– Откуда это у тебя?
Ясень лежал на траве, на охапке сброшенной нами одежды. Мою ласку он принимал, но даже не пошевелился ответить. Ответил Падуб:
– Ясень в юности попался Кейтмору. Кейтмор был хороший боец, но нападал на молодых, кто обещал вырасти сильным и стать ему угрозой. Многие наши воины носят следы его когтей.
Я провела по шрамам ниже и ниже, пока не добралась до гладких твердых ягодиц. Ясень вздрогнул под лаской. Не знаю, то ли действовала магия необычного места, то ли отсутствие зрителей-гоблинов, но оба брата прекрасно реагировали на ласку, не только на боль.
– Кейтмор. Не слышала этого имени.
Падуб посмотрел мне в глаза поверх спины брата, тронул его шрамы и улыбнулся. Кривоватой, злой улыбкой.
– Когда Ясень вылечился, мы нашли Кейтмора, убили и унесли с собой его голову, чтобы все это знали.
Он поднял руку, которой гладил спину брата, напряг мускулы и показал белый рубец – по виду шрама казалось, что руку ему едва не отрубили целиком.
– Работа Кейтмора. Меч у него звался Рука Кейтмора.
У гоблинов в обычае было называть меч в честь себя. Мне это всегда казалось несколько странным, но обычаи у всех разные.
Я провела пальцами по окружности шрама.
– Страшная рана, – сказала я.
Падуб широко улыбнулся.
– Теперь его меч у Ясеня.
– Значит, это он нанес Кейтмору смертельный удар, – догадалась я.
Ясень приподнялся и взглянул на меня через плечо:
– Откуда ты знаешь?
– Таков закон гоблинов. Тот, кто нанес смертельный удар, первым выбирает трофей.
– Забыл, что твой отец возил тебя с собой в наш холм, – сказал Ясень, привставая и опираясь на локти.
– Гоблины – пехота фейри. С тех пор, как вы к нам присоединились, мы побеждали во всех войнах, в которых без вас проиграли бы.
– Теперь нам запрещено вести войны, так что знать обоих дворов быстро об этом забыла, – сказал Ясень. – Нас даже Неблагие едва терпят.
– Мы не такие чистенькие, чтобы показывать нас журналистам, – хмыкнул Падуб.
Он сел и подтянул колени к груди, обняв их руками. В этой позе он казался моложе и уязвимей. Я почти увидела, каким он был в возрасте, когда Кейтмор их обоих считал законной добычей.
Я проползла по расстеленной одежде и шелестящей под нею траве к Падубу. Он даже не пытался сделать вид, что не глазеет на мои груди. Но меня это не смущало. Мы голые, и я хочу, чтобы они хотели меня.
Я поднялась на четвереньки, позволяя ему любоваться тяжелыми округлостями моих грудей.
– Вы потрясающие, – сказала я.
Он перевел взгляд на мое лицо – в алых глазах светилась злость. Я остановилась на полпути к желанному поцелую, не понимая причины внезапного гнева.
– Годимся потрахаться, а выйти на публику – нет, – сказал он.
Я села на пятки.
– В чем дело-то? Не понимаю.
Ясень тоже сел, согнув ногу в колене, а другую вытянув – демонстрируя красивую эрекцию. В этом смысле им обоим нечего было стыдиться. Я с трудом перевела взгляд на его лицо.
Он засмеялся типично по-мужски, польщенно и самодовольно.
– Ты не первая сидхе, пожелавшая отведать запретное яблочко.
– Но вы говорили, что первая.
– При всех – говорили. При других гоблинах. По гоблинским законам, если ты был с сидхе, на них должны остаться следы насилия. А не останутся – будешь считаться слабаком. Это самому напрашиваться на драки. Мы и без того полукровки-сидхе, Мередит. Если гоблины узнают, что мы не против обычного секса, нас станут вызывать на одну драку за другой, пока в конце концов не убьют.
Падуб провел по моему плечу ребром ладони.
– Нежность среди гоблинов не поощряется, а наказывается.
Я посмотрела на Падуба и снова на Ясеня – тот сказал:
– Мы сами живем по этим законам. Мы наказывали за нежность других. Твой ручной гоблин Китто немало пострадал от наших рук.
– А вам нравилось его мучить? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Только ты можешь так спросить. Прямо к делу, как гоблин, хоть у тебя и хорошенькое личико сидхе.
– Я еще и человек, – напомнила я.
Он кивнул и потянулся пальцем к моей щеке.
– И брауни тоже, хоть этого и не видно.
Я отвернулась, глядя в ночь.
– Моя двоюродная сестра Кэйр так ненавидела свое доставшееся от брауни лицо, что убила нашу бабушку ради крупицы власти.
– Мы слышали, что ты повела против нее Дикую охоту. Объявила убийцей родича.
Я кивнула.
– Верно.
Падуб обвил меня руками: покрытые шрамами мускулистые руки умели быть такими нежными! Он прижал меня к себе и прошептал мне в волосы:
– Мы одни сейчас и можем тебе сказать, как мы тебе сочувствуем. Мы понимаем, какая это страшная для тебя потеря.
Ясень придвинулся к нам, повернул мое лицо к себе и добился, чтобы я смотрела на него.
– Но перед миром, перед кем угодно, Мередит, перед кем угодно, кроме тебя, мы – гоблины. И вести себя будем как гоблины.
– Я понимаю, – сказала я.
– И это не притворство, Мередит. Это тоже в нас есть.
Падуб прижался лицом к моим волосам.
– У тебя такой сладкий и чистый запах, такой приятный. Так бы и съел.
Я слегка напряглась.
– От гоблина это звучит угрожающе.
– Не обманывайся, Мередит, – сказал Ясень. – Мы не только гоблины. Мы – это мы.
Он глянул на брата с упреком.
– Во мне от гоблина побольше, чем в брате, – признал Падуб.
– Были б вы сидхе, я бы сказала, что оральный секс – на ваш выбор. Но я знаю, что просить гоблина об оральном сексе – оскорбление. Я с вами играть могу, а вы со мной не станете.
– Это да, – сказал Падуб. – Но братик у меня извращенец.
Я даже не сразу поняла, а потом улыбнулась своей непонятливости. А Ясень смутился, подумать только.
– Здесь никто не увидит и не растреплет, – сказал он. – Могу делать что захочу.
– И чего же ты хочешь? – спросила я из объятий его брата.
– Хочу лизать тебя, пока ты от удовольствия не засветишься.
– А потом-то трахнемся? – спросил Падуб.
Ясень глянул сердито, а я рассмеялась.
– Непременно трахнемся.
– Я бы лучше занялся любовью, а не трахом, – сказал Ясень, и я увидела в его лице совершенно неожиданную мечту. Мечту о том, что ему на долю выпадало нечасто. Гоблины не понимают уединения в применении к сексу. Уединяться – это значит, ты чего-то стыдишься, или вообще неполноценный в этой области.
Я наклонилась к Ясеню, и Падуб выпустил меня, чтобы я смогла запечатлеть легкий поцелуй на губах его брата.
Он поцеловал меня в ответ, рукой скользнул к моей груди, потом оторвался от меня, чтобы прошептать:
– Ложись на спину, принцесса.
Я только и смогла сказать:
– О да.
Глава сорок четвертая
Ясень нагромоздил горку из одежды и подложил под меня, нагнулся ко мне, теплым дыханием согревая мне кожу. Над нами висела луна, белая и сияющая, висела так низко, что мне отлично видны были серые тени морей и черные пятна кратеров. Я потянулась к луне рукой, но как бы низко она ни висела, достать ее не удалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
