— Икс, — говорит Томилин.
— Он же поджигатель?
— То ли он, то ли неведомый сообщник.
— Еще, значит, игрек, — замечает Томин. — Не исключен, между прочим, и зет. Зевака на пожаре — помните его? — видел загадочные «Жигули». Подкатили к складу, постояли и умчались. За рулем сидела женщина. Нет-нет, — отзывается Томин на оживление слушателей, — приметы неизвестны. Но сдается мне, сия особа являлась проверить, хорошо ли горит.
— Шурик, не разводи хитростей на пустом месте! — урезонивает Кибрит. — Женщина помчалась звонить по ноль один.
— Если бы, Зинаида, если бы! У пожарных четко: все сообщения дежурному параллельно пишутся на магнитофон. И там зафиксирован только звонок сторожа. Этого самого Николаши!
— Какая модель «Жигулей», твой зевака не разглядел? — спрашивает Томилин.
— Светлая «двойка», универсал.
— У складских ни у кого «двойки» нет, — задумчиво произносит Томилин. — А любопытно бы познакомиться с этой дамой.
— Сомневаюсь, — пожимает плечами Кибрит. — Ну, мне пора.
— Зиночка, подожди, пожалуйста, — останавливает Знаменский. — Есть одно соображение…
— Сомневаться вольно во всем, — продолжает между тем Томин. — Я вот возьму и не поверю, что Николашу усыпили!
— И что предложишь взамен? — живо оборачивается Пал Палыч.
— Сам намешал дряни в чай. И набивался потом со своим термосом: проверьте, мол, что за жидкость, меня споили, я чистенький!
— Ты серьезно? — удивляется Кибрит.
— Нет. Но только потому, что очень он непритворно зевал! А вообще-то ничего нельзя скидывать со счетов. И даму в «Жигулях» тоже. Пламя было яркое, а сколько темного! Каламбур на скорую руку…
— Не столько темного, сколько пока не доказанного, — возражает Томилин.
— И темного хватает, — поддерживает Томина Пал Палыч. — Я не зачисляю сторожа в иксы и игреки, однако… Предположим, он скрыл визит какого-нибудь дружка. Дружок в тот вечер просто заглянул проведать. Но у него дурная репутация, поэтому лучше умолчать. Между тем дружок незаметно сыпанул в термос сонных порошков, потом под храп Николаши появились прочие дружки, вывезли со склада все, что понравилось, а для маскировки следов учинили пожар. Опровержения будут?
— Нет, — отвечает за всех Томин. — Правомерная версия. И — благо это по моей части — начинаю изучать Николашину биографию и круг знакомств.
— Пал Палыч! — Кибрит постукивает по циферблату наручных часов. — Время бежит — что ты хотел?
— Прежде всего услышать твое личное мнение. — Знаменский слегка «подлизывается» к ней ввиду предстоящей просьбы.
— Если с женской колокольни, я бы сказала, что этот склад — маленькое бабье царство. Возможны интриги, острая вражда.
— Однако с юридической колокольни к словам «поджог» и «ревизия» так и напрашивается слово «хищение»! — подхватывает Томилин.
— Ладно, — заключает Пал Палыч, — проверять будем все: Николашу, вахтера, образ жизни складских работников, вариант женской мести и тэ дэ и тэ пэ. Но по линии хищения мы плотно упираемся в вопрос о недостаче.
— Документы, естественно, в ажуре, — вздыхает Томилин. — А доказательства огонь скушал. Вот тут и…
— Может, не совсем скушал? — прерывает Пал Палыч. — Ничто не сгорает абсолютно бесследно, а, Зина? Насколько я понимаю, для химика сгоревшая пластмасса все-таки пластмасса, а не кожа и не дерево.
— Ну, теоретически…
— А практически? — настаивает Знаменский.
— Да ведь вам нужно количество! Число предметов!
— Мы не будем добиваться, восемнадцать шуб спалили или девять. Если недостача, то крупная, иначе бы не жгли!
— Одна шуба или пятьдесят, Зинаида Яновна! — присоединяется Томилин. — В таких пределах можно определить?
— Н-не знаю… Невероятный объем работы — и на пожарище, и в лаборатории… С ума сойти!..
— Зиночка, нет таких крепостей!.. Тем более ты начальник отделения, можешь добавить еще группу экспертов!
— Пал Палыч, разве моей группы хватит?
— Зинаида, ты никогда нас не подводила! — напоминает Томин.
— Прямо беда с вами… — Кибрит встает.
— Мы договорились? — давит Знаменский.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не знаю… попробую, но…
— Сегодня же?
Кибрит взглядывает на часы.
— Тираны вы! У меня ж и других дел невпроворот!.. Ну ладно, еду в испытательную лабораторию, оттуда позвоню.
— Та-ак, — говорит довольный Пал Палыч после ее ухода. — Возникает необходимость охранять пепелище. А то вездесущие мальчишки…
— Сделано, Пал Палыч, — докладывает Томилин. — Я на всякий случай распорядился, чтобы и вахтер, и сторож выходили к складу и не допускали посторонних.
— И я подстраховался, — признается Томин. — Попросил тамошнее отделение милиции приглядывать. Чтобы считали местом происшествия, где работа не закончена. — Он смешливо косится на коллегу. — Трудно нам разграничить сферы влияния!
— Сочтемся славою, абы на общую пользу, — примирительно улыбается тот. — Пал Палыч, если напрячь интуицию, кто поджигатель?
— Пока интуиция молчит. А поджигатель — ключ ко всему…
По территории грузовой автобазы шагает начальник колонны. Рядом юлит щегольски одетый, заискивающий и одновременно нагловатый шофер Костя, смазливый, пухленький, длинноволосый парень лет двадцати пяти.
— Начальник, дай отгул! Бабушка ногу сломала! Доктора надо, лекарства всякие…
— Вечная песня!
— У нее, кроме меня, никого! — жалобно врет Костя.
— Если считать, это пятая, не то шестая твоя бабушка! Скольких ты уже в последний путь провожал? Имей в виду — еще одна помрет, ищи себе другую работу!
— Не нравится Костя — пожалуйста, в любом автобусном с поклоном примут!.. — и, видя, что начальник нахмурился, нажимает: — Дай отгул! Позарез нужно! Личные обстоятельства!
— Когда? — бурчит начальник, злясь, что приходится уступать.
— Прям сейчас! Ну, порядочек, спасибо! — Костя резво пускается прочь, пока начальник не передумал.
Спешно помчался Костя укладывать многочисленные свои пожитки. Среди них ни единой книги, но одежды хватило бы на троих. Умяв и застегнув второй чемодан, Костя утирает влажный лоб и выходит на лестницу, с силой захлопнув за собой дверь с красивой табличкой «Е. М. Стольникова».
На очередном допросе Стольникова заторможенная и сникшая.
— День был суматошный, Пал Палыч. Конец квартала. Привоз, увоз… Одним надо сбыть на склад готовую продукцию. Магазины рвут дефицит для плана. Иной раз прямо во дворе с машины на машину перегружают. У нас с Женей только глаза туда-сюда бегают, как бы чего не напортачить. На кило худеешь за такую смену, честное слово! А вы спрашиваете: кто был? что делал? куда ходил? Не сумею я ответить…
— Меня больше всего интересуют последние полчаса рабочего времени.
— Да тут уж как раз схлынуло. Мы даже сели чай пить… — Она что-то вспоминает, хмурясь, задумывается.
— Евдокия Михайловна, ваши мысли куда-то упорхнули.
Та грустно-виновато улыбается:
— Да…
— В конце левого прохода стояли ящики с посудой?
— Стояли.
— Оттуда к вечеру забирали что-нибудь? Или сгружали из нового привоза?
Стольникова отрицательно качает головой:
— Посуда давно попусту место занимала. Тот угол у нас вообще был неподвижный — на что спросу нет… — Она опять умолкает.
— Что с вами приключилось? На себя не похожи.
— Дома неладно… — с заминкой признается женщина. — Как-то вдруг…
— Недаром подмечено: беда одна не ходит.
— Ой, не надо так говорить! — вскидывается Стольникова с испугом. — Должно наладиться! Мало ли что случается, а потом налаживается!
— Тоже верно… Расскажите-ка, Евдокия Михайловна, какие у вас отношения с людьми.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— По работе? Кладовщицы меня ругают, что ли?
— Дружно хвалят.
— Да? Я иногда могу и пошуметь… но в общем-то нормальные отношения.
— А с заместительницей? Конфликтов не было?
— С Женей? — удивляется Стольникова. — Чего нам ругаться?.. Честно сказать, зануда она, Пал Палыч. Сухарь… Такая начальница — кошмар! А заместительница — вполне! — Отвлекшись от печальных мыслей, Стольникова несколько оживляется.
