Видимо, очень скоро наступит кульминация этого действа, и одна часть моей натуры требовала в связи с этим скорейшего отъезда, тогда как вторая часть задавала вполне естественный вопрос: «Куда?»
Я продолжала работать над портретом Вильгельма. Ролло, как я просила, приходил в мастерскую, и Вильгельм трогательно радовался тому, что отец проявляет такой интерес к его портрету.
Ролло внимательно разглядывал Вильгельма, а затем делал замечания относительно моей работы.
— Тебе удалось уловить выражение его лица, — говорил он. Или: — Мне кажется, такой цвет кожи, как у него, очень сложно передать.
Вильгельм расцветал в лучах такого неожиданного интереса к своей персоне. А я, как всегда, на время работы забывала обо всех своих страхах, наслаждалась процессом творчества и была просто счастлива. Кендал настаивал на том, чтобы присутствовать на всех сеансах. Он тоже писал портрет Вильгельма. Невзирая на неопытность, из-под его кисти все же выходило нечто, довольно явственно напоминающее Вильгельма.
Вот так мы сидели вчетвером в мастерской. Я писала портрет, и меня постепенно охватывало ощущение безмятежности. Хотелось, чтобы эти магические часы, минуты и мгновения длились вечно. Дети тоже ощущали прелесть царящего вокруг покоя. Ролло как будто забывал о своих страстях и с удовольствием погружался в благотворную атмосферу.
Разумеется, это не могло продолжаться бесконечно. Миниатюра близилась к завершению. Но свое дело она сделала, дав Вильгельму то, чего ему всегда недоставало. Мальчуган заметно изменился. Мы с Жанной помогли ему обрести уверенность в себе. При участии Кендала, конечно.
Вести из внешнего мира были неутешительны. Враждующие политические группировки, разбросанные по всей Франции, никак не могли прийти к согласию. В республиканском правительстве были очень сильны монархические тенденции, что не могло не сказываться на его действиях. В Париже продолжались беспорядки. Там царил подлинный хаос, подогреваемый усилиями тех, кто был заинтересован в таком положении вещей.
Что можно было предпринять? Я снова начала подумывать об Англии. Поехать в Коллисон-Хаус и жить там вместе с Клэр. Я не получила ответа на свое письмо, но дошло ли оно до адресата? В любом случае я была совершенно уверена, что она обрадуется моему приезду.
Когда я намекнула Кендалу, что нам, возможно, придется покинуть замок, он пришел в ужас.
— Давай останемся, мама, — взмолился он. — Будем здесь жить всегда… И что будет делать барон, если мы вдруг уедем?
Я не ответила. Меня уже давно тревожил другой вопрос: что будет делать барон, если мы останемся?
Миниатюра Вильгельма была готова и очень понравилась принцессе.
— Это восхитительно! — воскликнула она. — Я так часто смотрю на наши с бароном портреты… Его миниатюра вообще очень необычна.
— Вы находите?
— О да. Вы как будто увидели в нем то, чего раньше никто не замечал… пока именно вы не указали на это.
— Я рада, что вы так думаете.
— Его глаза выражают… едва ли не смирение.
— У всех нас есть какие-то скрытые качества.
— Но не все способны эти качества заметить, — кивнула она. — Ваша кисть даже Вильгельма сделала привлекательным ребенком.
— Он и в самом деле привлекательный ребенок.
— Он стал лучше после вашего приезда. Иногда мне кажется, что вы на всех нас повлияли. Кейт, вы ведь не ведьма?
— Конечно же, нет. Я всего лишь художник.
— Большой художник. Вы согласны с этим определением?
— Да. В ином случае как бы я смогла убедить в этом всех окружающих?
— Вы мудрая женщина, Кейт. Уверена, Ролло тоже так думает.
Я отвернулась, чтобы скрыть смущение. Принцесса имела склонность к мистификациям. Стоит вспомнить хотя бы то, как она когда-то явилась ко мне в спальню, переодевшись служанкой. Быть может, Мари-Клод таким образом пытается дать мне понять, что ей все известно, в частности то, что ее муж был и остается моим любовником и что мой ребенок никак не случайно с каждым днем все больше и больше похож на барона…
Если она склонна к мистификациям, то я — к мнительности, но, как говорится, не бывает дыма без огня…
Нужно уезжать. Я обязана это сделать. Должна. Должна. Должна. Но… как? И куда?
* * *
Ролло слишком хорошо понимал мои чувства и поэтому придумал для меня работу. Он сказал, что, приводя в порядок библиотеку замка, обнаружил там старые манускрипты, которые нуждались в реставрации.
И предложил показать их мне на следующий день. Я должна была прийти в библиотеку, когда мальчики будут на уроках.
Я спрашивала себя, действительно ли эти манускрипты существуют в природе или он просто хочет поговорить со мной наедине. Кто может это знать кроме него?
Библиотека располагалась в огромной комнате с дубовыми полками вдоль стен. Книги были самого различного содержания, большинство в дорогих кожаных переплетах.
— Моя святая святых, — проговорил барон. — Тебе нравится?
Я ответила, что библиотека восхитительна.
Он взял мою руку и прижал к губам.
— В наших отношениях, к сожалению, ничто не меняется, Кейт, — негромко сказал он. — Разве тебе не хотелось бы что-нибудь изменить?
— Честно говоря, хотелось бы. Уехать отсюда, потому что я убеждена, что так будет лучше для всех.
— Это будет перемена не к лучшему, а к худшему.
— Вы пригласили меня сюда, чтобы показать старые манускрипты или чтобы поговорить о невозможном?
— Поговорить о возможном и показать манускрипты. Вначале поговорим. Сколько должно пройти времени, прежде чем ты осознаешь, что так дальше продолжаться не может?
— Может, — возразила я, — до тех пор, пока я не уеду. Если бы не Кендал, я рискнула бы и попыталась добраться до Англии. И все больше склоняюсь к мнению, что так и следует поступить. И уже говорила об этом с Кендалом.
— Что он сказал?
— Разумеется, что не хочет уезжать.
Его лицо расплылось в довольной улыбке.
— Очень толковый мальчуган, — кивнул барон.
— Вы околдовали его.
— Вполне естественно, что я нравлюсь собственному сыну.
— Однако вы не пытались очаровать Вильгельма.
— Я сказал: собственному сыну. За ублюдков не отвечаю.
— Вы беспощадный и жестокий человек.
— Но не с тобой, Кейт… только не с тобой.
— Когда-то… — начала я.
— Это было необходимо, и это было начало любви, — перебил он меня, — разве не так?
— Нет, это была похоть и месть…
— Вовсе не…
— Которая не удалась.
— Все удалось, потому что я понял, что в этом мире существует лишь одна женщина, способная меня удовлетворить.
