— Поехали…
Онерва включила мотор и схватилась за рычаг скоростей. Но Кауранен успел опередить ее — оторвал одну руку от бинокля и так крепко схватился за рычаг, что он не дрогнул.
— Не нервничай, — процедил Кауранен сквозь зубы и снова отвернулся, чтобы следить за площадью. — Сашка сосет пальцы, подходит к Алекси. Встает рядом с ним на корточки. Оба сидят, положив друг другу руки на плечи…
Кауранен опустил бинокль на колени и посмотрел на Онерву. Его лицо с минуту было тупо-невыразительным, но потом на нем появилась заинтересованная улыбка.
— Постарайся держать себя в руках, — сказал он басовито. — Что мы можем сделать? Ринуться туда и спросить — не надо ли помочь? Ошибаешься. Сашка нас сразу узнает. С таким же успехом мы могли бы вручить ему письменное извещение о том, что за ним назначено наблюдение.
— Мы можем позвать на помощь, например, группу из района Малми. Она прибудет сюда как бы случайно.
— Зачем?
Онерва нетерпеливо шевельнулась и откинула упавшие на лицо волосы.
— Хотя бы затем, что этот тип бил Сашку — ты же сам сказал…
Кауранен поднес бинокль к глазам.
— Они все еще торчат на месте, словно чего-то дожидаются. Надеюсь, они не рассчитывают сбежать на этой рухляди? Она даже не зарегистрирована… Я просто сказал, что мне показалось, будто тот мужик его прибил. К тому же автобус — это личная территория. А оскорбление, нанесенное на личной территории, — это преступление против владельца. Пусть сам заявляет, если сочтет, что может извлечь из этого пользу. Но какое сокровище у них в этой сумке?
— А то, что этот бродяга вломился в автобус со своей бабой, ничего не значит?
— Если они ничего не украли, суд признает, что они забрели туда по ошибке. Мы с Кандолином не догадались обыскать их погреб. И этот автобус тоже. А вообще…
Кауранен довольно долго молчал, опустив бинокль на колени, словно забыл о нем. Потом вдруг обернулся к Онерве, и теперь его лицо сияло от радости по поводу осенившей его догадки.
— Знаешь что? — выпалил он. — В той сумке что-то ценное, какие-то краденые вещи. Они собираются спрятать ее в автобусе. Сумку надо обыскать сегодня же, а автобус — завтра, при дневном свете.
Онерва повернулась к Кауранену и прямо-таки ощерилась, обнажив передние зубы.
— Ты сам-то знаешь, почему мы следим за Сашкой?
— А то нет. Но если бы заодно обнаружилось еще и сокрытие какого-нибудь темного товара…
— Не думаю.
— А я вот случайно подумал.
Глаза Кауранена сузились, губы плотно сомкнулись. Не глядя на Онерву, он склонился ниже к приборному щитку, взял в руки микрофон и нажал кнопку.
— Вызываем Малми. Говорит Катри-три-шесть с Козьей горы, — произнес он.
— Свободен номер три-два-три, — протрещало радио. — Если надо — двинемся в вашу сторону. Что у вас?
— Нужен небольшой обыск, который мы не можем произвести сами. Неподалеку от нас стоит бело-синий ободранный автобус. Возле него двое цыганских мальчишек. У них с собой сумка, есть основание подозревать, что в ней спрятаны краденые вещи. В автобус входить не надо. Возьмете только парней и сумку и отвезете в Малми, чтобы установить личности и выяснить, кому принадлежит имущество.
— Три-два-три принял, обыск проведем.
— Спасибо. Всё.
Онерва дрожащими руками открыла сумочку, достала сигарету и закурила, глубоко затянувшись.
— Теперь ты счастлив? — спросила она, не глядя на Кауранена и с трудом унимая дрожь пальцев.
Кауранен аккуратно положил микрофон на место.
— Конечно, — ответил он. — По крайней мере тем, что сейчас мы можем пойти выпить кофе, не надо бояться, что они от нас улизнут. И если… Не хочу тебя обижать, но в Управлении найдется и другая работа, если тебе не по вкусу сыск.
Онерва схватилась за рычаг скоростей.
— Дело не в этом.
— А в чем же?
— В том, что мне невыносимо то, чего ты даже не замечаешь.
— Чего же это?
Онерва включила мотор, «лада» рванулась, колеса взвизгнули.
Было чуть больше одиннадцати, когда они выехали со двора полицейского участка в Малми. На этот раз за рулем сидел Кауранен, а Онерва — рядом с ним.
— Почему они направились в ту сторону? — удивился Кауранен. — Им ближе через объезд. И ехать за ними было бы удобнее.
— Может, они идут добывать новый аккумулятор, — холодно сказала Онерва.
— В воскресенье? И в такое время? Вечером? Глупости.
— Может, они его украдут. Они же цыгане — что им стоит?
Кауранен взглянул на Онерву и ничего не сказал, только надменно выставил подбородок. Проехав под знаком, запрещающим проезд, он свернул на Сеновальное шоссе.
— Почем я знал, что там был аккумулятор, — буркнул он. — Да и вернут его, если выяснится, что он не краденый. Только он, конечно, чужой. Такой же ворованный, как все их имущество. Если он вывернется из нашего дела, пускай хоть за аккумулятор ответит.
— Останови.
— Почему? Они убегут…
— Останови.
Кауранен подъехал к тротуару и затормозил. Онерва открыла дверцу и вышла. Она медленно перешла тротуар и прислонилась к ограждающим его с другой стороны перилам. Железо было холодным. Стоял туман, и пахло проложенными где-то поблизости рельсами. Уголком глаза она видела, что Сашка и Алекси ушли уже далеко, за несколько сот метров, так далеко, что их было трудно различить.
— Черт побери! Что с тобой делается? — выскочил из машины Кауранен.
— Мне нехорошо.
Кауранен что-то пробормотал, потом принял надменный вид и сердито сказал:
— У меня тоже есть жена. Но она не устраивает таких фокусов из-за своих недомоганий.
Онерва повернулась, подошла поближе к машине, уголки губ у нее дрогнули.
— Я хочу сказать, что у меня есть мозги, — произнесла она хрипло и громче, чем хотела, — а в них участки, способные соображать…
— Не кричи. Что люди подумают…
— Пускай думают, что хотят.
Онерва с силой хлопнула дверцей и почти побежала туда, откуда они приехали.
Кауранен с минуту сидел неподвижно. Потом взглянул в зеркало и увидел, что Онерва уже далеко.
— Ну и пусть идет, черт ее побери…
Он с яростью схватился за рычаг скоростей, рванул машину с места, проехал по Сеновальному шоссе, но ни Сашки, ни Алекси и в помине не было. Он развернул машину и стал колесить по тряским узеньким незаасфальтированным улицам. Все было напрасно. В горле у него застрял ком, который он никак не мог проглотить. Все казалось фантастическим скверным сном; он еще никогда не упускал дичь, которая была глупее его самого.
22. В ПОЛИЦЕЙСКОМ УПРАВЛЕНИИ. 23 Ч. 55 М.
Харьюнпяа сразу понял: что-то случилось. Уже от входной двери он заметил, что за стеклянной перегородкой дежурного толпится много народу. И по тому, в каких позах стояли полицейские, он понял, что это не обычный треп, на который здесь часто собираются. Кто-то вышел из оперативного отдела и, подняв руку, что-то объявил, другой нес свернутую в трубку карту в кабинет дежурного комиссара — Харьюнпяа показалось, что там в дверях мелькнул Кандолин, хотя ему следовало быть в своем кабинете. Точнее, в такое позднее время даже не там, а дома.
Харьюнпяа свернул налево, оттуда, сделав несколько поворотов, можно было попасть в дежурное отделение — и тут его охватило какое-то неясное чувство вины, а в голове мелькнула смутная догадка, что так или иначе виновник поднявшегося переполоха — он сам. Вечер он провел дома и вот опоздал, хотя обычно с ним этого не случалось. Через пять минут ему вместе с Ехконеном следовало быть на Козьей горе, чтобы сменить Онерву и Кауранена. Харьюнпяа предпочел бы дежурить в паре с Онервой, но ей удалось найти няньку к сыну только до полуночи.
Харьюнпяа остановился на пороге. За столом дежурного комиссара сидел Вийтамяки из отдела краж, Кандолин стоял спиной к двери, стучал пальцем по какому-то плану, лежащему на столе, и стремительно что-то объяснял, кроме незнакомца в форме комиссара полиции нравов, в кабинете находились дежурный старший констебль, Ехконен, Нордстрём и Кауранен, который сидел на скамье у стены и нервно курил.
— Добрый вечер. Или ночь.
Приветствие Харьюнпяа заставило Кандолина прерваться на полуслове — он быстро взглянул на дверь, но, увидев, кто пришел, выпрямился и повернулся.
— Ага. Ты все-таки пришел.
В кабинете стало совсем тихо. Харьюнпяа раздосадовало то, что разговор смолк и за его спиной — в комнате объявлений. Он бросил взгляд через плечо. Ему было показалось, что все уставились на него, но он, очевидно, ошибся — разговоры зажужжали по-прежнему.
— Сожалею, что опоздал, — сказал Харьюнпяа и только тут сообразил, что Кауранену следовало быть в переулке Мадетоя и что Онервы здесь нет. Но он ничего не успел спросить.
— Мы уж думали, что ты тоже бросил дело, — сказал Кандолин. Он сказал это будто бы со смехом, но глаза у него за темной оправой зловеще сверкнули.
