бы я без него делала. И без Дерека и Франчески, – сказала она, но дополнение сделала ради меня, и мы оба это понимали.
– Хорошо, что они были рядом с тобой.
– Удачного возвращения на работу, – теперь говорит Франческа Майне, целуя ее в щеку.
После угона самолета Диндар проявил великодушие по отношению к Майне. Ей дали полугодовой оплачиваемый отпуск, что позволило проводить дни с Софией. Потом перевели на административную работу подальше от аэропорта. Это идеально соответствовало по времени с встречей дочери из школы – никто из нас не был готов к тому, чтобы снова пользоваться услугами сиделки, – но я знал, что Майна скучает по небу.
– По-моему, я захочу вернуться, – однажды произнесла она. – После суда.
– Возвращайся.
Майна улыбнулась и добавила, что я чем-то напоминаю ей отца.
– Конечно, немного страшновато. – Ее все так же мучили кошмары, где присутствовали Миссури и остальные угонщики. – Но нельзя же дать страху одержать верх!
– Как насчет рыбы с жареной картошкой, когда вернемся домой? – предлагаю я, едва Роуэн сворачивает за угол, и мы остаемся втроем.
София расцветает:
– Ура! Если только рыба…
– Выловлена по экологическим нормам. Знаю-знаю.
Моя дочь умна не по годам, а последние три года сделали ее еще умнее. Мы в какой-то мере даже боремся с этим – побуждаем ее играть, совершать глупости и быть ребенком, – однако я горжусь нашей смышленой, увлекающейся и отзывчивой девочкой.
Я вызываю такси и вспоминаю тот день, когда мы шли домой из школы и София отказывалась брать меня за руку. Ей хотелось к Бекке, а не ко мне. Вспоминаю, как мне было обидно и как далеко вперед мы продвинулись с тех пор. Насколько ближе мы с Софией теперь. Злейшему врагу я не пожелаю того, что испытал, но, как говорится, нет худа без добра.
– Я люблю тебя, – говорю я. Подъезжает такси, я открываю дверцу, сначала садятся девчонки, а потом я.
– Я тебя тоже. – Майна сжимает мою руку.
Сидящая между нами дочь вздыхает со счастливым видом:
– А я – нас всех.
Глава пятьдесят вторая
Пассажир 1G
Пожизненное заключение. Признаться, не ожидал такого. Обычное наказание за терроризм, но разве это терроризм – защищать Землю? Разве это терроризм – открывать людям глаза на то, какой страшный урон они своими действиями наносят миру?
Суд отвечает – да, терроризм.
Он не видит разницы между нашим благородным делом и религиозным фанатизмом, между спасением планеты и ее разрушением. Не понимает истины, столь очевидной для тех из нас, кому небезразлично будущее, которое мы оставляем своим детям.
Пройдет сорок лет, прежде чем появится хоть какая-то возможность надеяться на условно-досрочное освобождение. Кто знает, смогу ли дожить до такого срока? Сорок лет за решеткой без всяких контактов с внешним миром. Это варварство и бесчеловечность. Смерть была бы предпочтительнее?
В этом отношении Миссури победила. Она ускользнула. Одолела государство своей смертью.
Вы не думали, что это был план Миссури, верно? Что именно Миссури плела сложную сеть, необходимую для воплощения в жизнь столь масштабного и значимого замысла?
Если бы вы так решили, я бы вас не винил. В конце концов, это оказалось ее рук делом. Она больше представляла себя лидером, нежели просто последователем, и было легко заронить в ней семена вождизма, а потом позволить ей взращивать их. Миссури воображала себя пастырем, в то время как всегда была лишь одной из овец. Если что-то пойдет не по плану, это ее положение гарантировало, что все дорожки приведут к ней, а мои руки останутся чистыми. Наши онлайн-дискуссии были надежно скрыты от посторонних глаз, но я тщательно и методично фиксировал на бумаге каждый контакт, каждое принятое решение, и намеревался пробраться в дом к Миссури после ее отъезда в аэропорт, чтобы подбросить ей в кабинет толстую папку.
Я не первый, кто выталкивает вперед козла отпущения, и, конечно же, не последний. Мы видим подобное сплошь и рядом – от мира гигантских корпораций до сферы большой политики – и наблюдаем, как они падают и сгорают, когда заканчивается их время. А рядом первые лица компаний выходят сухими из воды и инвестируют в новые начинания, и политические фюреры клянутся в верности очередной марионетке. Истинные лидеры никогда не появляются на авансцене, они лишь дергают за ниточки.
Остальные члены группы уважали Миссури. Точнее, уважали ту, кем она себя мнила. Они прислушивались к словам, которые я вкладывал ей в уста, и приняли план, который я позволил ей представить как собственный. Я не силен в словах, написал я ей. У тебя это получится гораздо лучше. Люди к тебе прислушиваются. Ты – прирожденный лидер.
Люди видят то, что хотят видеть. Верят в то, во что хотят верить. Миссури привыкла путешествовать по миру, требуя большие гонорары за речи против несправедливости. Она привыкла к тому, что люди ловят каждое ее слово. Ею двигало непомерное самолюбие, скрывавшее меня в тени.
Сорок лет. Однако…
Повторил бы я все содеянное, зная, что мы потерпим неудачу? Что с грохотом закроются тюремные двери, лишив стольких людей будущего?
За мою жизнь число крупных природных катастроф возросло втрое. Островные народы исчезают под натиском поднимающегося уровня Мирового океана. Становится меньше пчел, этих крохотных опылителей растений, которым мы так многим обязаны. Под угрозой исчезновения из-за климатических изменений находятся две тысячи видов, и этот факт вселяет ужас. Мир умирает.
Итак, повторил бы я все заново?
Без малейших колебаний.
И повторю.
У меня ведь хватило ума, чтобы не попасться.
Конечно, возникали моменты, когда я волновался. Моменты, когда я на несколько мгновений утрачивал над собой контроль и рисковал быть разоблаченным как истинный вдохновитель и разработчик плана. Когда я стоял на коленях около тела молодой стюардессы и зажимал руками рану у нее на шее, сердце у меня буквально выскакивало из груди. Я ожидал легшую мне на плечо тяжелую руку, обвинений и раскрытия правды. Ее убийство было отчаянным шагом на грани безрассудства – любой из пассажиров мог заметить штопор у меня в руке. Но их взгляды были обращены на Миссури. Когда же все стали смотреть на меня, я уже пытался спасти девушке жизнь. Герой, а не преступник.
Расследование велось тщательно, скрупулезно изучались биографии и связи всех пассажиров, и я не раз ощущал, как мне в затылок горячо дышит служба по борьбе с терроризмом. Но все закончилось ничем: я замел следы с умением, которое за многие годы довел до совершенства. Роуэн Фрейзер всегда был образцовым гражданином.
Хотя подобного конца я, естественно, не желал. Мне хотелось, чтобы мы эффектно врезались в оперный театр, чтобы репортажи о наших действиях – о важнейшем за всю историю политическом заявлении
