Сбоку выворачивается Шадрин. Совершенно целый, даже и не поцарапанный. Только весь засыпанный пылью.
— Ершов? Как там? — кричит он еще издали, кивая в сторону обрыва.
— Как сковородой по яйцам! Два десятка басмачей, словно тараканов тапком, прихлопнуло.
— Эх! — сокрушенно качает он головой. — Такое зрелище пропустил…
Увидев Кикотя, он осекается.
— Что с ним?
— Амба. Холодный.
— Ах, ты ж… — сержант садится рядом с его телом. — Эх, Вовка, Вовка… Как же так?
— Да, вот так…
Голованова я нашел около начала тропы. Привалившись к стене, он снаряжал магазин к автомату. Коротко докладываю ему об обрыве.
Он кивает.
— Еще могут с той стороны полезть?
— Сомневаюсь. Я сверху стрелял, они это видели. Залезть на этот склон под огнем — самоубийство. Они-то думают — там засада сидит.
Рассказываю ему про Кикотя, командир печально вздыхает.
— Сидорчука тоже убило. Мина — прямое попадание в окоп.
Совсем хреново. Теперь нас осталось семь человек.
Со стороны душманов опять замахали белой тряпкой.
— Опять говорить хотят? — прищурился командир. — Тоже неплохо, нам сейчас каждая минута дорога.
По тропинке на этот раз шли двое. Давешний «дух» и еще один — в простой одежде. Его лицо пересекала черная повязка, закрывавшая левый глаз.
— Неужто сам Хафиз пожаловал? — удивляется старший лейтенант. — Ну, что ж — пойдем, поговорим.
Мы оба выходим на тропу. Оружие оставляем у скалы, но вот одну гранату я все же прихватываю с собой.
Обходя побитых басмачей, подходим к парламентерам. А прилично их тут ребята покрошили! Понятно, отчего Хафиз атаку остановил — не ждал таких потерь.
Вот и гости.
Одноглазый стоит чуть справа, к нему и подходит старший лейтенант.
— Ты хотел со мною говорить? — спрашивает он.
— Я хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает «дух».
— Твое желание исполнилось. Можем расходиться.
— Ты так спешишь умереть?
— Все там будем… — флегматично отвечает командир.
— Хм! Но некоторые будут существенно раньше!
Старший лейтенант разводит руками. Мол, что поделаешь?
— Вы храбро сражались! — меняет тон Хафиз. — И поэтому у меня есть к тебе предложение.
— Опять уйти по тропе дальше? Пробовали — знаем. Не хочу.
— Ты не хочешь жить?
— Не хочу умереть как собака! Хлопну дверью так, что содрогнутся все.
— Это как же? — удивляется Хафиз.
— Да уж, способ отыщется… Заминирую твой склад — уничтожу плоды долгого труда твоих людей.
— Ты не рискнешь!
— Уже рискнул! Есть желание проверить? Прикажи открыть минометный огонь — и посмотри. Там, в пещере, пятьдесят килограммов тротила — такой салют будет видно издалека!
Хм, ну уж насчет пятидесяти килограммов — тут командир загнул! Да у нас столько и не было! Хотя «дух-то» про это и не знает… вон как его повело!
— Ты пожалеешь об этом, сын свиньи! Я лично вырву твои глаза! — Хафиза просто трясло от ярости.
Оно и понятно — столько бабла зараз потерять! Да еще и учитывая его отмороженность…
— Ты сначала до них доберись… — Голованов внешне абсолютно невозмутим, и только я понимаю, что он тоже уже на взводе.
— Что ты хочешь?! — выдыхает Хафиз.
— Уведи своих людей. Совсем. Мы проверим это — и тоже уйдем. Последнего заберет вертолет, который мы пришлем. И тогда он перед отлетом разрядит мины.
— Лжешь!
— А мне плевать на то, что ты думаешь. Сейчас сильнее я! Поэтому условия будешь ставить не ты!
«Дух» буквально обалдевает от такой наглости. Вот-вот его кондрашка хватит.
— У меня тут четыреста человек! Мы сотрем вас в порошок!
— Я уже предлагал вам посмотреть на взрыв? Последний из нас взорвет склад.
Голованов поворачивается назад, давая понять, что разговор окончен.
Хафиза буквально трясет. Внезапно, резким движением, он выхватывает откуда-то кинжал.
В следующую секунду на камни, звеня, падает кольцо с чекой.
— Остынь! — Граната в моей руке покачивается перед лицами душманов. — Только дерни рукой — и я разожму пальцы!
— А тебя, собачий сын, я найду даже на том свете! — цедит сквозь зубы одноглазый. — И всех вас, куда бы вы ни скрылись. Заройтесь в землю на полкилометра — и оттуда выну!
— Все сказал? — осведомляюсь я нарочито безразличным тоном. — Тогда — катись отседова!
Второй «дух» тянет Хафиза за рукав и что-то шепчет ему на ухо. Тот успокаивается и, мрачно на нас посмотрев, поворачивается назад.
— Уходят, товарищ старший лейтенант! — шепчу я Голованову.
— Да и нам пора…
Вернувшись назад, командир расставил нас по местам.
Потянулись минуты — все понимали, что долго ждать не потребуется, «духи» уже наверняка готовят новую атаку.
В наступившей тишине неожиданно громко прозвучал динамик радиостанции: «Береза-два! Береза-два! Ответьте двадцать восьмому!»
Одним прыжком Голованов оказывается у радиостанции и хватает гарнитуру.
— Здесь Береза, двадцать восьмой!
— Как обстановка?
— Держимся.
— Могу помочь оркестром — координаты давай.
Старший лейтенант быстро называет несколько цифр, смотрит на карту, морщит лоб и еще добавляет какие-то обозначения.
Слышу я его краем уха — в верховьях тропы уже началось нездоровое шевеление. Не иначе как басмачи атаку готовят.
— Ершов! — окликает меня командир. — Давай сюда!
Стоит только мне подбежать, он сует мне в руки гарнитуру.
— Давай, артиллеристам поможешь, а я — к ребятам. «Духи» вот-вот пойдут!
Беру в руки еще не успевший остыть наушник. Прикладываю к уху.
— Береза?
— На связи!
— Даю пристрелочный, смотри там…
Спустя несколько мгновений что-то хрипит в воздухе.
Бабах!
Разрыва я не вижу, о чем честно сообщаю собеседнику.
— Так и знал… вечно вы там напутаете… Где хоть бахнуло-то?
— Дальше где-то. Почти на тропе. От нас метров пятьсот будет, а то и больше.
— Урежем… Еще один…
Похоже, что упавший где-то в тылу у душманов снаряд только их подстегнул. Из-за поворота молча и без выстрелов разом выперла атакующая шеренга басмачей. Это было настолько неожиданно, что первые секунды никто из нас не стрелял. Потом ударил Пашкин пулемет. Его поддержали автоматы.
Без толку…
«Духи» заорали все разом и поперли просто безостановочно. Очереди валили их и пробивали бреши в плотной стене тел, но атакующие продолжали бежать.
— Береза! Уснул?!
— А? Нет… еще ближе надо!
— Держи…
Где-то наверху ухнуло, и на тропу обрушился ливень камней. Хвостовым душманам, должно быть, пришлось несладко…
— Есть! Есть! Только еще ближе — метров на сто! И левее на полсотни!
— Ага…
А передние басмачи уже были метрах в двадцати от наших позиций. Разом ухают две «монки», накрывая тропу визжащими в воздухе шариками. Первые ряды атакующих словно косою срезало. На секунду атака замерла. Но чей-то громкий крик «Аллах акбар!» снова толкает их вперед.
Хренак!
Черный столб разрыва встает на правом склоне. Ближайших басмачей отбрасывает, и сломанными куклами они катятся под ноги набегающим сзади.
— Здорово! — ору я в микрофон. — Как надо легло! Еще давай! Не спи там!
— Ну, ты и нахал! — отзывается собеседник. — Ладно, лови там… Четыре пошло!
Спустя несколько мгновений тропу накрывают сразу три снаряда. Один падает где-то в стороне. Но и этого вполне достаточно. Орудия бьют серьезные, не меньше чем стодвадцатки, а то и поболее. Не силен я в этом деле и разрывов раньше вот так близко не видел никогда.
Но как бы то ни было, «духам» хватает и этого. Взрывы разбрасывают душманов, и они начинают прятаться. Атакующий порыв слегка поутих…
— Давай! — снова кричу в микрофон. — Что вы там зависли? Еще столько же вали! Даже два раза по столько!
Собеседник только хмыкает.
И на тропу обрушивается еще пяток снарядов.
Все затягивает дымом и пылью. И в этом непроглядном облаке внезапно грохочет сразу десяток автоматов. Оборачиваюсь вправо и вижу…
Скользя по сброшенным веревкам, стреляя во все стороны, сверху спускается десяток басмачей. Вот оно как… был, значит, у одноглазого в колоде пятый туз. Они же уже в тылу у наших!
— Ближе двести, правее полтораста! Десять снарядов!
— Сдурел?!
— Кто тут из нас более глазастый?! Я здесь — а ты за три версты! Давай!!!
Меня подбрасывает в воздух и шмякает боком о камень — хреново я все-таки расстояние определять умею… Слишком близко снаряды легли.
