— Какое угощение?
Я рассказал ему о девушках, которые ублажали меня в доме на окраине. Калли заулыбался.
— Это все Фуммиро. Ты, однако, счастливчик. Я всю ночь носился, высунув язык. — Он помолчал. — Значит, ты все-таки не устоял перед шлюхами. Готов спорить, она у тебя первая, если не считать той телки в Лос-Анджелесе.
— Да, — признался я. — Ну и хрен с ним, все, что делается в трех тысячах миль от дома, не в счет.
— Ты иди в багажное отделение и дожидайся чемодана, — распорядился Калли после того, как самолет приземлился в Гонконге. — Я останусь у самолета, прослежу за разгрузкой. Не хочу, чтобы какой-нибудь воришка умыкнул чемодан.
Коридором я быстро прошел в багажное отделение. Аэровокзал гудел от огромного числа пассажиров. Лицами они отличались от японцев, но большинство составляли азиаты. Транспортер пришел в движение, и я сосредоточился на движущейся ленте. Прошло десять минут. Ни Калли, ни чемодана. Я огляделся. Слава богу, масок тут никто не носил. Они меня нервировали. Ничего подозрительного я не заметил.
Наконец показался поблескивающий медью монстр. Я схватил его, когда он величественно проплывал мимо. Вес определенно не уменьшился. Я проверил замки. Все в целости, никто не пытался их вскрыть. Заметил бирку на ручке. Прочитал на ней: «Джон Мерлин». А ниже — мой домашний адрес и номер паспорта. Теперь я точно знал, почему Калли попросил меня слетать с ним в Японию. Если бы развитие событий пошло по другому сценарию и кому-то из нас пришлось сесть в тюрьму, роль этого «счастливчика» он отвел мне.
Я уселся на чемодан, и минуты через три появился Калли. Ослепительно улыбнулся, увидев меня.
— Отлично. Такси уже ждет. Поехали в банк. — На этот раз ему хватило сил поднять чемодан и вынести его из здания аэровокзала.
Такси кружило по запруженным пешеходами и автомобилями улицам. Я ничего не сказал. Я был у Калли в долгу, но теперь отдал его полностью. Меня обижало, что он обманул и так крепко подставил меня, но Гронвелт, должно быть, только похвалил бы своего протеже. Помня о методе Гронвелта, я решил ничего Калли не говорить. Он наверняка предполагал, что я выведу его на чистую воду, и, конечно же, подготовился к моим возможным упрекам. Уж что-что, а оправдываться Калли умел.
Такси остановилось перед ветхим зданием на одной из главных улиц. Золотые буквы вывески сообщали, что в нем расположен «Международный банк „Футаба“». Дверь с двух сторон подпирали охранники с автоматами.
— Бандитов в этом Гонконге что грязи, — прокомментировал Калли, кивнув охранникам. Чемодан в банк он занес сам.
В холле Калли постучал в одну из дверей, которая тут же распахнулась. Маленький бородатый евразиец[18] просиял, увидев Калли. Калли пожал ему руку. Представил мне, но фамилии я не разобрал. Потом евразиец провел нас в большой зал, середину которого занимал длинный и широкий стол. Калли положил чемодан на стол, открыл замок, откинул крышку. Должен признать, зрелище произвело на меня впечатление. Пачки, пачки и пачки японских йен, черный шрифт на серо-голубом фоне.
Евразиец снял телефонную трубку, отдал короткий приказ. Через несколько минут в зал вбежали банковские клерки. Пятнадцать человек, все в одинаковых черных костюмах. Набросились на содержимое чемодана. Им потребовалось три часа, чтобы пересчитать деньги и проверить правильность своих подсчетов. Потом евразиец пригласил нас в свой кабинет. Заполнил внушительную пачку документов, подписал, поставил печати и протянул Калли. Тот внимательно просмотрел документы и убрал в карман. Мне он говорил о «маленькой» квитанции.
Наконец мы вышли на залитую солнцем улицу. Калли светился от счастья.
— Дело в шляпе! — воскликнул он. — Можно спокойно возвращаться.
Я покачал головой.
— Как ты мог пойти на такой риск? Это же безумие — таскать с собой такие бабки!
Калли улыбнулся.
— А каков, по-твоему, риск управлять лас-вегасским казино? У меня рискованная работа. А в данном случае теория вероятностей была на моей стороне.
Когда мы остановили такси, Калли попросил водителя отвезти нас в аэропорт.
— Пролететь полмира и даже не пообедать в Гонконге? — запротестовал я.
— Не будем испытывать удачу, — одернул меня Калли. — Кто-то может подумать, что деньги по-прежнему при нас. Чем быстрей мы вернемся в Штаты, тем лучше.
* * *
На обратном пути Калли постоянно везло, и он отыграл семь тысяч из тех десяти, что задолжал мне. Он бы полностью компенсировал свой проигрыш, но я отказался продолжить игру.
— Это нечестно, — возмутился он. — Ты должен дать мне шанс отыграться.
Я встретился с ним взглядом.
— Нет. Я хочу хоть в чем-то обхитрить тебя.
Эти слова Остудили его пыл, и остаток пути он дал мне поспать. В Лос-Анджелесе я составил ему компанию, пока он дожидался рейса на Вегас. Пока я спал, он, похоже, придумал новую стратегию защиты.
— Послушай, ты должен мне поверить. Если бы у тебя возникли проблемы, я, Гронвелт и Фуммиро вытащили бы тебя. Но я очень ценю твою помощь. Если б не ты, у меня ничего бы не вышло. Мне бы просто не хватило духу на такую авантюру.
Я рассмеялся.
— За тобой три штуки. Оставь их в кассе «Ксанаду», чтобы мне было на что сыграть в баккара.
— Конечно, — кивнул Калли. — Послушай, неужели ты можешь спать со шлюхами только в трех тысячах миль от дома? Так далеко не налетаешься, знаешь ли.
Мы рассмеялись, пожали друг другу руки, и он улетел. Он по-прежнему оставался моим другом, хотя я не мог полностью доверять ему. Я всегда знал об этом, но тем не менее принимал его дружбу. Так чего злиться, если такой уж он человек?
Выходя из галереи, я остановился у телефонов-автоматов. Подумал, что надо позвонить Джанель и сказать, что я в городе. О поездке в Японию я решил ей не говорить. Метод Гронвелта нравился мне все больше. И тут я вспомнил, что не привез подарков ни Валери, ни детям.
Глава 36
Что-то все-таки в этом есть: любить человека, который тебя уже не любит. Где-то ты становишься слепым и глухим. Или предпочитаешь делать вид, что ты слеп и глух. Прошел почти год, прежде чем я услышал едва заметный щелчок отсчитываемых Джанель секунд, хотя намеков и предупреждений и раньше хватало с лихвой.
Как-то раз мой самолет приземлился в Лос-Анджелесе на полчаса раньше. Джанель всегда встречала меня, но все привыкли к тому, что самолеты запаздывают, а не обгоняют график, поэтому ее, естественно, не было. Я вышел из здания аэровокзала, чтобы подождать ее на улице. Подсознательно думал, что на чем-то ее подловлю. На чем именно, конечно, не знал. Может, увижу с каким-то парнем, которого она подцепила со скуки, чтобы скоротать время. Может, с другим парнем, который как раз куда-то улетал. Я принадлежал к категории подозрительных любовников.
И я ее поймал, но совсем на другом. Увидел, как она выходит с автостоянки и идет к зданию аэровокзала. Очень медленно, с неохотой. В длинной серой юбке, белой блузе, с собранными в пучок волосами. В тот момент я просто жалел ее. Уж очень ей не хотелось идти. Чем-то она напоминала ребенка, которого родители тащат на какое-то мероприятие, где делать абсолютно нечего. На другой части континента я примчался в аэропорт за час до вылета. Здесь выбежал на улицу, чтобы поскорее встретить ее. Мне не терпелось ее увидеть. А вот она такого нетерпения не испытывала. Я как раз думал об этом, когда она подняла голову и увидела меня. Просияла, бросилась ко мне, обняла, поцеловала, и я разом забыл увиденное.
В тот мой приезд она репетировала в спектакле, до премьеры которого оставалось несколько недель. Поскольку я работал на студии, меня это вполне устраивало. Виделись мы по вечерам. Она звонила мне на студию, говорила, когда освободится. Я спросил у нее номер, чтобы при необходимости позвонить ей, но она ответила, что в театре телефона нет.
А как-то вечером репетиция закончилась поздно, и я прогулялся до театра. Когда мы уходили, какая-то девушка выбежала из дирекции и крикнула: «Джанель, мистер Эвартс просит тебя к телефону», — и увела ее.
Вернулась Джанель, порозовев от удовольствия, но, посмотрев на меня, тут же начала оправдываться: «Он позвонил в первый раз. Я понятия не имела, что меня могут подозвать к телефону».
Я услышал щелчок второй карты. Но мне так нравилась ее компания, ее тело, ее лицо. Я любил ее взгляд, ее улыбку. Глаза просто обожал. Они могли быть такими печальными и такими радостными. А рот полагал самым красивым в мире. Черт, я вел себя, как подросток. Я знал, что она меня обманывает, но это не имело никакого значения. Она, надо отметить, не любила и не умела лгать. Собственно, сама показывала мне, что лжет.
И пусть. И пусть. Да, я страдал, но плюсы все равно перекрывали минусы. Однако со временем наслаждений убавилось, а вот страданий стало куда как больше.
