Оба пребывания Мичуновича в СССР нашли весьма подробное отражение в изданных им в конце жизни книгах с соответствующими названиями – «Московские годы»54.
Первый срок его службы в Москве наиболее известен прежде всего благодаря бурному развитию советско-югославских отношений (только в 1956 г. лидеры двух стран H. С. Хрущев и И. Броз Тито четырежды обменялись визитами, в ходе которых в разных форматах встречались более десяти раз), а также и тому, что сам Мичунович был желанным собеседником для всех советских руководителей, и прежде всего и чаще всего для самого Хрущева. Именно эти встречи, отраженные им в последние годы жизни в виде дневниковых записей в объемном труде, привлекли к нему и его произведению огромное внимание читателей.
Первая книга Мичуновича, увидевшая свет в 1978 г., была переведена на десятки европейских55 и несколько азиатских языков. Изложенные в ней факты и их интерпретация легли в основу многих научных монографий по мировой истории второй половины 1950-х гг., в том числе и биографии Хрущева.
Второй срок посольской миссии Мичуновича в Москве также нашел отражение в книге (хотя и значительно меньшей по объему). Однако вследствие его редких встреч с советскими лидерами (происходивших также и потому, что о нем и его деятельности в то время советскому руководству поступала достаточно противоречивая и даже негативная информация), а также ввиду бедности событиями двусторонних отношений в те годы, она, в отличие от первой, так и не стала бестселлером. Вторая книга не получила также особого признания у историков, исследовавших соответствующий период. В целом она прошла почти незаметно, скорее лишь напомнив о самом авторе и его первой книге, дав ему возможность более подробно рассказать и о предыстории и об истории ее создания.
Как свидетельствуют публикуемые ниже материалы, советское руководство внимательно следило за деятельностью Мичуновича с начала 1950-х годов (док. 1–2), когда он в должности заместителя главы внешнеполитического ведомства ФНРЮ, в сферу ответственности которого входило и кураторство восточно-европейского направления, включавшего СССР и европейские социалистические страны, регулярно встречался с советским послом В. А. Вальковым56. Строки донесений о жестоком поведении Мичуновича в Черногории по приказам Джиласа и Пияде в первые месяцы военных действий против оккупантов57 можно отнести на счет своего рода неизбежных отголосков советско-югославского конфликта 1948 г., когда подобного рода «компромат», разрабатывавшийся коминформовцами (эмигрантами из титовской Югославии – сторонниками резолюции Коминформа), был нормой. Но фразы о его причастности к разведывательной деятельности ФНРЮ были, скорее всего, получены уже непосредственно работниками посольства СССР в Белграде.
И в последующем представления о деятельности Мичуновича, отражавшиеся в соответствующих информационных справках советских экспертов, готовивших их для ЦК КПСС, были достаточно противоречивы. В 1969 г. перед его повторным назначением послом в СССР отмечалось, что «по наблюдениям посольства, Мичунович дружественно настроен в отношении Советского Союза, охотно идет на беседы с работниками совпосольства, высказывается за улучшение югославско-советских отношений, за расширение сотрудничества в различных областях, считая его взаимно полезным. Даже в период обострения отношений… в связи с событиями в Чехословакии высказывался о необходимости нормализации и развития дружественных отношений. Думается, что он охотно вновь займет пост посла в СССР, т. к. неоднократно тепло вспоминал о стране и высказывал желание вновь поработать, если придется»58.
Вместе с тем очевидно, что после нового приезда Мичуновича в СССР его отношения с советским руководством, прежде всего с Брежневым, не сложились. О трудностях, с которыми он встречался во второй срок пребывания в СССР, свидетельствует, к примеру, почти жалоба Ф. Ходжи, высказанная в беседе с советским послом в феврале 1970 г. относительно того, что Брежнев «долгое время не мог принять посла СФРЮ в Москве Мичуновича для вручения письма от И. Б. Тито». При этом совсем неубедительно звучали слова советской стороны о том, что «задержка получилась из-за сильной занятости т. Брежнева в связи с подготовкой к съезду колхозников, а также в связи с болезнью»59. Впрочем, это не помешало советскому руководству в апреле 1970 г. вручить Мичуновичу юбилейную медаль в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина60. Впрочем, этот акт лишний раз свидетельствовал о весьма формальном отношении к вождю мирового пролетариата в советских партийно-государственных верхах на рубеже 1970-х годов.
Последующие характеристики, которые давались Мичуновичу во внутренних документах советских экспертов, показывали, что его деятельность оценивалась отрицательно. То, что он старался давать югославскому руководству полную картину происходившего в СССР, не оставляло ему шансов на дальнейшее успешное выполнение обязанностей в Москве. В одном из документов (январь 1971 г.) указывалось, что «по имеющимся данным, В. Мичунович необъективно информирует югославское руководство, представляя дело так, что в Советском Союзе якобы с подозрительностью и недоверием относятся к внутренней и внешней политике Югославии, что в СССР не хотят строить отношения с СФРЮ и СКЮ на равноправной основе. В одном из своих донесений в страну В. Мичунович сообщил, что ЦК КПСС систематически рассылает в партийные организации специальные бюллетени, в которых информирует членов КПСС о положении в Югославии, подчеркивая при этом, что такая практика имела место во время чехословацких событий, что, по его словам, явилось психологической подготовкой к оккупации ЧССР…»61. Последняя мысль воспроизводилась в подобных документах и в последующем.
В мае 1971 г. советское руководство обратило внимание на высказывания Н. Минчева 62, который, обобщив «мнения дипломатов братских стран», отметил в одной из бесед, что «югославское руководство усиливает разведывательную деятельность в странах-участницах Варшавского Договора». В доказательство этому были приведены примеры о том, что югославские эксперты, имевшие отношение к разведке, направлялись на службу в социалистические страны. Минчев имел в виду направление Мичуновича послом в Москву и Дрндича послом в Софию, обращая внимание на то, что «первый после 1948 г. долгие годы был одним из руководящих деятелей разведки югославского МВД, а второй – занимался этой же деятельностью по линии Госсекретариата по иностранным делам, а последние четыре года отвечает в Госсекретариате за политическую разведку63.
Не очень понятно, как бы сложились отношения Мичуновича в должности посла в Москве с советским руководством в дальнейшем, но его избрание в Президиум СФРЮ от Черногории в июле 1971 г. и его последующее избрание председателем Совета по делам внешней политики при Президиуме СФРЮ в сентябре 1971 г. способствовали завершению этого, как представляется в настоящее время, весьма бесцветного периода его политической карьеры.
Безусловно, мы должны отдавать должное тому вкладу, который внес В. Мичунович в развитие отношений двух стран во второй половине 1950-х годов: дипломатической работой во время первой миссии в Москве и книгой, в которой он описал эти события, вызвав тем самым живой интерес у многих читателей во всем мире. Вместе с тем научная добросовестность неизбежно вынуждает нас констатировать, что его книга, сыгравшая свою значительную роль, в наши дни после получения некоторого доступа к соответствующим документам должна стать и предметом необходимых сопоставлений на предмет выявления исторической точности.
Зарождение сомнений в безусловной научной ценности первой книги В. Мичуновича произошло у отечественных историков еще в момент подробного ознакомления с ней. При внимательном прочтении возникали предположения, что многое автором было дописано задним числом при подготовке книги к печати. Авторитетные отечественные исследователи достаточно давно высказали мнение относительно того, что книга является не отредактированными дневниками, а мемуарами Мичуновича64.
Сопоставление варианта советско-югославской встречи на Брионах в начале ноября 1956 г., изложенной в книге, с обнаруженной в 2005 г. записью этой же беседы, сделанной самим В. Мичуновичем через несколько дней после встречи, лишь укрепляет нас в подобных предположениях. Впрочем, и сама история подготовки книги, описанная Мичуновичем в предисловии к его второй книге, где он уделил большое внимание истории сохранения его «московских дневников», а затем процессу их публикации, дает основание предполагать, что в книгу, по меньшей мере, могут закрасться определенные неточности. Работа над нею, начатая в начале 1970-х гг., была продолжена до марта 1977 г. Автор перепечатывал рукопись уже в частично парализованном состоянии после инсульта в августе 1974 г. Последние правки были внесены при подготовке текста к публикации в издательстве Загребского университета «Liber» с мая до августа 1977 г.65
