– У меня есть связи в издательском бизнесе. Не хочешь показать, когда допишешь?
Любая помощь от Сиенны означала жесточайшую кабалу, и ниточки вели к Келлану, а потому я с улыбкой ответила:
– Спасибо, буду иметь в виду.
Сиенна отпустила меня дружеским взмахом руки, и я ушла, не вполне понимая, удачно ли прошел разговор.
Задвинув ее на задворки сознания, я отправилась на поиски своей любимой рок-звезды, а когда нашла, слегка удивилась занятию Келлана. Работники сцены еще не закончили устанавливать инструменты, и те лежали наготове позади, в футлярах и без: гитара там, микрофон сям. Посреди этого бардака мирно покоилась ударная установка. Келлан сидел за барабанами и пытался настучать песню «Чудил», а Эван безжалостно потешался над ним.
Я никогда не видела Келлана в роли ударника. Странное это было зрелище – красивая голубая сойка, которая бороздит озерные воды, вместо того чтобы взмывать в облака. Было видно, что это не его ремесло, и он закусывал губу, стараясь сосредоточиться на замысловатом ритме. Его глубочайшая погруженность в дело завораживала, и не меня одну. За сценой образовался кружок, и люди слушали, как он играл – вернее, пытался играть.
Эван заметил меня и, подойдя, приобнял одной рукой. Он продолжал смеяться, и уголки его глаз собрались в морщинки при виде того, как Келлан примерился ударить и чуть не выронил палочку.
– Приятно знать, что некоторые вещи я умею лучше Келлана!
Я рассмеялась, Келлан же выругался и затряс головой. Он быстро выбивался из ритма, и я уже с трудом узнавала композицию.
– У него другие таланты, – произнесла я. Эван прижал меня, прыснул, и я поняла, что выразилась двусмысленно. – Я имею в виду пение.
– Да, я догадался! – развеселился ударник пуще прежнего.
Он вновь обратил внимание на Келлана, и я спросила:
– А что у вас за история с конфетным пакетиком?
Я не собиралась соваться в чужие дела, но будь я проклята, если не сгорала от любопытства уже в течение нескольких месяцев.
Эван чуть смутился и скосил на меня глаза:
– А, это. Мы с Дженни, когда в первый раз… ну, ты поняла… ели их, а потом… расплющили пакет… в процессе. – Он глянул на меня. – Я не знал, что она сохранила. – Он расплылся в широкой любящей и довольной улыбке. – Сентиментальная девочка!
У меня потеплело на душе.
– Как и большинство из нас.
– Твою-то мать! Сдаюсь! – крикнул Келлан.
Толпа вокруг нас покатилась со смеху, неумелый барабанный бой заглох. Я изогнула шею, чтобы взглянуть на Келлана. Он швырнул палочки на пол и положил голову на малый барабан, признавая поражение. Эван похлопал меня по спине:
– Похоже, я вывел его из строя. Придется тебе утешать его перед концертом.
Посмеиваясь, я подошла к своему удрученному мужу. Уловив мое присутствие, он вскинул глаза.
– Я идиот, – буркнул он, уморительно вытягивая губы в дудочку.
Подавив желание впиться в них, я протянула руку и помогла ему встать.
– Нельзя же быть на все руки мастером, Келлан, – внушила я ему, тронув пальцем его обручальное кольцо, прежде чем выпустить его ладонь.
Взор Келлана загорелся. Голосом столь же натужно-простуженным, как и его глаза, он отозвался:
– Твоя правда. Надо заниматься только тем, в чем ты очень, очень хорош.
Он скользнул взглядом по моему телу, обдав жаром, от которого кожа вспыхнула, как бенгальский огонь в День независимости.
Я собралась напомнить ему, чтобы он вел себя прилично, но он мгновенно переменил настрой и спросил уже с любопытством:
– Что сказала Сиенна?
Обойдя с ним рабочих сцены, я передала ему наш путаный разговор.
– Она считает, что мы делаем из мухи слона. – Я следила за Келланом: он что-то прикидывал в уме, явно не веря и не соглашаясь. – Еще она заявила, что больше не будет обниматься.
– Она и раньше обещала, – усмехнулся Келлан. – Но стоит направить на нее камеру – сразу же забывает. – Он закатил глаза. – Выписывает фанатам чего просят! Актриса до мозга костей.
– Так ее воспитали. Так она выбилась из звездочки в суперзвезды.
Я моргнула, сама себе дивясь. Неужели я ее защищаю?
Келлан изумился не меньше и придержал дверь в свою пустую гримерку.
– Я понимаю. Наверное, это единственное, что есть у нас общего: паршивое детство.
Дверь затворилась за нами, и я обняла его за шею.
– Нет, Келлан, – с серьезным лицом сказала я, – у нее было совершенно другое детство. Ничего похожего.
Давнишняя скорбь наполнила его взор, и он кивнул, я же стиснула его крепче в попытке доказать, что моя любовь сильнее былой ненависти.
Позднее, когда «Чудилы» были на сцене, ко мне подошла Анна. Я смотрела с выгодного местечка за кулисами на Келлана, который изливал душу в пении. Обычно в это время я каждый вечер трудилась над своей новой книгой. Писать две штуки сразу было, наверное, не лучшим способом закончить хотя бы одну из них, но выступления Келлана неизменно наполняли меня вдохновением, и мне не оставалось ничего, кроме как выплескивать его на монитор. Келлан был моей личной музой.
Прервавшись на середине предложения, я взглянула на сестру. Той было немного не по себе – она потирала участок слева внизу живота. Зеленые глаза посверкивали в свете сценических огней. Разволновалась или просто устала? Вынашивать ребенка нелегко, не говоря уж о жизни с Гриффином. Вспомнив сегодняшнее историческое признание Анны, я усомнилась в ее хорошем самочувствии.
Я закрыла ноутбук, поставила его на пол, встала и указала на свой стул с прямой спинкой:
– Может, присядешь?
Не самая удобная в мире вещь, но пусть хотя бы ноги отдохнут.
Не отводя глаз от сцены, она пробормотала: «Спасибо». Затем уселась на жесткий металл. Когда Анна слегка наклонила голову, чтобы лучше видеть ребят – или, может быть, лишь одного из них, – я заметила у нее под глазами темные круги. Она их неплохо закрасила, но я рассмотрела синюшность. Анна никогда бы не призналась в этом, но она вымоталась. Ей следовало отправляться домой и лежать, пока есть возможность.
– Сестренка, ты себя хорошо чувствуешь? – Я положила руку ей на плечо.
Она немедленно вздернула подбородок, и повлажневшие глаза просохли.
– Конечно, а почему нет?
Я много чего могла сказать, но выделила одно, о чем говорить было легче, – физические тяготы беременности.
– Ты держишься за бок.
Она скривилась и посмотрела на место, за которое теперь взялась крепко.
– Максимус пинается, лупит в одну точку, – вздохнула Анна. – По-моему, уже повредил мне пару ребер.
– Ну так он же отчасти Гриффин, странно, если бы было иначе, – отозвалась я, не думая.
