Кирпич с несказанным облегчением перевел дух. Спохватившись, опустил ствол автомата и радостно переглянулся с Соленым.
Фёдор через силу преодолел очередную ступеньку. Теперь его голова торчала из проема целиком. Еще шаг. Снова остановка, чтобы отдышаться. Все его лицо алело ссадинами, словно Кротов только подрался с армией кошек. Нашарив обоих выживших мутным от контузии взглядом, челнок кивнул и сиплым голосом выдал:
– Ну вы оба и везунчики, парни! А вот я больше на поверхность ни ногой. Фу-ух… Спрячу свой зад на Бауманке, дай только вернуться… Мне этого приключения на всю оставшуюся жизнь хватит, а этот сраный упырь теперь будет являться в кошмарах…
– Знаешь, Федь, ты просто не умеешь его готовить, – Соленый вытер рукавом кровь с разбитых губ, поморщился – саднило изрядно. – Говорят, у него печень вкусная.
Фёдор аж поперхнулся:
– Что-о?!
Кирпич неожиданно для себя засмеялся. Не тонко и заливисто, как раньше, а хриплым, незнакомым для себя смехом. По лицу мальчишки текли слезы, а он смеялся и не знал, как остановиться.
– Чего это с ним? – недоуменно спросил Кротов.
– Не обращай внимания, это нервное, – невесело усмехнулся Соленый. – Ты как выжил-то, чудила?
– Как, как, – незлобиво проворчал Фёдор, обводя помещение подслеповатым взглядом. – Каком кверху. Под лестницу скатился. Чуть руку мне не откусил, укурок, когда ему гранату в глотку запихивал… А где Наташка с Димкой?
Кирпич поперхнулся. Ноги подкосились, и он наконец хлопнулся в обморок.
* * *
По-змеиному неуловимо мелькает сталь. Вскрик. Пистолет выскальзывает из пальцев, запястье густо окрашивается красным. В следующий миг Грешник хватает Робинзона за руку, одним движением выдергивает в коридор, свирепо бьет в лицо локтем. Хрустит сминаемая переносица, и Храмовой, опрокинувшись на спину, замирает, оглушенный ударом, словно раздавленный жук.
Грешник стоит над распростертым телом, впившись в лицо противника жестким взглядом. И с трудом узнает того, кто еще несколько дней назад был Робинзоном. Старая развалина с изуродованным неприглядной раной лицом, испещренном морщинами и пигментными пятнами. Как можно было бояться это ничтожество?
Вот он, момент, которого он так долго ждал. К которому так долго шел, оставляя позади себя трупы. Почему же он ничего не чувствует? Где торжество справедливости? Где сладость мести? Лишь сосущая пустота в душе, требующая заполнения, и иссушающий голод, рвущий его изнутри на части, выворачивающий душу, пробуждающий все темное, что только может таиться в человеке…
Робинзон шевелится, приходя в себя. Находит его мутным от боли взглядом. В его глазах Грешник видит свое отражение: рослый мужик с иссеченным порезами и царапинами, залитым кровью лицом. Куртка и штаны тоже вспороты ножевыми ударами, пробиты пулями и, словно серой мукой, присыпаны бетонной пылью. После всего, через что он прошел, сил осталось немного, но хватит, чтобы добить…
Он делает шаг к Робинзону, поигрывая ножом.
Громкий треск. Низкий горловой рык. Быстрые удары лап, приглушаемые ковролином. Грешник делает быстрый шаг назад, стремительно вскидывает руку. Существо, вылетевшее из кабинета, насаживается грудью на лезвие «Карателя». Поляков равнодушно стряхивает его, смотрит, как тощее тело в остатках изорванной одежды бьется в агонии рядом с Робинзоном. По заострившимся зубам на раздавшихся вширь челюстях стекает вязкая слюна, в темных глазах медленно гаснет огонь. Эту «батарейку» он использовать не сможет, пацан уже обратился, исчерпал свои ресурсы сам, не оставив ему ничего.
Но есть еще одна «батарейка». Та, что сможет утолить убивающий его голод.
Грешник медленно поворачивается к бытовке.
Израненная дочь, прихрамывая и оставляя на полу кровавые следы, идет к нему неверным шагом. Он чувствует радость, ярко полыхающую в ее душе. Она счастлива в этот момент, счастлива, что он выжил. Что они выжили оба. Дочь и отец. Безумная близость бьющей от нее энергии пронизывает его тело дрожью, захлестывает сознание.
Он не сможет сказать себе «нет».
Не сможет.
– Остановись, Поляков.
Незнакомый мужской голос, донесшийся по коридору как шелест ветра, заставил Грешника злобно оскалиться. Ну что еще! Как кто-то мог выжить там, где он прошел, словно коса смерти?! Резким движением подхватив с пола пистолет Робинзона, Сергей обернулся, вскидывая руку. И непонимающе замер, на несколько томительных секунд забыв о своей мести, терзающих тело ранах, сжигающем его голоде, и пальце, застывшем на спусковом крючке.
Что за чертовщина…
В нескольких метрах от себя он увидел в коридоре странную парочку. Молодой парень лет восемнадцати стоял на коленях, поддерживая сидевшую на полу девчонку, прижавшуюся к нему спиной. Судя по состоянию их истерзанной и окровавленной одежды, они только что участвовали в жестокой схватке. Поляков встряхнул головой, снова всмотрелся. Что-то странное творилось с его зрением – этих двоих он видел, как черно-белую фотографию. Даже их кровь на одежде выглядела черной. Поляков не помнил таких противников среди бойцов убежища. Тех он всех знал в лицо, а этих двоих видел впервые. Но стоило всмотреться в их лица, и узнавание потекло в него информационным ручейком. Сработали способности узнавать подноготную у кого угодно.
«…Детишки Сотникова, главы Бауманского Альянса. Мутанты хреновы…», – подтверждая догадку, шепнул в сознании призрачный голос Фиксы.
А ведь он планировал вернуться в метро, чтобы найти их и хорошенько расспросить, что именно они с ним сделали. Как же они оказались здесь?!
И вдруг понял – они пришли именно за ним.
– Остановись, Сергей, – на этот раз заговорила девушка. Серые потрескавшиеся губы даже не шевельнулись. Бледное как мел лицо. Серые взлохмаченные волосы. И голос бесплотный, как у призрака.
– Ты должен, Поляков, – медленно кивнул парень. – Она твоя дочь. Сопротивляйся.
Они знали его имя. Так же, как он знал их имена. Они были такими же, как он – измененными. И все же другими. Их сила была спокойной, в ней не было перехлестывающего через край безумия, которое Грешник чувствовал в себе. И у него не было над ними власти.
Мучительно застонав сквозь стиснутые зубы, Сергей обхватил руками голову – в череп вонзались молотки боли, казалось, дробя кости. Металл «Грача» в правой руке глубоко вдавился в висок, но Грешник этого не замечал. Он оказался прав – отсрочка вышла небольшой, и безумие его наконец настигло, чтобы взять плату за предоставленную возможность. Возможность мести. Боль требовала новой жертвы, а эти двое ему ничем не могли помочь, они были лишь досадной помехой. Они не отнимут у него добычу…
Добычу?! Дочь – его добыча?! Та, кого он рвался спасти изо всех сил, не жалея ни себя, ни людей с Новокузнецкой? И что, вот так все и закончится?! Даже сейчас он окажется палачом до конца?! Нет! Лучше умереть! Он не может остановить себя сам, но эти двое…
– Идите к дьяволу!
Он резко выбросил вперед руку и нажал на спусковой крючок «Грача», целясь в голову Сотникову. Выстрела не последовало – пистолет таял в пальцах Полякова, растворяясь туманной дымкой. Еще миг – и от него не осталось и следа.
– Жаль. Мы так надеялись, что ты будешь с нами.
Кто это сказал – парень или девчонка?!
Все вокруг начало стремительно меняться. Свет лампочек потускнел, сдаваясь под неумолимым натиском сумерек, потускнели краски. Стены коридора растворялись, пока не сгинули совсем, пространство раздалось вширь. Грешник попытался вдохнуть, и не смог – воздух исчез. Пропали запахи и звуки. Он чувствовал лишь тяжелые быстрые удары сердца, еще не отошедшего от выплеска адреналина. Ярость, навеянная боем, застыла внутри, словно муха в янтаре. Ему оставалось лишь стоять и смотреть, как реальность вокруг него продолжает распадаться, заполняясь дышащей, живой тьмой.
Откуда-то он знал, что это обязательно случится.
Ему снова снились черные сны – наяву. Снился ад, из которого он вышел мстить.
Теперь он знал, что в этой пустоте и тьме он не одинок. Мир мертвых всегда плотно населен – душами умерших. Они уже проступали из тьмы серыми бесплотными силуэтами. Прервав хаотичное движение без начала и конца, останавливались и оглядывались. Обретали лица, возраст, личную историю. Мужчины и женщины, дети и старики. Они почуяли живого в своем обиталище.
И эти двое – они тоже провалились в этот ад, изменившись до неузнаваемости.
Грешник видел их бесплотные силуэты, словно наполненные внутренним светом. Он посмотрел на свои руки – его оболочка тоже стала неосязаемой тьмой, светилась только сеть кровеносных сосудов и капилляров. И ярким сгустком горело сердце, перекачивая по сосудам свет.
Призраки подступали все теснее. Они тянули к нему бесплотные руки. Со всех сторон доносились зловещие шепотки, в которых звучал гнев. Грешник вдруг увидел знакомое лицо, изуродованное шрамом – Хомут-младший. Взгляд заскользил, на секунду останавливаясь на каждом призраке. Он знал их всех – тех, кто сейчас подступил ближе остальных. Именно он оборвал жизнь каждого из них. Худощавый Заика. Рослый Горелка. Коренастый Учитель. Медлительный Увалень и прямой как палка Жирдяй. Неопрятный завхоз Головин. И десятки других лиц. Их было так много, что всех имен он уже не помнил.
