когда подготовка была завершена, Саргон ударил его двумя ногами с такой силой, что чужак отлетел назад – и всем телом нанизался на ветви сухого дерева.
Острые колья пробили его на уровне шеи, плеч, груди, живота и бедер. Он истекал кровью, он умирал… и он смеялся. От этого смеха, от кровавой улыбки по телу Лорены расползался такой ужас, какого она никогда прежде не чувствовала.
Умирающий колдун повернулся к желтоглазой:
– Мелкая, ты видела? На уровне чисто человеческих способностей он дерется намного лучше меня. Причем это именно его фишка, за остальными Глашатаями я наблюдал, они ему уступают во всем!
– Рада за тебя, – сухо ответила желтоглазая. – А теперь, пожалуйста, займись делом. Смотреть на это не так весело, как ты предполагаешь.
– Дело тут не только в веселье. Смертельные раны, которые он мне нанес, полностью соответствуют тому, что мы видели на теле капитана. Если бы он использовал против меня сейкау как отвлекающий фактор, а я был капитаном с низким номером, я бы действительно умер.
– Но умрет все равно он. Сделай уже это, мне его реально жалко!
Все это было похоже на бред сумасшедших, пока не начались новые чудеса. Колдун легко, будто в этом не было ничего особенного, оттолкнулся от ствола и освободил себя от окровавленных ветвей. Едва он спрыгнул на землю, как его тело начало восстанавливаться. С хрустом возвращались на место сломанные кости, впитывалась обратно в раны кровь, срасталась кожа. Лорена прежде такого не видела – да и не ожидала увидеть…
Саргон тоже вряд ли был к подобному готов, но, когда чужак снова напал на него, он не растерялся. Глашатай попытался сопротивляться, он сражался так же хорошо, как и раньше, просто теперь этого было недостаточно. Колдун каким-то непостижимым образом стал сильнее и быстрее – не только по сравнению с собой прошлым, а с любым человеком.
Остаток этой битвы был недолгим и как будто издевательским: чужак избивал самого Глашатая Теней, как неразумное дитя. Удар – и рука изгибается под невероятным углом, а под формой проглядывает выпирающая из кожи кость. Еще удар – и Саргон уже не может выпрямиться в полный рост, а кровь льется из его рта нескончаемым багряным потоком. И дробились кости. И рвались мышцы. И органы внутри превращались в бесполезное месиво.
Когда-то Лорене казалось, что нет ничего ужаснее жертвоприношений дикарей. Но то, что она видела сейчас, было намного страшнее. Ее былая ненависть к Саргону потеряла значение, мысли о том, чтобы покинуть его навсегда, казались кощунственными. Она была готова отказаться от мести, от гордости – от чего угодно! Лишь бы он остался жив… Она думала об этом даже в момент, когда стало ясно, что такие раны пережить нельзя
Гибель Невио все еще имела для нее значение, как и любовь к мужу. Но оказалось, что память об этом способна уживаться с чем-то новым, с жизнью, побеждающей смерть… Нужно было просто ловить момент, пока не стало слишком поздно. Жаль, что она этот момент упустила.
Лорена пыталась помочь, прорваться туда, принять на себя хотя бы часть ударов. Однако желтоглазая девушка без труда скрутила ее, офицера Обретенных гор, и заставила бессильно наблюдать за расправой.
Ну а потом все закончилось. После очередного удара Саргон упал и больше не смог подняться. Видно было, что он пытался, но уничтоженное тело не подчинялось ему. В небе с беспомощными криками кружили сейкау. Желтоглазая девушка ослабила хватку, и Лорена наконец рванулась вперед.
Она знала, что уже слишком поздно. Она просто запретила себе думать об этом – как и о том, как много вокруг крови. Лорена упала на колени возле Саргона, помогла ему приподняться, опереться на ее колени. Двигаться дальше было опасно: его жизнь и без того напоминала угасающее пламя. Он дышал с хрипом, каждое его движение теперь было резким, спазматичным, словно требующим от него чудовищных усилий.
Но даже сквозь боль, которую Лорена и представить себе не могла, он сохранял ясное сознание. Она видела это, считывала узнавание в залитых кровью глазах. Саргон протянул к ней единственную уцелевшую руку, и она поспешила взять ее в свою руку, переплетая пальцы.
– Я с тобой, – прошептала Лорена. Слезы все же сорвались – при всех, при чужаках, при Генерале. Ей было все равно. – Я с тобой… Прости меня.
– Все… хорошо…
Все не было хорошо. Совсем. Но она не стала объяснять ему это, лучшее, на что была способна Лорена, – это не позволить ему остаться одному в последние минуты.
– Лора, – позвал он.
Она вздрогнула – и потому, что он впервые назвал ее по имени, и потому, что так прежде было дозволено звать ее только Невио. Слезы, сорвавшиеся с ее ресниц, прочертили светлую дорожку на корке из крови и грязи, покрывавшей его лицо.
Раньше его взгляд казался ей безжизненным и всегда одинаковым. А теперь она вдруг поняла, что он хотел сказать ей, и от этого стало только больнее.
– Тише, не напрягайся сейчас, – попросила она.
– Все равно… уже… Помнишь, ты… пыталась… объяснить мне? Помнишь? Я сказал, что не пойму… Но, кажется, я понял…
Она не выдержала, наклонилась ниже, прижалась губами к его губам. Осторожно, мягко, чтобы не причинить ему новую боль. Лорена почувствовала, как он чуть сильнее сжал руку, словно пожимая ее пальцы. А потом его рука расслабилась, Лорена больше не чувствовала губами его дыхание…
Уже зная правду, но еще не веря в нее, Лорена резко выпрямилась, посмотрела на Саргона, надеясь ошибиться, желая ошибиться… Напрасно. Знакомого ей пылающего взгляда больше не было, темные глаза стекленели.
Глашатай Теней умер.
Глава 16
Сентиментальностью Римильда не отличалась и обычно не жалела приговоренных к смерти. Да и сейчас причин не было: все, кого назвала Лукия, заслужили такую участь. Они отняли жизни у команды специального корпуса и наверняка у многих других. Им было, за что умереть.
Вот только, наблюдая за тем, как Глашатай сражается с Трианом, Римильда поймала себя на мысли, что этого человека ей хочется пощадить. Сначала мысль была мимолетной, легко отступающей. Но потом, когда все было кончено и молодой мужчина умирал на руках у плачущей девушки, мысль вернулась и закрепилась.
Во-первых, Римильда уважала любое мастерство, доведенное до абсолюта, а Глашатай определенно был мастером рукопашного боя. Триан не поддавался ему, он просто сначала не использовал силу легионера. Если бы они оба были людьми, Саргону принадлежала бы честная победа. Такого Римильда давно уже не наблюдала – и она понимала, что Триан, при всех его шуточках, превосходство соперника тоже оценил.
Во-вторых, Глашатай, если задуматься, был виновен меньше других. Он не нападал на команду коварно, исподтишка, он бросил им вызов открыто, и капитана он
