на это столько сил, что цветение его заканчивается гибелью. Я вижу, как ты расцветаешь, и уверен, что это лишь начало новой судьбы, яркой и прекрасной. Ты будешь жить. Что ты ответишь мне?
– Если твой красный феникс примет мою красную птицу[395], – Чжунай провела кончиками пальцев по его подведенным зеленой краской векам, прикоснулась к изящному разлету бровей, – я останусь с тобой.
Светом, которым вспыхнули его глаза, можно было осветить три храма.
– Почтенные предки, – он поклонился сначала им, потом Чжунай, – пожелайте нам долгой жизни, чтобы разделить красоту этого бескрайнего мира даже за тысячи ли друг от друга.
Кланяясь ему в ответ, Чжунай впервые за всю жизнь почувствовала себя в безопасности и на своем месте; струна вызванивала стройную, радостную мелодию, так похожую на звучание колокольчиков У Минъюэ. Под нежным, спокойным, понимающим взглядом У Иньлина Чжунай подумала о том, что у нее, возможно, наконец-то появились настоящая семья и настоящий дом.
Глава 15. Среди глубоких вод и жара огня
[396]
Шуньфэну никогда прежде не доводилось видеть разрушительную мощь стихии. После Сошествия гор земля на долгое время успокоилась, гора Байшань на северной границе просыпалась последний раз еще до его рождения, а сошедшие с ума огненные талисманы на памятной охоте – той самой, где впервые появилась «волна», – не были и вполовину так опасны, как то, что творилось теперь.
Сапоги скользили по смеси грязи и пепла, в которую превратилась земля в долине, сухой дымный воздух царапал легкие, адепты заходились кашлем, сплевывая темно-серую слюну. В неясном сумрачном свете они походили на отряд мертвецов: бледные, с вытаращенными глазами, с темными от сажи провалами ртов. Тихие.
Они осторожно спустились по дальнему склону, стараясь не привлекать внимания чудовища, и, растянувшись цепочкой, отправились вдоль подножия туда, где последний раз видели большой отряд Хань Ин. Несложно было слиться со скалами: падающий с неба пепел быстро стер различия меж их ханьфу, и все они словно стали единым безликим кланом. Путь их молчаливой процессии преграждали не только тучи золы, вздымавшейся от любого движения, и покореженные камни, впивавшиеся в подошвы, но и «волны». Такие же беззвучные, как заклинатели, шедшие одна за другой, заставлявшие теряться в пространстве и захлебываться грязным воздухом фэни, кэ, бесценные отрезки времени. Те, кто приходил в себя быстрее, бросались на помощь товарищам. Схватить, встряхнуть, направить ци, зажать рот, чтобы не рвались наружу предательски громкие стоны.
Они двигались. Медленно, но помня о своей цели.
Птицу в очередной раз скрутили очередной сетью, для надежности закрепив ее несколькими крюками – на каждом повисло несколько заклинателей, удерживая чудовище на земле. Они стояли там же, где пали их собратья, и багровый свет плясал на мертвых лицах заревом пожаров.
Так или иначе, но это дало им немного времени – как раз хватило, чтобы найти Хань Даичжи.
Шуньфэн заметил его у большого, стоящего на торце камня. Всегда собранный, с безукоризненной осанкой глава Хань тяжело привалился к бугристой поверхности; на уставшем лице – как и на лице любого сейчас – были заметны пятна сажи, яркий лазурный ханьфу поблек от пыли и порвался на подоле.
– Глава У, глава Янь, молодой господин Янь, – он зашелся лающим кашлем, но все же сумел поприветствовать новоприбывших, – рад, что вести дошли до вас.
Тут он заметил Чу Чжунай, удивленно вскинул брови, но все так же вежливо поклонился:
– Дева Чу, благодарю за неравнодушие.
– У-фужэнь, если позволите, глава Хань, – почтительно поправила его молодая заклинательница, – я не могла остаться в стороне.
Шуньфэн даже ощутил что-то сродни гордости, увидев, как быстро она взяла себя в руки. Он, в сущности, никогда не относился к дочери Чу Мидяня плохо – в конце концов, его мать покровительствовала ей.
– Вот как… – уронил Хань Даичжи. – Примите мои поздравления, глава У, У-фужэнь. С удовольствием обсудил бы с вами и новый статус, и судьбу земель Чу Юн, но, сами видите, жизнь не стоит на месте. Нам очень повезет, если вместо свадебного торжества, пусть и запоздавшего в силу разных причин, не придется устраивать похороны.
– Расскажите коротко, что произошло, глава Хань, – устало попросила Янь Хайлань. – Какая помощь вам нужна?
– Чудовище надо удержать на земле любой ценой, мои адепты и адепты Вэй Далян уже на пределе. Если ваши подчиненные помогут им, мы выиграем еще немного времени.
По кивку главы Янь две трети адептов побежали к птице, на ходу вытаскивая мечи – без сомнения, сожаления, сопротивления. Словно и не видели чужих смертей. Хань Даичжи продолжил, вновь оперевшись о валун:
– Это началось два дня назад. Пара очевидцев из моего клана, облетавших тогда долину дозором, рассказали, что горная гряда там, где до Сошествия гор стоял главный храм Чу Юн, сложилась как домик из бамбуковых палочек и из-под нее вырвался столб пламени, очертаниями напоминавший птицу. Когда пламя чуть погасло, появилось… вот это. – Изящная рука в обожженном рукаве указала на чудовище. – Оно не похоже ни на одну известную нам нечисть, и именно оно – источник тех самых «волн». Благодаря вашему вмешательству, глава У, и своевременно собранному Совету мы были предупреждены о «волнах» и их воздействии, и потери оказались не столь велики, но все же… – его лицо исказилось, – погибло не менее сотни адептов кланов Хань Ин и Вэй Далян. Мы не теряли стольких людей разом со времен Сошествия гор.
– Соболезную вашей утрате, глава Хань. – Янь Хайлань склонила голову – коротко, отрывисто, но с чувством.
– Благодарю, глава Янь. Это еще не все. С каждой «волной» поднимается нечисть, причем даже в тех местах, где, казалось бы, все давно вычищено. В основном она идет с юга, из земель Чу Юн, но и на севере неспокойно. Мой племянник с частью наших адептов обходит границу, отлавливая недобитых тварей, но, боюсь, наши главные беды еще впереди.
– Хоть немного понятно, чего именно хочет чудовище и куда оно направляется? – поинтересовался У Иньлин, сжимая свой боевой веер так, будто это меч.
– На восток оно рвется, а мы держим! – раздался новый голос, и Шуньфэн, даже не оборачиваясь, мгновенно узнал его: обычно звонкий, сейчас тот ощутимо хрипел, но был так же оживлен. – Здравствуй, Янь-сюн, мое почтение главам Янь и У! – И чумазый Вэй Юншэн, коротко поклонившись, без стеснения облокотился на плечо Шуньфэна. Тот невольно придержал главу рукой.
– Мое почтение главам! – И рядом с Вэй Юншэном встал… еще один Вэй Юншэн? Да нет, конечно же, не он, а его брат-близнец: вот и украшения на шее и в волосах, на руках парные браслеты с тепло-золотистым янтарем.
Шуньфэн воспользовался возможностью хоть ненадолго переключить свое внимание и беззастенчиво уставился на братьев. Шумный и яркий Вэй Юншэн заставил его сбросить тот оцепенелый ужас; от места, где их тела соприкасались, текло словно не только тепло, но и живая, кипящая ци. Словно?..
Звездные глаза старшего главы Вэй сверкнули, когда он прочитал во взгляде Шуньфэна осознание. Он улыбнулся: легко, искренне, будто и не было вокруг хаоса, будто и не могли они все сегодня умереть.
Не человек, воплощенная стихия. И брат его такой же, оба одинаковые, скроенные из двух половинок одной ясной ночи: небесные огни в глазах, непокорная тьма волос, даже разводы сажи на чистых открытых лицах одинаковые.
– Главы Вэй, – морщинка недовольства прорезала высокий лоб Хань Даичжи, – я уже говорил и повторю: вы слишком рискуете и несерьезно относитесь к нашему положению. Будьте благоразумнее, ваши адепты нуждаются в вас.
– Говорит мне тот, кто сам в первых рядах сражался с этой крылатой жаровней! – хмыкнул Вэй Юнмэй, и Шуньфэн, все еще пораженный, невольно улыбнулся, ощущая, как прерывается наконец ток чужой энергии сквозь его меридианы. Близнецы обладали удивительной способностью заставлять не бояться смерти и боли. – Не волнуйся, Хань-лао[397], умирать ни я, ни Шэн-гэ[398] не собираемся – самоубийство об эту птичку в наши планы не входит.
