плечи, осторожно подталкивает Витя.
Его мать уже суетится: ставит для меня еще одну кружку на стол, наливает чай.
– Я не могу, мне пора. – Шепчу я, сопротивляясь.
Но он буквально впихивает меня на кухню.
– Садись. – Давит на плечи. – Успеем перекусить, выпить чай или кофе, до занятий еще полтора часа. Я тебя подвезу.
– Я не пойду на занятия, – шепчу я, когда его мать отходит, чтобы нарезать бутерброды. – Ни в той одежде, и не сегодня.
– Я отвезу тебя переодеться. – Успокаивает Витя, усаживаясь рядом.
– Я не готова. – Вздыхаю я.
– Пожалуйста. – Ставит тарелку с бутербродами на стол Ольга Сергеевна.
Ее проницательный взгляд продолжает внимательно меня изучать.
– Спасибо. – Натягивая футболку на бедра, бормочу я.
– Съешь, пожалуйста, хотя бы, один. – Строго наставляет Виктор, подвигая мне тарелку.
Но у меня все еще нет аппетита.
– Спасибо, не хочется.
– Тогда у тебя совсем не будет сил. Нужно уже начинать есть – даже через «не хочу».
Я ловлю на себе еще один вопросительный взгляд его мамы: женщина, похоже, вообще перестала понимать, что происходит.
– Слушай, я пойду, ладно? – Говорю я, вставая. Кладу руку ему на плечо. – Не обижайся, Вить, ты был очень добр ко мне, но мне нужно побыть одной.
– И куда ты? – Он поднимается следом.
– Еще не знаю.
– Извините. – Бросаю его матери и спешу в спальню.
– Ты домой? Тебя подвезти? – Спрашивает Виктор, пока я ищу топ и юбку.
– Не знаю. Нет. Не знаю. – Вздыхаю я.
– И куда ты пойдешь? – В его голосе слышится волнение.
– Просто пойду, а там будет видно.
– У тебя волосы сырые, на улице ветер. – Он преграждает мне путь.
Я смотрю в его доброе лицо с пару секунд, а затем встаю на цыпочки и крепко обнимаю. От Сереброва приятно пахнет домом, уютом и мужским потом.
– Дашь мне куртку?
– Дам. – Теряется он, бессильно роняя руки.
– А это? – Отпускаю его и указываю на стул, где висят спортивные синие треники с эмблемой клуба.
– Зачем?
– Не хочу снова надевать те вещи.
– Да, бери. – Кивает Виктор.
Я натягиваю его штаны, они, конечно, висят на мне – велики на пару-тройку размеров. Без спроса беру его носки, надеваю.
– Куда ты в таком виде? – У него нет сил даже, улыбнуться.
– Какую куртку можно взять? – Выхожу в прихожую.
– Вот. – Снимает с вешалки и передает мне тренировочную ветровку.
Я надеваю ее, застегиваю, прячу волосы под капюшон.
– Слушай, мне что-то совсем не хочется тебя отпускать. – Мотает головой Серебров.
Он выглядит растерянным и отчаявшимся, переживает за меня.
– Черт. – Я уставляюсь на его кроссовки: вот уж где несоответствие размеров становится большой проблемой. Затем смотрю на свои сапоги на шпильке. – Черт, черт. – Потом мой взгляд падает на старомодные черные кроссовки. – А эти…
– Я выношу в них мусор. – Раздается голос Ольги Сергеевны.
Женщина стоит в дверях кухни с кружкой в руке.
– Можно мне… – Начинаю я.
– Забирай. – Кивает она.
– Спасибо, я верну. – Обещаю я.
Едва сдерживая слезы, надеваю обувь, затем поворачиваюсь к Виктору. Он хмурится. Я упираюсь лбом в его грудь, от этого прикосновения хочется расплакаться еще сильнее.
– Ключи и твой телефон. – Говорит Серебров и кладет что-то тяжелое в карман ветровки. – Если решишь включить и позвонить, я приеду, куда скажешь.
– Угу.
Я отрываюсь от него и бросаюсь к двери.
– Куда скажешь, поняла? – Гремит его голос.
– Да.
* * *
Мы оба потеряли Харри, поэтому и притянулись. В этом было все дело. Два одиноких сломанных подростка, два ищущих сердца: мы просто искали тепла друг в друге. Не было никакой любви.
И сама себе не верю.
В какие бы игры не играл мой сводный брат, для меня все происходившее между нами было более чем настоящим и реальным. Как отличить любовь от сумасшествия? Да черт его знает! Вряд ли кто-то в мире вообще способен ответить.
У меня болит сердце. И это прекрасно, ведь если где-то в теле ощущается боль, значит, ты еще жив.
Я иду вдоль холодных улиц, меряю шагами километры дорог. Неизвестно, какой это район, какой час, мне нужно просто идти вперед. Не останавливаться. Суматошные голоса, топот шагов, шелест шин – все остается извне, моя главная стратегия этого дня – не отрывать взгляда от кроссовок, будто именно в них заключен тайный смысл всей вселенной.
Где бы я сейчас не находилась, надеюсь, что это далеко от дома. Мне нельзя туда возвращаться потому, что там он. Не хочу с ним встречаться, не могу его видеть. Пусть думает обо мне все, что хочет. Мне все равно.
Ложь.
Я вру сама себе. Снова и снова.
– Эй, осторожнее, придурок! – После сигнала клаксона орет какой-то водитель.
Я обнаруживаю себя возле капота его тачки на оживленной улице, и это отрезвляет. Даже визг шин не прорвал стену моей печали, но его раздраженный голос на мгновение пробился, и я испуганно шарахаюсь в сторону.
– Протрезвей! – Бросает он, срывая автомобиль с места.
Я пячусь назад, не поднимая головы. Перед глазами плывет от слез. Мне нужно быть сильной, но все мои мысли в этот момент о маме и Харри: почему они меня бросили? Почему оставили одну? Как я должна справляться со всем этим, если я совершенно не готова?
Я поднимаю взгляд и вижу аллею. Добираюсь до нее и обрушиваюсь на свободную скамейку. Где та уверенная в себе, сильная Мариана, что выгнала из дома чужаков и отомстила Каю? Мне сейчас хотя бы кусочек ее энергии! А то не отпускает чувство, будто рассыпаюсь на мелкие частицы, словно гора пепла на ветру.
Я упираю руки в колени и уставляюсь в пустоту. Наверное, у меня сейчас выражение лица, как у человека, пытающегося решить невероятно сложное математическое уравнение, но, на самом деле, понять, как жить дальше, а главное – зачем, задача еще более сложная.
– Слышь, пацан. – Окликает меня кто-то.
Словно через вату я ощущаю, что кто-то присел рядом. Осенний ветер подхватывает и доносит до меня тонкий аромат женских духов. Я медленно поворачиваю голову.
Девушка. Красивая, ухоженная, в тренче цвета латтэ. С легким макияжем и модным омбре на волосах, переходящим из каштанового в светло-русый. Ее темные глаза смотрят вопросительно, но они настолько живые и лучистые, что у меня перехватывает дух – наверное, такой взгляд бывает у счастливых, довольных жизнью людей.
– Парень, у тебя есть телефон? – Наклоняется она, чтобы заглянуть мне под капюшон и лучше рассмотреть лицо. – Я такая ворона: оставила свой в отеле, а теперь не могу даже такси вызвать. Мы где, вообще, находимся? Не
