на северо-западе, на границе с Сяньян? Там даже заставы не стояли, хватало дежурных отрядов, ведь граница была видна издалека. Пылающие красным деревья для земель Красной Птицы… Сошествие гор уничтожило те рощи, а после до деревьев уже никому не было дела.
Зачарованная негромким приятным голосом Чжунай повернулась. У Иньлин смотрел на нее, чуть прищурившись.
– Так почему Цинь Сяньян напал на Чу Юн, дева Чу? Вижу, тебе известна причина.
– Потому что мой отец заигрался в недозволенное и хотел присвоить божественную силу. Он призвал и пленил Красную Птицу, – резко ответила Чжунай. – Сошествие гор – результат божественного гнева, а молчание богов – месть за нанесенное оскорбление. Цинь Сяньян пострадали мимоходом.
Вот так: история об алчности и несправедливости уместилась всего в пару предложений.
Глаза У Иньлина расширились, хотя он почти не поменялся в лице.
– Вот оно что… – пробормотал он, с треском сложив веер. – Тогда Цинь Сяньян ведет месть, и могу ли я осуждать их?
– Доказательства вины моего отца у меня с собой, – торопливо сказала Чжунай. Вдруг он решит, что договориться с захватчиками будет удобнее, выдав им ее с братом? Естественно, он должен в первую очередь думать о безопасности своего клана.
Однако не успели обида и ощущение скорого предательства захлестнуть ее, как У Иньлин, прошуршав одеяниями, поднялся, сел возле нее и взял ее руки в свои. Девушка непонимающе уставилась на них: некрупные для мужчины, очень изящные, но – она помнила – полные почти божественной силы.
– Дева Чу, – торжественно заговорил У Иньлин, – прошу тебя выслушать меня. Пока неизвестно, чем обернется вторжение Цинь Сяньян, войной или колоссальными изменениями мира, но здесь и сейчас я думаю не только о своем клане. Ты пришла ко мне, ты доверилась мне, и я клянусь быть достойным твоего доверия. Твоя безопасность – вот что важно для меня, и ради нее я предлагаю тебе стать моей женой. Я понимаю, что уже предлагал и ты отказала, и знаю, что ты меня не любишь, но я обещал тебя защитить и останусь верен своему слову. Сбежавшая наследница Чу Юн, клана, который Цинь Сяньян ненавидит, – это одно. Супруга главы великого клана – совсем другое. Никто не рискнет объявить мне войну, ведь меня поддержат и другие. Умоляю, не сочти меня тем, кто пытается воспользоваться твоим положением, ведь до сего дня, смею надеяться, я не давал повода думать о себе как о человеке с подобными помыслами.
Чжунай все же выдернула руку – одну, вторая так и осталась в его ладонях. Под пальцами оказалась плотная ткань ханьфу; девушка беспокойно мяла ее и выкручивала, пытаясь найти хоть какие-то слова, но они исчезли, растворились в звоне сошедшей с ума струны. К горлу подступил панический комок.
– Дева Чу, ты в порядке? – нарушил молчание У Иньлин. – Если я задел или оскорбил тебя таким предложением, скажи, и я обещаю забыть о своих словах. Мы найдем другой путь; да, будет сложнее и меньше гарантий, но я…
– Глава У… – Чжунай подбирала слова: проклятье, и почему косноязычие настигает ее рядом с именно этим человеком? – У-сюн, зачем тебе дочь предателя? Цвет уже покрашенного шелка не изменить, черная краска не отмоется[390], негодную ткань проще выбросить и покрасить новый отрез в нужный цвет.
У Иньлин мягко улыбнулся:
– А что делать, если мне нравится тот цвет, который я вижу? И новый отрез мне не нужен?
– У-сюн, ты же… Ай, к демонам все! – Чжунай сама взяла его за руку, не давая себе времени передумать. – Я согласна, но не хочу, чтобы ты думал, будто я соглашаюсь только из желания спасти себя. Я… наверное, ты мне тоже нравишься.
– Меня вполне устроит этот ответ. – Молодой глава поцеловал ее пальцы. – Надеюсь, ты простишь мне отсутствие обмена свадебными письмами[391] и испрашивания благословения у твоего отца?
– Кому нужны эти письма? – фыркнула Чжунай. Ей внезапно стало легко и весело. – Благоприятный день мы выберем сами, а благословение… Мой отец и раньше бы его не дал, а теперь на него и подавно рассчитывать не стоит. Пин-эра спросим, и ладно. А твои родители? – спохватилась она.
– Най-Най[392], я – глава клана. – Ласковая улыбка так преобразила его лицо, что Чжунай засмотрелась и даже не обиделась на нежное прозвище. – Уж право самому выбирать себе жену я вполне заслужил. Кстати, ту часть свадебного обряда, что касается подарков невесте, я собираюсь соблюсти в точности. – И он ловко вытащил из рукава узкую длинную коробочку из лакированного бамбука. – Это моя благодарность тебе, циньайдэ[393], за то, что оказала мне честь.
В коробочке обнаружилась длинная однозубая шпилька-цзи из нежно-зеленого нефрита с бронзовой головкой в виде феникса с гранатовыми глазами.
– Но феникс ведь – знак императриц, – растерянно проговорила Чжунай, поглаживая отполированный до блеска камень.
– Хо Фэнхуан дарила заботу и защиту женщинам в те времена, когда императорской власти еще не было. – У Иньлин тихо рассмеялся. – К тому же Ее Величество Вэй Чуньшэн сама из совершенствующихся и точно не будет против. О ее добром сердце ходят легенды.
Проснувшийся позже Хэпин, изрядно сбитый с толку пребыванием в новом месте (Чжунай с невольным стыдом вспомнила, что брат впервые покинул клан ради недавнего Совета), горячо, однако, поддержал предложение У Иньлина.
– Да, я еще не достиг совершеннолетия и распоряжаться судьбой сестры не имею права – я и не стал бы, вы же знаете ее нрав, глава У, – все же благословляю ваш союз и надеюсь, что он принесет мир и покой в семью, не знавшую мира и покоя почти сто лет. Пусть мы с сестрой и все, что осталось от этой семьи.
У Иньлин растроганно обнял его и обещал заботиться как о младшем брате, о котором всегда мечтал. Хэпин вызвался помочь с устройством свадебного пира, а глава У со своей невестой отправились навестить родителей жениха.
У Исыань, прежний глава клана, встретил их вместе с женой на пороге надежно укрытого в прибрежных скалах скромного дома. Еще не старый на вид, но полностью седой, он внимательно и цепко осмотрел Чжунай, и та поежилась под этим взглядом. Они были очень похожи с сыном; наверное, таким в свое время станет и У Иньлин – человеком, чьи колебания духа созвучны мирозданию.
– Уж не та ли это девушка, к которой ты сватался и получил отказ, Лин-эр? – спросил он и, получив утвердительный ответ, вздохнул: – Что ж, если уж я доверил тебе клан, в этом деле и подавно должен довериться.
Мать У Иньлина просто крепко обняла их обоих и пожелала счастья. Тепло ее рук напомнило Чжунай почти забытое ощущение матери рядом, и она, дрожа от собственной смелости, попросила дозволения навестить будущих свекра и свекровь еще раз. И получила его.
Первый свадебный поклон, Небу и Земле, Чжунай и ее будущий муж совершили еще на террасе; второй – родителям жениха – в поместье У Исыаня и его жены; третий, друг другу, должны были сделать в храме предков У Иньлина. В пахнущем лотосами полумраке, перед табличками с именами предков чужого клана Чжунай внезапно оробела. Все это: и новая сложная прическа с новой шпилькой с фениксом, и новый наряд – праздничный шелковый ханьфу в цветах У Минъюэ – принадлежало будто не ей, будто она украла, присвоила то, что ей не полагалось ни по родству с Чу Юн, ни из-за недостаточно сильных чувств.
– В чем дело, циньайдэ? Тебе неуютно? Ты передумала? – тихо спросил У Иньлин. В его голосе не было разочарования, он искренне хотел знать.
Он действительно принял бы любой ее ответ.
– Ты будто император, которого я обманом заставляю переплыть море[394]. Ты точно уверен, что хочешь этого? – вот она и задала этот вопрос. Вот и…
– Циньайдэ, ты боишься, что небо упадет? Что море вскипит, а скалы обрушатся вниз лавинами? Все это пустые страхи. Для меня главное – ты, наследница клана или нет, богата ты или все твое имущество помещается в шэньку. – Он бережно заправил ей за ухо выбившуюся прядь. – Знаешь, я слышал, что бамбук цветет всего раз в сто лет и тратит
