– Почему? – еле выдавила она из себя.
– Потому что… здесь никто не может остаться по собственному желанию.
– А как же ты?!
– Сегодня я понял, что был не прав. Совсем не прав. Я понял это там, в комнате, когда целовал тебя…
– Но…
– Я очень тебя прошу – уходи! Сейчас я стану лицом к стене, а когда обернусь – умоляю! – сделай так, чтобы тебя здесь не было! – почти кричал он. – Я всегда буду любить тебя. Уходи!!!
Анна-Мария попятилась к выходу. У нее еще была надежда. Она свернула за угол и пошла на звук льющейся воды. Мама и бабушка, тихо переговариваясь, мыли посуду. Увидев Анну-Марию, обе, как по команде, повернулись к ней.
– Ты еще здесь? – строго спросила мама. – Уходи!
– Уходи, лапушка!
– Но, бабуля, почему?
– Не спрашивай ни о чем, мы все равно не сможем ответить ничего вразумительного. Просто уходи – и все.
Это слово звучало у нее в ушах как приговор. Анна-Мария вышла и побежала по коридору, пытаясь вспомнить, где находится комната Калиостро. Старик даже не пустил ее на порог! Он стоял в проеме двери – спокойный и серьезный, как никогда.
– Ты тоже хочешь сказать мне это слово? – опередила его Анна-Мария. – Но объясни мне хоть ты – почему? Мне здесь так хорошо, так тепло, так уютно… Почему вы гоните меня? Куда? За что? Ты помнишь, противный старикан, как однажды уже выгнал меня! Помнишь?! Я так любила тебя…
Лицо его дрогнуло. Но он смог совладать с собой и произнес охрипшим голосом:
– У-хо-ди…
Звук захлопнувшейся двери отдался во всем теле такой болью, что Анна-Мария едва устояла на ногах. Ей ничего не оставалось, как медленно побрести прочь, туда, где коридор сужался и переходил в крутую лестницу, ведущую наверх. Холод и страх охватили ее. А вместе с ними пришла и совершенно авантюрная идея: комнат по бокам коридора было много. Что, если забиться в одну из них и спрятаться там, переждать, пока непонятный гнев этих, таких родных ей людей пройдет. А потом выйти к ним, как выходят на палубу отчалившего корабля безбилетные пассажиры!
Анна-Мария улыбнулась и осторожно толкнула рукой двери ближайшей комнаты…
В полумраке она разглядела силуэт подростка, с ногами забравшегося на подоконник. Анна-Мария нерешительно остановилась на пороге. Очевидно, свободных комнат здесь не было.
– Эй! – окликнул ее мальчик.
– Колька?..
Конечно, это был Колька, ошибки быть не могло – те же вихры, тот же упрямый подбородок…
– Я все знаю, – сказал Колька. – Даже хотел выйти к ужину, но…
Она поняла без слов: он стеснялся Ларика. Милый, тактичный мальчик! Анна-Мария подумала, что давно не вспоминала его.
– Послушай, Колька, – быстро заговорила она. – Если ты скажешь, чтобы я осталась, – я останусь. Мы поместимся здесь. Я тебе не помешаю. Потом я переберусь куда-нибудь, найду себе место. Друг ты мне или нет?
Колька покачал головой.
– Я ничего не могу сделать. Ты должна уйти!
– Но может хоть ты объяснишь мне – почему?!
– Потому что ты еще многое можешь изменить. И тот наш подъезд… и Альфонсино… и Ларика… И многое-многое другое…
– То есть как это?
– Все, все, я больше ничего не могу тебе сказать! Кроме одного: уходи! Уходи!!!
…Когда Анна-Мария дошла до подножия лестницы, круглые лампочки погасли, и коридор погрузился в кромешную тьму. Анна-Мария поставила ногу на первую ступеньку…
* * *
Ей показалось, что тело стало пластилиновым, настолько тяжело было оторвать ногу от земли и сделать шаг. Тяжесть и сонливость навалились на нее одновременно, руки обессилено повисли. Возникло ощущение, что она превратилась в бесформенную массу, которая вот-вот растечется по ступенькам. И все же, преодолевая неведомое сопротивление, какое бывает только во сне, Анна-Мария сделала первый шаг вверх, с огромным усилием переставляя ноги. Она глянула вверх: идти предстояло долго. Очерченный яркой полоской света полукруг двери маячил так высоко, что больше был похож на тоненький серпик месяца в небе.
Но следующий шаг дался ей намного легче, тяжесть постепенно уходила. Еще шаг – и Анна-Мария почувствовала, что тело становится легче, словно наполняется изнутри маленькими воздушными пузырьками и по нему волнами расходится легкое приятное покалывание. Несколько следующих ступенек она уже преодолела легко. Ей даже показалось, что ноги оторвались от земли.
Увлеченная этим странным процессом восхождения, она не сразу заметила, что лестничный проем расширился и постепенно начал заполняться светом, густым и белым, как молоко. А сама она постепенно растворялась в нем, и очертания ее тела теряли привычную форму. Наконец, глянув вниз, она не обнаружила под собой ни ступенек, ни собственных ног – все широкое пространство заполнил свет, и она уже не шла, а парила в нем, не ощущая веса. Белый воздух был сладким, как молочный коктейль. Анна-Мария устремилась вверх, ей было любопытно узнать, что там, за кромкой белого горизонта. Она легко преодолела сопротивление невидимой мембраны и оказалась в другом пространстве – оно напоминало море. Пузырьки воздуха, облепившие ее со всех сторон, быстро подняли Анну-Марию на поверхность, и она, воспарив над кромкой воды, оказалась среди крон деревьев, росших довольно-таки странно – сверху вниз.
Здесь было так хорошо, что Анна-Мария решила просто полетать среди густых ветвей. Она подлетала к широким листьям и видела каждую их прожилку так отчетливо, словно была крохотным насекомым. Кора гигантских деревьев напоминала борозды в поле, и ее тянуло прилечь в одну из них, как в широкую, душистую колыбель. Она остановилась на секунду и, легко оттолкнувшись от ветки, подлетела к шершавой поверхности ствола. От него исходило тепло и удивительный свежий запах клейковины. Она прижалась к нему всем своим существом, расплылась по бороздкам коры и, как ночная бабочка, слилась с ее причудливым узором. Ей хотелось немного поспать…
– Тебе не кажется, что ты был к ней слишком суров? – услышала она женский голос где-то совсем близко, так близко, будто бы он звучал у Анны-Марии в голове. – Ты дал ей слишком много.
– Я никогда не даю человеку больше того, что он может вынести! – послышалось в ответ. На этот раз голос был мужским.
– И все же прошу тебя, – продолжала невидимая женщина, – она не заслужила такого пути…
– Любой путь зависит от них самих… Но вряд ли они способны это понять…
– И все же я настаиваю – она мне нравится!
– Делай как знаешь… – отмахнулся от назойливой защитницы обладатель мужского голоса.
Анна-Мария ощутила неловкость от того, что подслушивала чей-то чужой разговор, и резко оттолкнулась от дерева. Так резко, что пулей полетела вверх, поднимаясь все выше и выше, к серпику молодого месяца, светившегося впереди. Полет стал таким стремительным, что у нее захватило дух. Ей казалось, что она разобьется о Дверь. Ведь она еще помнила, что серпик – это ее очертание. Страх охватил ее. Но она уже была совсем близко… Совсем близко… Оставалось сделать последний рывок. И она сделала его, помимо своей воли. Яркий резкий свет полоснул по глазам…
* * *
…Я хорошо помню день и час, когда появилась на свет…
Сноски
1
Из стихотворения А. Ахматовой.
