Киара, все еще пораженная тем, что Изобел в наших руках.
— В вонючем клубе в самом центре Манхэттена. Она была в говно, а я пришел туда с Беллой, — коротко поведал я.
— По идее, она должна быть с Уильямом. Не понимаю, почему она явилась одна…
Вместо ответа я пожал плечами. Мне было наплевать, почему она была одна в ту ночь. Я хотел лишь одного — чтобы пришел Эш и спросил у нее, где «жених». О, легок на помине. Он как раз вошел в дверь.
— Где эта шлюха?
— В подвале, — ответила Киара, поднимаясь со стула.
Кузен ядовито осклабился и объявил:
— Пришло время воссоединения. Пойдем встретимся с моей бывшей.
Глаза его устрашающе сверкали. Когда Эш вот так радостно рвется к человеку, которого ненавидит, жди воплей боли и очень много… кровищи.
Глава тридцать седьмая Голубой или зеленый Бен
— Ты… — выдохнула Изобел, когда ее бывший вошел в комнату.
Двое мужчин, стоявшие навытяжку за креслом Изобел, и глазом не моргнули, увидев босса. Да начнется спектакль…
Скрестив руки на груди, я отшагнул к двери вместе с Киарой. Эш, посмеиваясь, взял второй стул и сел напротив Изобел. Та смотрела на него так, будто видела впервые.
Кузен зажал в зубах сигарету.
— Ты все так же красива… — С его уст сорвался издевательский смешок. — И все такая же сволочь. Некоторые вещи не меняются.
— Не такой я ожидала встречи, Эш. Надеялась на гостеприимство, — с притворным вздохом произнесла она. — Почему я здесь?
— Не торопись, Джонс, у нас куча времени! Лучше расскажи, что ты делала на Манхэттене.
Она в свою очередь ухмыльнулась и ответила наглым тоном:
— Я отрывалась в отпуске, как вдруг один из твоих людей решил похитить меня. Еще и во время моей любимой песни!
Она поморщилась, разминая запястья, прикованные к металлическому стулу наручниками.
— У тебя отпуск? — повторил Эш. — С каких пор твой хозяин позволяет тебе разгуливать в одиночку?
Она рассмеялась:
— Ты говоришь так, будто я его собака, Скотт.
— Для меня так и есть, — откровенно заявил он, снова затянувшись.
— Собака, которую ты трахал и при этом любил…
Взгляд Эша потемнел, но он не повелся на провокацию. Посмотрев на своих людей, спросил:
— У вас здесь есть пепельница?
Мужчины покачали головой.
— Какая жалость, — пробормотал Эш.
Он поднес горящий окурок к ключице Изобел. И, ухмыляясь, прижал его к загорелой коже. Да начнется спектакль!
Джонс закричала от боли, извиваясь на стуле. Эш горящими глазами смотрел, как она страдает. Не хотел бы я оказаться на месте этой сучки. Кузен может быть настоящим садистом, когда захочет.
— Какой же ты все-таки козел! — выплюнула Изобел сквозь стиснутые зубы.
— Ты так думаешь?
Эш отодвинул стул, зашел к ней за спину и прислонился к стене.
— Я твоего мнения не разделяю, — добавил он.
Изобел прерывисто задышала, и комнату заполнили тихие стоны.
— Что тебе от меня нужно? — безжизненно просипела она, не оборачиваясь.
— У тебя есть неприятная привычка торопить события.
— А у тебя… продлевать… удовольствие, как я погляжу, — усмехнулась она, дергаясь на стуле.
— Отвечай, Джонс, что ты делала на Манхэттене? Без своего хозяина, — уточнил Эш, вынимая новую сигарету.
— Я уже сказала: у меня отпуск, — сварливо повторила она. — Когда Уильям узнает, что ты похитил меня, он приедет и тебя убьет.
Угроза Изобел возымела обратный эффект: кузен разразился неудержимым смехом. И хуже всего то, что это был настоящий смех, без капли иронии.
Я хмыкнул, а Киара недовольно покачала головой.
— Ладно, признаю, что твое чувство юмора стало получше, раньше ты меня так не веселила, — хохотнул Эш, подойдя к ней. — Пусть приезжает! Это избавит меня от необходимости искать этого труса и отщепенца.
— Что тебе от меня нужно? — спросила она снова, злобно вперившись в него.
— Здесь вопросы задаю я, — заявил Эш, поставив стул перед ней и усевшись.
Он изучал ее лицо, все еще искаженное болью. Я возрадовался, глядя на это. Пусть эта сука горит в аду или прямо здесь.
— Где он?
Два слова. Один вопрос.
И хохот, на этот раз — ее.
— Ты похитил меня, чтобы выйти на Уильяма? — нагло спросила она. — Он, может быть, и трус, но… ты никогда не мог до него добраться.
— Если говорить честно — чего ты никогда при мне не делала, — достать его не так уж и сложно. На самом деле даже слишком просто.
Она снова захихикала:
— Просто? Будь это просто, ты бы уже давно его прикончил.
— Ошибаешься, котенок, — прошептал он, назвав ее прозвищем, которое дал ей в самом начале. — Если бы он узнал, что я его ищу, я бы потерял больше. Видишь ли, предпочитаю играть молча.
— Потерял? Уж не о своей ли малышке-подопечной говорит наш великий Эш Скотт?
Взгляд кузена потемнел. Лицо исказилось от гнева.
— Кажется, я попала в точку, — обрадовалась Изобел. — Кстати, о ней — ты ведь явно ее выбрал, потому что она так похожа на меня…
— Врежь ей! — рявкнула Киара, метнув на нее свирепый взгляд.
Эш поднял указательный палец, чтобы Киара не поддавалась на провокации этой шлюхи, которую мне хотелось прирезать.
— Однажды в Монако я сказала тебе: ты ищешь частицу меня в каждой женщине. Помнишь? — игриво спросила его бывшая.
Эш бесстрастно разглядывал сигарету. Нахмурившись, я просчитал, что будет дальше: внешне спокойный Эш + внутренне разъяренный Эш = вероятность убийства = в конце мне придется прибирать.
— В тот же вечер, когда я пристрелил твоего дружка Вуда? Да, припоминаю. Его последний вздох был божествен. Если бы я искал частицу тебя, как ты удачно выразилась, поверь, на планете осталось бы очень мало женщин.
— Мой дружок, который позаботился о твоей крошке? Как же ее зовут? А-а… Элла.
Эш искривил губы в злой усмешке. Он полез в карман и вытащил перочинный нож. Изобел проследила взглядом за лезвием, а я приготовился. Время расчленять. Может, сделать фотографии на память?
— То есть ты знала, что он задумал?
— Он знал, что она твоя невольница, я не стала мешать ему, — надменно ответила она.
Взгляд Эша стал таким же черным, как и его куртка. Он нацелил нож ей в плечо, а потом направил его на ожог. По гримасе Изобел я понял, что он прижал лезвие к обожженной плоти. Раздался вой. Эш всадил нож.
Изобел тряслась от боли, прикусив щеку, к большому удовольствию кузена, который медленно провел лезвием вдоль ее предплечья, не забыв сделать надрез, так что она вскрикнула.
— Не смей больше упоминать ее имя, —
