— Я счастлив с тобой, Диана… А ты?
Что за глупый вопрос. Я улыбнулась и очертила пальцами его лицо в темноте.
— Ты же знаешь, я счастлива тоже.
Невидимые, его виски были выбелены сединой, густо прошившей коротко остриженные волосы. На лбу пролегли неизменные спутники жизни — морщины, красивые, мудрые, но мне еще больше нравились те, что у глаз лучились весельем, лаской, теплом… Его руки оставались все так же сильны, и плечи, защищавшие меня от мира, широки, а возраст… возраст не имел значения — мы прошли сквозь эти годы вместе.
Он прикоснулся губами к моему уху и шепнул едва слышно:
— Я люблю тебя…
Потянувшись к нему с ответным поцелуем, я заверила его, наверное, в миллионный раз за время, прожитое с ним, что люблю его тоже, конечно же, тоже люблю.
А утром… я нашла его со спокойной улыбкой на лице и моим локоном, обвивавшим его пальцы — заснувшего навечно, …и долго, долго омывала его тело слезами.
Причиной был банальный инфаркт, как выяснилось позже.
Но теперь, высыпая все, что от него осталось — невесомый пепел, в залив, где мы любили друг друга, я не плакала — улыбалась, благодарная судьбе, что он в моей жизни был.
И это была счастливая и …долгая жизнь.
Я почти засмеялась, чувствуя его рядом на полшага сзади за правым плечом, усмехающегося и пораженно покачивающего головой вместе со мной.
Могли ли мы подумать, что она будет такой долгой?..
Да никогда!
Я так и не сумела заставить себя показать Кайлу записку, суеверно боясь разрушить волшебство освобождения. Она лежала, спрятанная, в глубине ящика с бельем, затаившись, как спящая бомба. Я тихо — не дыша, открывала шкаф, брала нужное и с облегчением выходила из комнаты.
И, наверное, это было к лучшему.
В страхе потерять наши крошки времени, мы проживали каждый день, как будто он последний — наслаждаясь друг другом и всем, что мог предложить нам мир. И даже, когда из дней выросли месяцы, а потом и годы, мы не утонули в рутине — не забыли, что конец неизбежен и внезапен.
Редкие гости, посещавшие наш уединенный дом, поражались, видя наши соединенные руки и беспрестанно соприкасавшиеся взгляды.
— А сколько вы вместе?
— Год.
…..
— Десять лет.
…..
— Уже скоро тридцать.
…..
Недоверие в их глазах нас смешило — это была лишь внешняя сторона близости. А ведь существовала и другая — мы не пропускали и дня…
Поставив заслон из нежности, ласки, доверия, мы не дали войти в нашу драгоценную жизнь тому, что ее разрушает: ссоры, обиды и мелочность — все осталось за дверью. Шпион, пожелавший вывести нас на чистую воду, не нашел бы, чем поживиться: никогда в нашем доме не звучал повышенный голос…
— Так не бывает! — говорили все… И ошибались.
Это была счастливая жизнь…
Когда Кайл решил бросить занятие предков, я долго не знала, как относиться к такой перемене. С одной стороны, мне хотелось прыгать от радости, что он перестанет дергать тигра за усы, а с другой — совесть напомнила, что он опять переворачивал свою жизнь из-за меня. Но, поразмыслив, я поняла, что он прав.
Каждый заказ мог оказаться ловушкой. Несмотря ни на что — мне ли было не знать, как быстро менялось настроение Кристофа. В бесконечной череде его лет я была даже не страницей — так, неудачной фразой, уже, наверняка, потерявшейся в бездне памяти, и поэтому ничто не мешало ему утешить свое эго — поиграть со своим чрезмерно удачливым соперником.
То, что раньше было просто опасно, теперь становилось опасно втройне.
Но Кайл, талантливый химик, не остался без дела — бывшие коллеги все еще нуждались в его хитроумных составах.
Одна из комнат, удаленная от спальни больше других, постепенно превратилась в лабораторию, оснащенную самым современным оборудованием. Кайл хмурился и ворчал, что весь дом провонял, и что надо бы устроить для этого отдельное помещение, но было видно, что ему по душе возня с реактивами рядом со мной. Он приходил поделиться удачей или, напротив, в раздражении швырял в угол защитный халат, обнимал меня и говорил, что ему необходимо немедленно отвлечься, и тогда дело пойдет. И я с удовольствием помогала ему в этом…
Не ожидая, я нашла себя в переводах. Мое знание языков опять оказалось полезным. Первый раз я перевела для Кайла свою любимую книгу, как подарок на его день рождения. Он восхищался сверх меры, смущая меня своими эпитетами в превосходной степени. Но затем, тайком от меня, он отвез перевод в одну из редакций и вернулся, победно размахивая контрактом. Все мои попытки выяснить, как ему удалось так быстро это провернуть, натыкались на невнятные объяснения. И хотя у меня было подозрение, что без должников тут не обошлось, я все равно была ужасно рада, и вечером, хватив лишку, торжественно поклялась, что однажды опишу свою сумасшедшую жизнь.
— Это б-будет б-бест-бестселлер! К-клянусь! — пьяно заикалась я, едва фокусируя взгляд на Кайле.
Он смеялся и согласно кивал головой, раздевая меня и укладывая спать. А я изо всех сил пыталась попасть поцелуем по его губам …и все время промахивалась…
Это была счастливая жизнь.
И вот она ушла вместе с ним, и теперь везде было пусто…
Глядя в спаянную синь неба и океана, я пыталась найти горизонт. Я точно знала, где он должен быть — вон там, на уровне дальней скалы …но линии на знакомом месте не было.
Такая же потерянная, дезориентированная в пространстве и времени, я не понимала, что делать дальше.
Можно приготовить обед. Но пришлось бы накрывать стол для одного — одна тарелка, одна ложка, одна чашка, одна… Есть не хотелось.
Можно было бы почитать. Но кто спросит: «Над чем смеешься, любимая?», и, целуя, заглянет в книгу, желая разделить веселье …на двоих. Смогу ли я еще смеяться?
Или, может, послушать музыку. Но кто обнимет меня и неожиданно закружит в танце, заверяя, что любит, любит, любит…?
Или попытаться уснуть, забыться? Но без жарких объятий в одинокой постели я не смогу сомкнуть глаз до утра…
Я не знала, как жить.
И зачем…
** ** **
— …В прошлом году в это время уже лежал снег. Да и солнечно было, морозно, не то, что сейчас — болото под ногами, все простужены, носы текут… Эх, молодежь! Ни на что не годны. Вот взять меня — никогда не болею! Моя жена, мир праху ее…
Я даже не пыталась изобразить интерес и смотрела в окно, за которым, и в самом деле, был тоскливый серый день, без конца поливавший усталую землю.
— …другого хозяина такого не найдешь, говорила она, золотые руки…
Сама виновата.
Что я здесь забыла?
