в глазах, сияющие улыбки. Смотришь на таких, и даже в голову не придет, что кто-то из них может скрывать личную драму. Они красивые и сильные, как эта незнакомка, которая, уверена, преувеличивает, рассказывая про свой опыт.
Разве можно оправиться, если кто-то уничтожил тебя?
А потом я застываю, наткнувшись на фото незнакомки в заголовке одной из колонок. Катя Морозова – написано под снимком, где она немного моложе и с другой стрижкой. А дальше идет ее статья с размышлениями на тему секса из мести, и я жадно впиваюсь глазами в строчки.
«Если секс с кем-то другим поможет вам оставить печальные мысли о бывшем в прошлом, то стоит попробовать этот вариант. Но решение не должно быть импульсивным, ведь заряд эндорфинов, полученных после секса, рассеется быстрее, чем вы вернетесь в реальность.
И еще. Секс ради мести – все еще секс».
Я перечитываю этот абзац дважды, а затем провожу пальцами по строчке, где написано: «Счастье – лучшая месть».
Дальше журналистка Морозова перечисляет минусы секса из мести и делает выводы: «Не так давно у меня был подобный опыт. И я до сих пор в замешательстве. Хуже мне не стало, но и легче – тоже. Хотя, почувствовать себя вновь желанной было приятно. Подытоживая, скажу, что хотеть мести – нормально. Но это не значит, что нужно идти и мстить».
Я закрываю журнал и откидываюсь на скамейке. На меня обрушивается осознание: месть – вот чего мне хотелось вчера, когда я буквально предлагала себя Сереброву, не думая в тот момент о том, что просто использую его. Я хотела причинить Каю боль, но едва не причинила ее себе.
«Счастье – лучшая месть» – вибрирует у меня в голове.
Но так ли легко притворяться счастливой, когда внутри горькая пустота?
* * *
Я подхожу к дому, когда уже смеркается. С волнением вглядываюсь в окна: в них темно, занавески остаются неподвижными. Вставляя ключ в замочную скважину, внутренне молюсь, чтобы дверь была заперта на замок, но моим надеждам не суждено сбыться – она открыта, и ручка легко поддается, а, значит, внутри кто-то есть, и встреча с этим кем-то неминуема.
Вхожу и прислушиваюсь к тишине. Морально готовлюсь к тому, что Рита с Лео еще в доме, и мне предстоит новый скандал с выяснением отношений. Решаю, что лучше покину жилище сама, если они упрутся: видеть ежедневно эту парочку, так долго водившую меня за нос, выше моих сил.
Но в доме по-прежнему тихо, меня никто не встречает. Я закрываю дверь, прохожу в гостиную и оглядываю пространство: каждый его сантиметр напоминает о счастливых и грустных моментах проживания в одном доме со сводным братом. Пожалуй, будет даже лучше, если нам придется продать эту недвижимость и поделить деньги – возможно, содержание такого количества квадратных метров будет мне не по карману в ближайшее время.
– Хвостик, – решаюсь, наконец, позвать я. – Кыс-кыс.
Но его не видно и не слышно. И тут меня как холодной водой окатывает: бабуля Хелена… Прогоняя Риту с Лео, я выступала воинственно и дерзко, но не против нее. А уехав, они, наверняка, забрали ее с собой.
Я быстрым шагом преодолеваю расстояние до ее спальни на первом этаже и застываю на пороге – пусто. Стены кружатся. Мне становится стыдно за то, что, пока я упивалась своим горем, кто-то мог нуждаться в моей помощи. И котенок тоже. Что, если он погиб без воды и еды?
– Хвостик! – Кричу я, рыская по первому этажу.
Забегаю в кухню и замираю на месте, увидев Кая, стоящего у стола и держащего котенка в руке, прижатым к груди. В другой его руке – дымящаяся сигарета, ее кончик краснеет в полутьме, окутывающей помещение. Я сглатываю, напоровшись на его холодный взгляд: он такой же колючий, как в тот день, когда парень впервые переступил порог этого дома. Взгляд – вызов. Взгляд – объявление войны.
– Кай, – мое дыхание обрывается.
Его глаза скользят по моей одежде, уголок губ едва заметно дергается.
– Мяв! – Жалобно пищит котенок, реагируя на мой голос.
Начинает трепыхаться в его руках.
Но я стою, едва дыша, и боюсь сделать шаг в его сторону. Ощущение, что взгляд Кая сейчас разрежет меня пополам, как острым клинком, не дает пошевелиться.
– Привет. – Моих сил хватает лишь на полушепот.
Стены кухни дрожат. От мысли, что все пережитое нами уже позади, сердце заходится неистовой болью.
– Я думала, ты ушел. – Признаюсь я тихо.
Но Кай по-прежнему не торопится отвечать мне. Делает затяжку и медленно выпускает дым. Теперь этим дымом пропитается вся шерстка Хвостика. Мне хочется возразить против этого, но останавливает боль, которую я вижу в черных глазах Кая. Несмотря на злость, его взгляд кажется усталым и грустным.
– Послушай. – Вздыхаю я, делая шаг.
И вижу напряжение, захватывающее его лицо.
– Уже таскаешь его шмотки? – Брезгливо бросает он. – Тебе не идет. Те вульгарные тряпки, в которые ты вырядилась в прошлый раз, больше подходят.
Его слова звучат, как пощечина, но, как ни странно, мне становится только легче. Страдания, которые Кай мне причиняет, напоминают о том, кто он, удерживая меня от броска в темный омут, где его черти сначала подарят наслаждение, а затем обглодают меня до костей.
– Я понимаю. – Кивнув, игнорирую обидные замечания. – Кай, я не стану говорить, насколько мне больно стоять рядом с тобой и смотреть на тебя. Не буду рассказывать, что чувствую при этом. Но я хочу, чтобы отныне мы общались как нормальные люди: не кусались, не бросали обидных слов, не избегали друг друга.
– Трусы тоже у него оставила? – Кривится он. – На память этому слизняку?
– Ты неисправим. – Констатирую я. – С тобой просто невозможно разговаривать, тебе следует повзрослеть.
Его лицо искажает злоба, Кай тушит окурок в пепельнице и резким выдохом выпускает дым. Когда он быстро преодолевает разделяющее нас расстояние, мне хочется зажмуриться, но я сдерживаюсь, чтобы не выдать чувств. Меня всю трясет – от страха и… нежности, рвущейся из сердца.
Этот человек стал моим миром, моим воздухом. Он был моим светом, моим небом, моим дождем. Я так его любила, мечтала провести с ним всю свою жизнь, облегчить его душевную боль. Я была уверена, он станет самым лучшим для меня. Но сейчас… Кай стал песчаной бурей, высасывающей из меня последние силы, ломающей конечности, оставляющей лишь шрамы.
Он стал моим наказанием за мои же глупые мечты.
– Как? Ты? Могла? – Убитым голосом произносит Кай мне прямо в лицо. Лучше бы он орал, ведь этот его тон буквально
