— Как дела? Порядок? — спрашиваю Рашида.
— Еще не разобрался, но движемся в правильном направлении. — Он потирает глаза. — А у вас, смотрю, прогресс впечатляет. Пара недель, и палка не потребуется.
— Сплюньте и перекреститесь, — говорю, не в силах скрыть радость в голосе.
— А я вам говорил, что нужно здесь проходить физиотерапию, — укоряют меня.
— А не выпить ли нам кофе? — спрашиваю в попытке сменить тему.
— Что я слышу, Кирилл! — восклицает Рашид, потирая руки. — Вам разрешили кофе! Ирина! — зовет он секретаршу. Но без толку — когда я проходил, ее не было на своем месте. И таков уж закон подлости, обитающий в этих смежных кабинетах: именно когда Ирине потребовалось отойти, Рашид вздумал ее вызвать. — Объяснит мне кто-нибудь, зачем мы платим деньги девице, которой никогда нет на месте?! Садитесь, Харитонов, я сам сделаю.
Сидя в кабинете Рашида, я тайком изучаю заявление Жен. У нее крупный почерк с неожиданно женскими завитушками. А еще понятный. Интересно, она просто не успела его испортить или у нее их два? Евгения. Красивое имя, хотя короткое — Жен — ей идет больше. Более стремительное и порывистое, но не резкое и не грубое. Идеальное. Для нее. Она не может быть кем-то иным, банальным, обыденным, не должна сливаться с толпой. Она Жен.
Я всегда любил примерять на лица имена и статусы. Сидя на совещаниях, убивал таким образом время. Смотрел и представлял, кем должен быть тот или иной человек. Мне доставляют удовольствие люди цельные, непротиворечивые. Но управлять такими сложнее. Хотите доказательство? Да тот же Мурзалиев. Ради себя и своих желаний сделает что угодно.
Потягивая долгожданный и оттого еще более изумительный кофе, я снова и снова возвращаюсь к мысли, что Рашид устроился отлично. У него не очень большой, но светлый кабинет с огромными окнами на юг и видом на дворик, где в хорошую погоду прогуливаются уставшие от стен пациенты. Обычно здесь просто светло, но сегодня тот самый редкий питерский денек, когда из-за туч выглянуло солнце, и льющиеся лучи аж слепят. Приходится переводить взгляд на серо-голубой офисный ковролин. При оснащении центра мы ориентировались на хорошо знакомую мне Германию, и, на фоне других русских клиник, наш центр, разумеется, выигрывает с разгромным счетом. Естественно, Муразлиев более чем доволен своим статусом.
— Кстати, вы не могли бы…? — спрашиваю, пододвигая к Рашиду заявление Жен Санны. Тот с самым будничным видом притягивает к себе бумагу, но, когда видит, что в ней, начинает хмуриться и поглядывать на меня.
— Кирилл, я думал, мы это уже обсуждали.
— Это всего лишь заявление.
— Которое неминуемо оказалось бы на моем столе, но утверждать я его не собирался. Потому что бунт на корабле нам ни к чему, — многозначительно приподнимает он брови.
— Бунт?
— Славная компашка из Капранова и его протеже уже устроила одному главврачу веселую жизнь. В результате Павла потеряла своего лучшего нейрохирурга и ваши деньги, а эти двое устроились тепло и комфортно на новом местечке.
— Павла ничего не потеряла. Я дал ей отличные отступные. Не переживайте.
— Харитонов, — вдруг наклоняется ко мне Рашид, мрачно сводя брови. — Я за Мельцаеву не переживаю. Только за себя. Потому это заявление — последнее, что я делаю с вашей подачи относительно Евгении Елисеевой. Не вздумайте и дальше ломать мне политику управления кадрами.
Рашид раздраженно щелкает ручкой и уже заносит ее над бумагой, но затем поднимает голову:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы знали, что я был женат? — вдруг спрашивает он.
— Конечно, — киваю.
Разумеется, мы собирали на Мурзалиева всю доступную информацию. Женился он еще в университете. Учился в Москве, и затем вслед за женой уехал проходить интернатуру в Петербург, да так и застрял, хотя в двадцать семь уже развелся. Детей нет. Домашних животных не держит. Человек-одиночка, который своей свободой не тяготится, а благодаря амбициям готов целиком и полностью вложиться в науку. Имеет опыт управления исследовательскими группами. На должность главы медицинского центра подходит идеально.
— Мой брак был ужасен, я счастлив, что он закончился. Поэтому теперь каждый раз, когда я встречаю интересную мне женщину, напоминаю себе, что всего несколько месяцев и к феромонам начинает вырабатываться иммунитет — страсть проходит, превращается в привычку, а отношения замусоливаются, как обивка дивана. Краткосрочное удовольствие, которое не стоит того, чтобы совать голову в петлю. Но, возможно, оно необходимо, чтобы понять, насколько мы ошибались.
Подтекст его слов будто по голове ударяет. Хватаю чашку кофе и делаю последний глоток — чуть-чуть жидкости и густая масса измельченных кофейных зерен. Неприятно, но я едва замечаю. Во рту ужасно сухо. Представлял ли я ночь со своим доктором? Сколько угодно. Но задумывался ли об этом всерьез? Нет. До слов Рашида… Я был бы не против отмотать все это назад.
Мой физиотерапевт внимателен и безжалостен. Поверьте, это стократ хуже любого лодыря или разгильдяя. Он не дает расслабляться, мало позволяет отдыхать. Думаю, из него вышел бы отличный тренер. В последнее время он усаживает меня на кушетку, привязывает к ногам грузы (символические, но все же) и заставляет их поднимать. Это больно и очень тяжело. Восстановление мышц идет медленно, они привыкли к неподчинению и возвращаться обратно не желают. Но от упражнений эффект поразительный, и это вдохновляет. Обещали, что если прогресс не замедлится, то еще чуть-чуть, и можно будет забыть о ненавистной палке. О, как было бы изумительно самому вести машину, танцевать, обнимая женскую талию, вернуться к старым делам и не быть на вторых ролях…
Вот только есть одна проблема: стоит перенапрячься — и болит голова. Не впервые уже, и физиотерапевт знает об этом. Сегодняшний день не становится исключением.
— Опять головные боли?
— Не сильные. Я в порядке, — говорю, потирая висок.
— Вас же, кажется, Капранов оперировал?
— Капранов, — подтверждаю.
— Отлично. Думаю, будет не лишним, если он вас осмотрит.
Он уходит на несколько минут, но возвращается не с Андрей Николаичем, а с Жен. И когда я ее вижу, охватывает чуть ли не ярость. Зачем ее сюда привели, когда я в таком жалком виде? Конечно, умом я понимаю, что она рядовой штатный врач, которому до внешнего вида пациентов нет никакого дела, но чувствовать так же не получается. Она совсем рядом, а я сижу в старой майке с мокрыми разводами, с трясущимися от усталости ногами и прилипшими к голове волосами, раз за разом вспоминая ужас в глазах Веры, когда она видела меня таким. Не хочу лицезреть такое же выражение на другом лице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А сказали, что придет Капранов, — цежу сквозь зубы, до боли упираясь кулаком в кушетку.
— Он оперирует, но если мне не удастся диагностировать происхождение головной боли, то я обязательно вызову кого-нибудь постарше. Хотя это очень навряд ли, — ядовито отвечает Жен.
