможно, даже если догадываешься о существовании того мира, потому что мухе стекло не разбить. Ни Ведьмакин не смог прорваться к себе прежнему, ни Женя Нефедова не смогла, и у Корнышева не получится, следовательно, если он никакой не Корнышев.
Он вошел в банк, спросил у охранника, к кому из сотрудников ему следует обратиться, и его направили к нужному окну.
