Как же невыносимо трещит башка! Стучат молоточки в висках, стучат, долбят в череп назойливо, изматывающе, и лучше не становится. Пора бы принять «лекарство», но уже нет «батареек» под рукой…
Грешник оглядел остальных братков налитыми кровью глазами, сдерживая рвущуюся наружу злобу. Но пятеро оставшихся в живых, включая и исполнителя его воли, никак не отреагировали на отчаянную борьбу бывшего товарища. Так и стояли истуканами с постными лицами, уставившись перед собой ничего не выражающими взглядами. Пусть бы только посмели… И все же превращать зомби в смертников – плохая идея, их осталось слишком мало. Придется поберечь…
Боль дочери, пронизав бетонные стены подземелья, настигла и ударила наотмашь, заставила отшатнуться, вспомнить, зачем он здесь. «Развлекаешься, Паша… Погоди, я уже близко». И он почувствовал что-то еще. Поляков мстительно оскалился, поворачиваясь лицом к двери. Так и знал, что в Убежище тоже есть носители заразы! Да и как им здесь не быть, ведь все началось именно в этом проклятом богами и людьми месте. Что ж, это очень, очень кстати. Не все же Храмовому развлекаться по полной программе. Взрывать дверь не придется, проблема с проникновением решилась на диво просто.
Сергей закрыл глаза и будто увидел их наяву – трех охранников в помещении за внутренней шлюзовой дверью. И один из них – дрожащий огонек, блуждающий во тьме. Теплый маячок, искушающий его крепнущий голод. Грешник лишь подумал, что хорошо было бы глянуть его глазами, как тогда, в бреду, он смотрел глазами сына Храмового – и перспектива тут же сместилась, увлекая его «я» в помещение за шлюзами. Легкая дезориентация длилась всего несколько секунд, затем его новое восприятие устаканилось. Охранники стучали костяшками домино по крышке приспособленной под игральный стол тумбочки, убивая вахтенное время привычным способом. Тот, в которого он вошел, – Толян, в этот момент смеялся дежурной шутке другого. Поперхнулся, ощутив в себе чужака, но воля Полякова мгновенно заморозила его страх, подчинила тело. Охранник оказался подслеповат, но это уже мелочи. Под удивленными взглядами приятелей он отложил фишки, встал, поднял со стола автомат и передернул затвор. Обвел помещение задумчивым взглядом. Следы недавней драмы, разыгравшейся здесь, отпечатались на всем, никто не пытался проводить в караулке капитальный ремонт. Дверной проем выгоревшей дотла бытовки просто заколотили обгоревшим пожарным щитом, но черные языки тянулись от обуглившегося косяка по стенам и потолку, вспучивая краску и все еще источая едкий запах гари. Инструменты со щита свалены в углу: топор и ломик, сослужившие хорошую службу, лежали в общей куче. Ближе к выходу из дежурки – следы крови на полу. Трупы, конечно, убрали, но кровь замыли небрежно, не особенно старались.
В этой бытовке заживо сгорела его жена в обнимку с подстилкой Храмового – его стервой сестрой. Странно, но эта мысль уже не вызвала прежних эмоций – горечи, гнева, чувства утраты. Что-то в сознании Грешника уже крепко изменилось. Сейчас он думал только о Фионе, и по-хозяйски приценивался, что будет делать с самим убежищем и его немощным населением.
Закончив изучать стены, Поляков перевел взгляд на охранников.
Знакомые лица, чего ж тут удивительного. Сколько лет бок о бок. И каждого из них презирал. Не люди – огрызки. Достойная замена Головину, Жердяю и Увальню. Хотел скосить обоих очередью, но в последний момент передумал. Преждевременный шум привлечет внимание. Да и Толян только что невольно поделился с ним информацией, сообщив, что чуть дальше находится еще один пост. И сейчас там – десяток вооруженных рыл. Почти весь запас бойцов, которых могло выставить убежище против непрошеных гостей. Остальные – бабы, дети и калеки, заперты по своим комнатушкам под присмотром еще пары человек, дежуривших в коридорах. Теперь без ведома Храмового даже дышать нельзя.
Преломляясь через затуманенное сознание носителя заразы, донеслись голоса:
– Ты чего, Толян? Чего столбом встал? Нехорошо, что ли? Чего за ствол хватаешься?
– Кажись, дверь неплотно прикрыта, – обронил Толян, перебив Геныча. – Схожу, проверю.
– У тебя глюки, что ли? Говорил же, не пей эту гадость, только Боров и мог нормальное пойло гнать. Я и отсюда вижу, что заперта, как обычно, так что успокойся.
– Да тут минутное дело, проверить-то, пусть сходит, успокоится.
– И ты туда же, Миха. Ну вы и ссыкуны, оба, блин! Навоображали про Грешника невесть что, словно он какое чудовище, способное доставать прямо сквозь стены! Хватит уже трястись, сгинул он давно, забудьте уже! Толян, да куда ты пошел, фишку кидай!
– Щас, Геныч, щас…
Лязгнули засовы, заскрипела отворяемая дверь.
– Толян, ты чего творишь?! – заполошно заорал Геныч, вскакивая. – Миха, держи его, он наружу пошел, совсем с ума двинулся!
Они нагнали товарища уже у второй двери, когда он отодвинул последний засов. Схватили его за руки, оттащили. Толян и не сопротивлялся, позволил себя увести. А потом до их слуха донесся скрип наружной двери, потянуло холодом, и охранники одновременно повернулись. От представшей перед глазами картины волосы у обоих встали дыбом, а глаза полезли из орбит.
Дверь шлюзовой распахнулась настежь.
За ней, выстроившись в ряд и вскинув автоматы, стояли и целились в них пятеро незнакомых мужиков с совершенно равнодушными лицами и мертвыми взглядами. А сбоку, подпирая дверь плечом, обретался Грешник собственной персоной и презрительно улыбался, глядя на затворников.
– Толян, сука, ты что же наделал…
Резко обернувшись, Геныч осекся – на лице Толяна змеилась точно такая же усмешка, как и у мифического Грешника. Осознать, что происходит, у него времени не хватило – предательский удар прикладом в висок, нанесенный бывшим приятелем, заставил безвольно рухнуть на грязный бетонный пол. Лишившись от ужаса всякого соображения, второй охранник не сопротивлялся, когда Поляков, с отеческой улыбкой глядя ему в глаза, забрал у него автомат, а свой карабин передал послушно принявшему Толяну. Через минуту, бросив связанных по рукам и ногам неудачников в бытовку, а Толяна прихватив с собой, чтобы использовать в качестве наживки, Грешник повел свой молчаливый отряд мстителей дальше.
Люди ему еще могли понадобиться, не стоит пока уничтожать всех подряд. По возможности.
Он знал, что увидит за следующим поворотом, когда свернет на длинный, почти в три десятка метров отрезок коридорной кишки. Память Толяна уже доложила ему все необходимое. Знакомый расклад. Во время памятной войнушки с Печатниками Грешник сам предложил Храмовому оборудовать из парочки подсобных помещений поближе к выходу казарму и загнать туда бойцов, чтобы в случае чего оперативно закрыть брешь. Стервятники с Печатников тогда так и не прорвались, но Паша не забыл, воспользовался проверенной схемой. Но с чего Робинзону именно сейчас взбрело в голову устроить там самую настоящую баррикаду из мешков с песком? Мера на случай проникновения зверья с поверхности? Да уж, с головой у мужика явные проблемы – проникнуть сквозь стальные двери способен не каждый зверь, таких можно по пальцам пересчитать. Упырям, клыканам, стигматам – не по зубам. Вичухи тесных подземелий избегают по вполне понятным причинам – негде крыльям развернуться, их охотничья угодья – открытая поверхность. Разве что мифический Охотник, о котором не утихают ничем не проверенные слухи. Но судя по описываемым размерам, тот сюда просто не протиснется. Харибда? Видеть не приходилось, но бродяги в одно из посещений Убежища как-то обмолвились, что подобная тварь наделала шуму в самом метро: ее бронированный костяной панцирь не всякая пуля возьмет, а дури хватит и железо вскрыть.
Нет, вряд ли.
В этом районе таких опасных зверюг не водилось, и Паша опасался отнюдь не зверья. Да и «пугачи» в свое время были установлены не для отпугивания живности, а в качестве избавления от самых пронырливых, хитрых, изобретательных врагов – людей. Получается, старый друг готовился именно к его приходу? А может, он тоже… Нет. Грешник бы уже почувствовал. Как почувствовал, что, кроме Толяна, среди затворников есть еще не меньше двух… нет, трех «батареек». Храмовой этой участи избежал, а жаль. Было бы гораздо проще…
Грешник досадливо встряхнул головой и тут же крупно пожалел об этом: в висках и затылке будто полыхнуло, боль раскаленной иглой впилась в позвоночник, пробила до копчика. Твою же мать…
Поляков злобно покосился на свой отряд, шаркающий подошвами за ним по пятам.
Вот же уроды, шумят, как стадо шилоклювов! Увы. С потерей человеческих качеств его зомби растеряли и все необходимые навыки для скрытного проникновения. Гремели каблуками, бряцали оружием, сопели. Толян тоже плелся вместе со всеми, не сводя с Грешника выпученных в животном испуге глаз. Поляков невольно усмехнулся. Все осознавать, но не в силах сопротивляться – это, пожалуй, чертовски неприятно, понять этого заморыша можно. Но гладить по головке он его не собирался. Ведь сам Грешник на сочувствие обитателей убежища рассчитывать не мог.
