Как все правильно! Как все верно и справедливо! Неужели раньше нельзя было сообразить?!
Слащев
Слащев отогревался от охватившего его озноба, прислонившись спиной к раскалившейся печке, установленной в отрядной канцелярии. Руки уже согрелись и только слегка покалывали в кончиках пальцев. А вот пальцев на ногах он пока не чувствовал. И прекрасно понимал, что когда начнет чувствовать — весело не будет. Знал из прошлого опыта, когда не заметил и отморозил уши, как это бывает. Чуть по полу не катался, когда в тепло попал. Была, правда, уверенность, что появившаяся после переноса способность к восстановлению некритически поврежденных тканей, не даст проявиться сильной боли. Но насиловать лишний раз организм тоже не хотелось. Кто знает, как и когда это может аукнуться. Из открытой печной дверцы огонь бросал пляшущие блики пламени, добавляя их к свету настольной лампы. Напротив, возле стола сидели его заместитель и инженер, который к данному моменту уже успел согреться и сейчас, расстегнув гимнастерку и облокотившись на стол, прихлебывал горячий чай. С инженером ему повезло. Павел Швыдкой. Паша. Колоссального технического чутья человек. Вроде бы, как потом, возможно, будут говорить, без самого «верхнего» образования, а посмотрит на какую заминку, хмыкнет и предложит четкий работающий вариант. С его появлением вся техническая самодеятельность, о которой Слащеву постоянно намекали, вошла в организованные рамки. Рамки, которые её не только не ограничивали, но, наоборот — результатов стало больше. Ну, правильно. Одно дело — от случая к случаю, и совсем другое — когда любая мысль или идея будет выслушана, оценена и оформлена должным образом.
Заместитель тоже оказался удачным. Блюхер. Владислав Васильевич. Первое время Слащев ожидал подляны. Как же — два генеральских сынка собрались. Разных формаций, так сказать — старой и новой. Уживутся два медведя в одной берлоге? Особенно, когда оба с претензиями. Поэтому первое время Слащев ходил, ощетинившись, в постоянной готовности дать отпор и, если что, поставить на место. Но Владислав, к радости командира, оказался спокойным понятливым человеком. Заместителем и помощником. Поэтому на настоящий момент он просто Славка. Вот и сейчас, хотя давно уже отбой, кукует в канцелярии вместе с ними. Как же так, командир сопли морозит, обходя расположение, а заместитель спать пойдёт? Правды ради надо сказать, что сопли командир морозил последние минут сорок. Действительно обходя расположение. А до этого, вместе с инженером и добровольными помощниками, число которых пришлось сократить раз в пять, поскольку желание выразили почти все, они корячились в ангаре, переставляя двигатель в доставленном из Липецка БТ-2.
— Ну, что, инженер? Вроде получилось. Как мыслишь?
— Там видно будет. Заведем, попробуем. Если пойдет, значит, почти получилось.
— Почему почти?
— А кто знает, как у него центровка изменилась? Посадишь людей, а он фрикционы рвать начнет. Дополнительными колесами мы корпус разгрузим, понятно, а как оно дальше… Надо смотреть. Так и не надумал десантный отсек сверху закрыть?
— Не вижу смысла, Паша. С бортов от пуль десант защищен, а на пушки машину гнать глупо, не та у неё задача. Если наша идея сработает, потом на её основе можно будет и что-то цельно-защищенное делать. Но это не наша с тобой работа. Это уже пусть танковые конструкторы думают. Нам важно предложить и проверить. Я так понимаю. Ну что, отцы-командиры? По маленькой, для сугреву, и на боковую?
Не получилось. Ни по маленькой, ни на боковую. Затренькал телефон, вызвав мгновенную настороженность. Блюхер снял тяжелую эбонитовую трубку. Пару секунд послушал и передал её отлепившемуся от печки Слащеву.
— Так точно. Слушаюсь. Через три часа. Нет, до большака мы сам дорогу пробили, а как дальше — не знаю. Сам лично.
Положив трубку на рычаг, Слащев обернулся к внимательно слушающим товарищам.
— Похоже, дождались — начинается наша работа. Егоров звонил — англичане захватили немецкую географическую экспедицию. Экспедицию сопровождал германский консул в Индии. Немцы просят нашей помощи. Подозревают, что если по дипломатической линии давить — экспедиция просто погибнет. Под лавиной, например. Что-то там очень не простое. Наша задача — спасти союзников. Ну, и заодно, настучать кому надо. Не привлекая внимания. Самим им тоже лишний шум ни к чему — немцы не индийцы, на случайные жертвы при окультуривании дикой нации не спишешь. Ты, Владислав Васильевич, остаешься на хозяйстве за меня. Не ворчи, на твой век дерьма хватит, мало не покажется. Должность у меня такая — сам могу в драку, а заместителю хвосты разгребать.
Слащев приоткрыл дверь и крикнул в тускло освещенный коридор:
— Дежурный!
Через короткое время по коридору прогрохотали сапоги, и в канцелярию вбежал боец в красной повязке на рукаве.
— Дежурный по отряду старший сержант Трофимов.
Слащев махнул рукой.
— Слушай сюда, Трофимов. Подними старшину, если он уже лег, и ко мне. Приготовь ключи от оружейной. Тихо подними первую и третью группы. Тихо, понял? Пусть в Ленинской комнате соберутся. И вот еще — найди мне Бадоева, он тоже нужен. Действуй.
В Ленинской комнате, когда туда зашли командиры вместе со старшиной, на удивление было тихо. Не было привычного невнятного гула, который возникает всегда и везде, где собирается больше пяти человек. Тишина была не то чтобы напряженная, но взволнованная. Бойцы чувствовали необычность момента — на учения поднимали не так: рев дежурного «Группа — подъем» и сорок пять секунд на одевание. А сегодня более-менее аккуратно потрясли за плечо и почти шепотом «Подъем». Очумевших от сна и торопливо нашаривающих обмундирование бойцов, дежурный посылал не на построение, а в Ленинскую комнату. Поскольку Трофимова было трудно заподозрить в излишней нежности, стало быть, случилось что-то необычное. А всё необычное чаше всего предшествует неприятностям. По крайней мере, в армии, где всё подчинено строгому и четкому Уставу. Сам Трофимов, придя вместе с командирами, маячил в двери.
— Товарищи бойцы! Слушать внимательно. Это не учения. Это боевой выход. Получен приказ командования. Подробности пока не известны, станут ясны на месте. Пока же хочу сказать одно — если посылают нас, значит, выполнить задание можем только мы. Это высочайшая честь и ответственность. Готовились мы крепко. Теперь предстоит показать всё это на деле. Еще раз повторю — это боевой выход и у нас будет настоящий противник. Опытный противник. С настоящими пулями и настоящей смертью. Поэтому от действий каждого будут зависеть жизни товарищей. И я хочу, чтобы каждый из Вас это знал и понял. Любая ошибка или глупость может привести к чьей-то смерти. Смерти глупой и бесполезной. Не буду говорить того, что все и так понимают — каждый из нас готов, если потребуется, умереть, выполняя приказ Родины, или отдать жизнь за своих товарищей. Однажды Наполеон сказал об одном из своих генералов — он совершил хуже, чем преступление, он совершил ошибку. И я уверен, что никто из нас не ошибется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
