Во многом это обусловлено тем, что возможность посетить планету (по крайней мере, в физической реальности) зависит от перпендикулярностей. Перпендикулярность позволяет перемещаться из Шейдсмара на саму планету. Если в мире нет перпендикулярности, его можно изучать из когнитивной сферы, но нельзя посетить.
Как правило, перпендикулярности возникают благодаря присутствию на планете осколка. Концентрация такого большого количества инвеституры в когнитивной и физической реальностях создает точки отклонения, в которых возникает что-то вроде туннелей. В этих точках физическая материя, когнитивная мысль и духовная суть сливаются воедино, и путешественник скользит между реальностями.
Наличие на планете перпендикулярности (в физической реальности она часто принимает вид бассейна концентрированной силы) — признак присутствия осколка. Вот почему Первая от Солнца так интересна.
В системе под названием Дроминад три замечательные обитаемые планеты с развитыми человеческими обществами (в обитаемой зоне есть и четвертая планета). Это уникально для Космера, с Дроминадом может соперничать только Рошарская система, но там одна из планет населена исключительно щепками.
На всех четырех планетах господствует вода. И на одной из них, первой планете, есть перпендикулярность.
Я так и не выяснила, откуда она взялась. Осколка в системе точно нет. Непонятно, что происходит, разве что это подсказка к событиям прошлого. Вероятно, где-то на планете есть и инвеститура, но у меня еще не было возможности исследовать Первую от Солнца лично. Территория вокруг перпендикулярности чрезвычайно опасна, и немногочисленные экспедиции, отправленные из Сребросвета, так и не вернулись.
Шестой на закате
![]()
В глубине вод охотилась смерть. Закат видел, как из темной синевы приближается гигантская тень шириной с полдюжины лодок. Сердце забилось сильнее, и он поискал взглядом Кокерлии, крепче сжав весло.
К счастью, пестрая птица сидела на своем обычном месте на носу лодки, подняв лапку и лениво покусывая коготки. Кокерлии опустил лапку и распушил перья, словно вовсе не замечая опасности в глубине.
Закат затаил дыхание. Он всегда так делал, когда не везло наткнуться на подобную тварь в открытом океане. Он не знал, как они выглядят под водой. И надеялся, что никогда не узнает.
Тень почти достигла лодки. Косяк тонковиков, проплывавший поблизости, выпрыгнул из воды серебристой волной. Спугнутые рыбешки дождем посыпались обратно. Тень продолжала плыть в том же направлении. Тонковики — чересчур мелкая добыча, чтобы привлечь такого хищника.
А вот те, кто в лодке…
Тень проплыла прямо под ними. Сак на плече у Заката тихонько защебетала: похоже, вторая птица почувствовала опасность. Во время охоты тени полагались не на обоняние и зрение, а на ментальное чутье. Закат снова посмотрел на Кокерлии — его единственную защиту от чудовища, способного проглотить суденышко целиком. Он не подрезал Кокерлии крылья, но в такие моменты отлично понимал, почему другие моряки предпочитали авиаров, которые не могут улететь.
Лодка мягко покачивалась. Перестали прыгать тонковики. О борта бились волны. Тень замерла? Медлит? Учуяла их? Раньше всегда хватало защитной ауры Кокерлии, но…
Тень медленно растаяла. Уплыла на глубину, понял Закат. В считанные мгновения от нее не осталось и следа. Помедлив, он заставил себя достать новую маску. Это современное приспособление он купил лишь в позапрошлую поездку за припасами. Маска представляла собой стеклянную смотровую пластину с кожаными креплениями по бокам. Закат приложил ее к поверхности воды, наклонился и вгляделся в глубину. Вода стала настолько прозрачной, словно он находился в безмятежной лагуне.
Ничего. Только бесконечная глубина.
«Дурень! — Закат спрятал маску и взялся за весло. — Не ты ли только что думал, как хорошо бы никогда не видеть этих тварей?»
Однако, снова начав грести, он понял, что до конца плавания не сможет отделаться от ощущения, что где-то там, внизу, за ним следует тень. Такова природа океана — никогда не знаешь, что скрывается в глубине.
Закат направлял аутригер-каноэ, работая веслом и определяя местоположение по плеску волн. Волны служили ему не хуже компаса. Раньше подобным искусством владели все его соплеменники — ээлакины, — но теперь древние секреты знали только трапперы. Впрочем, в его мешке лежали новейший компас и новые навигационные карты. Высшие преподнесли их в качестве дара в свой прошлый визит в этом году. Считалось, что эти карты точнее, чем даже современные наблюдения ээлакинов, так что на всякий случай он приобрел себе комплект. Как говаривала мать, перемены не остановить, как не остановить прилив.
Он отсчитал не так уж много приливов, прежде чем показался первый остров. По сравнению с другими островами Пантеона Сори был маленьким и самым посещаемым. Его название означало «дитя». Закат отчетливо помнил уроки дяди на его берегах.
Давно он не сжигал приношение для Сори, несмотря на всю доброту острова к нему в юности. Наверное, небольшой дар будет уместным. Патжи не станет завидовать. Как можно завидовать Сори, самому незначительному из островов? Сори добр к каждому трапперу, а все другие острова Пантеона любят Сори.
В любом случае поживиться на Сори практически нечем. Закат продолжал грести, огибая оконечность архипелага, известного его народу как Пантеон. Издали тот мало отличался от родных островов ээлакинов, оставшихся в трех неделях пути.
Но это лишь издали. Вблизи различия были весьма ощутимы. Следующие пять часов кряду Закат греб мимо Сори и трех его кузенов. Его нога ни разу не ступала ни на один из них. Впрочем, он не высаживался и на многих других островах Пантеона, которых насчитывалось более сорока. В конце обучения траппер выбирал один остров на всю жизнь. Закат выбрал Патжи — лет десять назад, хотя казалось, что все случилось вчера.
В толще воды больше не было видно теней, но Закат оставался настороже. Не то чтобы он мог как-то себя защитить. Всю работу выполнял Кокерлии, безмятежно устроившийся на носу лодки, наполовину прикрыв глаза. Закат угостил его семечком. Кокерлии любил семена гораздо больше, чем сушеные фрукты.
Никто не знал, почему твари, подобные теням, обитали только здесь, в водах вблизи Пантеона. Почему не переплыть океан и не отправиться к Ээлакинским островам или к материку, где еды в изобилии, а авиары вроде Кокерлии встречаются гораздо реже? Раньше таких вопросов не задавали. Океан был таким, каким он был. Теперь же людям до всего есть дело. Они спрашивают «Почему?» и говорят «Нужно найти объяснение».
Закат покачал головой, макнув весло в воду. Этот звук — как дерево касается воды — сопровождал его большую часть жизни. Он понимал его куда лучше, чем болтовню людей.
Даже если иногда их вопросы застревали в голове и отказывались ее покидать.
Миновав три острова-кузена, большинство трапперов брали севернее или южнее, двигаясь по ответвлениям архипелага до нужного острова. Закат все так же держал курс к сердцу Пантеона, пока впереди не замаячили очертания самого крупного острова — Патжи. Он вздымался над морем словно гора. Неприветливые пики, крутые обрывы и непролазные джунгли.
«Здравствуй, старый душегуб. Здравствуй, Отец».
Закат втащил весло и положил его на дно лодки. Посидел немного, пожевал рыбы из вчерашнего ночного улова, скормил несколько кусочков Сак. Черноперая птица уплела их с важным видом. Кокерлии все так же сидел на носу, изредка щебеча. Ему не терпелось на сушу. Сак, похоже, никогда ничего не волновало.
Причалить к Патжи — задача не из легких даже для того, кто промышляет на его берегах. Лодка танцевала на волнах, а Закат раздумывал, как высадиться. В конце концов он отложил рыбу и снова взялся за весло. Несмотря на близость суши, здесь было глубоко. На некоторых островах Пантеона имелись защищенные бухты и пологие отмели. Патжи не терпел подобных глупостей. Его берега были скалистыми и обрывистыми.
