Анна вздохнула.
— Что случилось? — спросил Юлиус, из вежливости держа дистанцию, хотя они сблизились еще в Сальте.
— Ничего. — Анна покачала головой. — Я счастлива.
Юлиус рассмеялся и притянул ее к себе. Он нежно указательным пальцем погладил морщинку между ее бровей.
— Ты всегда так угрюма, когда счастлива?
— Да.
Анна боролась с желанием прижаться к нему, но это казалось ей неприличным, поэтому она изо всех сил старалась держаться на расстоянии, хотя все ее естество рвалось к Юлиусу.
Они долгое время смотрели друг на друга, потом Юлиус произнес:
— В «Театро Аргентино» сегодня вечер Бетховена. Не хочешь составить мне компанию, Анна?
— Но это не для… Я ведь совершенно не знаю…
Юлиус поднял руку.
— Пожалуйста, — просто произнес он, — пойдем со мной. Тебе понравится.
Ленхен с радостью проявила свой вкус еще раз. Вместо плаща Анне в тот вечер пришлось надеть дорогую мантилью. Изящный шиньон на голове был заколот декоративным гребнем.
Юлиус встретил ее у дома. До театра они доехали на экипаже. Когда они добрались до цели, Анна снова стала сомневаться, но Юлиус успокаивающе погладил ее по руке.
Вечер прошел чудесно. Анна никогда еще не слышала такой музыки. В тот вечер пела Берта Крутиш. Она исполняла «Торжественную мессу», увертюру «Эгмонт», «Фортепианный квартет», кантату «Спокойное море и счастливое плавание» и сольную партию из оперы «О, изменник». Анна внимательно слушала. Музыка тронула ее сердце, и если бы вокруг не было столько народу, она наверняка положила бы голову на плечо Юлиусу и закрыла бы глаза.
Когда после концерта они вышли на улицу, Анна обратилась к Юлиусу.
— Ты был прав, это просто волшебно, — произнесла она. — Я бы слушала и слушала. Как жаль, что все так быстро закончилось.
Анна держала его под руку, и он погладил ее.
— Ничего не закончилось. Мы можем ходить и на другие концерты, Анна.
Она улыбнулась.
— С радостью.
Позже, когда они возвращались, Анна попросила Юлиуса остановить экипаж в нескольких сотнях метров от дома, чтобы еще немного прогуляться, вместе насладиться теплым летним воздухом.
— Я была бы очень рада, если бы мы повторили нашу прогулку в следующее воскресенье, — сказала Анна.
Она вопросительно взглянула на Юлиуса, одновременно удивленная и смущенная своей смелостью. Впервые за долгое время она выразила желание, не задумываясь о последствиях.
Юлиус улыбнулся.
— Я бы тоже этого хотел. Очень.
До дома Анны они дошли слишком быстро. Юлиус на прощанье поцеловал ей руку, а Анна пыталась подыскать слова благодарности за чудесный вечер, но так и не смогла.
Ленхен выбежала во двор, и уже издалека Анна увидела, что та очень взволнована.
— Анна! — закричала она. — Анна, Марлена заболела. Иди скорей. Жар все сильнее и сильнее. Он не спадает. Мы уже не знаем, что и делать!
Глава пятая
Наутро температура все же спала, но на следующий день вновь поднялась. Марлена металась в горячке. Генриху и Ленхен ночью тоже внезапно стало плохо. Чтобы сбить жар, Анна всем троим непрерывно оборачивала голени, вытирала пот со лба и смачивала водой пересохшие губы. Отец раздражался, Марлена и Ленхен, казалось, вот-вот потеряют сознание. Элизабет стояла в дверях и расширенными глазами наблюдала за старшей дочерью, не в силах что-либо сделать. Анна устала просить ее о помощи. Она отправила по домам всех работников, у которых не было неотложных дел, чтобы те не заразились. Тем временем болезнь распространялась. Желтая лихорадка заключила в безжалостные объятия не только дом Бруннеров-Вайнбреннеров — весь Буэнос-Айрес страдал от опасной болезни. И улучшения пока не предвиделось.
Такое уже случалось, с тех пор как Анна оказалась в Буэнос-Айресе. Город страдал от эпидемий. Здесь было слишком влажно. Никто не задумывался об уборке мусора и человеческих отходов в постоянно растущем городе. В 1867 году восемь тысяч жителей стали жертвами холеры. Теперь из Бразилии в Монтевидео пришла желтая лихорадка и оттуда быстро перекинулась на противоположный берег Ла-Платы. В первый год болезнь унесла две сотни жизней. Сейчас сообщали о новых случаях заболевания, и наверняка умрет еще больше людей.
«Почему я не уследила за этим? — не в первый раз спрашивала себя Анна. — Нам нужно было уйти отсюда, как только представилась такая возможность. Мне нужно было защитить своего ребенка». «Но как? — вопрошал голос в ее голове. — Все, что у нас есть, находится здесь. Здесь наша жизнь, здесь наш дом. Куда нам идти? У нас нет поместья, и мы не можем уехать на время эпидемии из города, как поступают богачи».
Как и многим другим, семье Анны не оставалось ничего иного, кроме как сидеть дома.
Анна не могла отвести взгляд от Марлены. Уже несколько дней та лежала в постели. Анне казалось, что это она сама лежит, обливаясь пóтом и глотая воздух ртом. Иногда малышка переставала лихорадочно бредить.
— Мне так плохо, — плакала она. — Мама, мне так плохо!
— Кому будет лучше, если я тоже заражусь? — в очередной раз шептала Элизабет через дверь. — Я буду стоять тут, принесу вам воды, если понадобится. Я приготовлю еду. Но разве вам будет легче оттого, что я сама заражусь? Кто тогда будет выполнять работу по дому? Нет, я не могу заразиться. — Она покачала головой. — Во всем виновата эта проклятая страна. Мы здесь болеем, так я вам скажу. Почему мы не остались дома? Зачем нам было ехать сюда?
Анна больше не отвечала ей. Сначала она подыскивала слова для ответов, но потом махнула рукой. Было время, когда она кричала на мать, чтобы та прекратила наконец жаловаться, но голову Анны уже давно занимали другие мысли. Что случится, если пойдет молва о том, что до фирмы Бруннер-Вайнбреннер докатилась эпидемия? Отложила ли она достаточно денег, чтобы пережить лишения? Что случится, если она не сможет работать в бюро и лично заботиться о фирме? Уже несколько дней Анна не бралась за дела. Клиенты тоже не приходили. Об этом сообщила Мария, до того как Анна отправила ее домой с пакетом продуктов.
Анна подняла голову. Она хотела спросить у Элизабет, есть ли новости от Юлиуса, но та лишь молилась.
— Что это значит?! — со злобой воскликнула Анна.
Все напряжение последних дней в один миг вырвалось наружу. Она сама испугалась силы этого порыва. Никогда еще Анна не разговаривала таким тоном с матерью. Элизабет ошеломленно взглянула на нее.
— Я молюсь, — ответила она. — Я молюсь за больных.
— Принеси лучше свежей воды, наведайся в бюро и потом расскажешь, как там дела.
