— Не хочешь зайти в туалет?
— Да, наверное, стоит.
— О’кей, а я подожду в коридоре. Ты все с собой взяла?
— Да.
— Молодец, хорошая девочка. Только не волнуйся и старайся не напрягаться. Не позволяй ему переходить в наступление и раздражать тебя. И помни: я здесь, рядом. Позови меня, если я понадоблюсь.
— Да.
Лангтон сложил груду папок с досье, когда она поспешно удалилась в дамскую комнату. Прошла в кабину, присела на унитаз, собираясь пописать, но от нервных судорог из нее не вылилось ни капли. Анна стиснула зубы.
— Ну, давай, пузырь, сокращайся, сделай свои дела.
Наконец она смогла выйти, вымыть руки и поглядеться в зеркало. «Последи за мной, папа», — прошептала Анна. И, ссутулившись, двинулась к двери.
* * *
Она поднималась по лестнице в комнату для допросов и столкнулась по дороге с Льюисом.
— Удачи тебе!
— Спасибо.
— Это от всех нас.
Лангтон ждал ее в коридоре у лестницы и улыбнулся ей.
— Досье разложены на столе. Сможешь снова прочесть ему его права.
— Я знаю.
Казалось, он нервничал сильнее ее, отчего Анна сразу успокоилась. Они вместе вошли в комнату для допросов. Дэниэлс вымыл лицо и зачесал назад мокрые волосы. Она села, стараясь не смотреть на него.
Лангтон устроился у нее за спиной, а Радклифф опустился на стул рядом с Дэниэлсом. Анна строго следовала протоколу: она проверила пленку на магнитофоне и включенную видеокамеру. Поглядела на часы, отметив точное время, место и имена присутствующих в комнате для допросов.
Когда она прочитала Дэниэлсу его права, он наклонился и учтиво заметил:
— Вы очень хорошо с этим справились. Я вами горжусь.
Она раскраснелась от смущения и перелистала досье с первым делом, постаравшись сосредоточиться, а затем подняла голову и поглядела Дэниэлсу прямо в глаза. Он спокойно выдержал ее взгляд и даже не моргнул. И хотя Анна помнила слова Баролли: «Следи за выражением его глаз и подожди, когда в них мелькнет страх», теперь он явно ее не опасался. Бывший Энтони Даффи наслаждался неуверенностью детективов и чувствовал себя хозяином положения. Она приступила к допросу.
— Мистер Дэниэлс, сегодня утром вы признались в убийстве Лилиан Даффи. Будьте добры, скажите мне, каковы были ваши отношения с жертвой?
— Вы же знаете, каковы они были, Анна, — неопределенно откликнулся он.
— Я требую от вас ответа.
— Она была моей родительницей. — Он с презрением изогнул губу.
Анна откинулась на спинку стула. Между ними на столе лежала фотография Лилиан Даффи.
— Вот фотография. Вы можете сказать, кто на ней снят? Очевидно, это она.
— Очевидно, это она, — повторил он.
— Я прошу, чтобы вы опознали фотографию, мистер Дэниэлс.
Она почувствовала вспышку его гнева.
— Это Лилиан Даффи, — огрызнулся он. — Сука, которая меня родила.
Анна произнесла слово, упорно не употреблявшееся им:
— Как вы убили свою мать?
— Вы хотите спросить «почему»? — Он ударил по фотографии ребром ладони. — Вы хотите сначала выяснить мотив?
Она промолчала. Лангтон придвинулся к ее стулу, как будто желая, чтобы Анна ощутила его близость.
Дэниэлс продолжал, не обратив внимания на Лангтона:
— Когда мне было пять лет, она окунула меня в кипяток. И я заорал. Она прокричала в ответ, что вовсе не собиралась сделать мне больно. Она, видите ли, не знала, какая там горячая вода. А ей просто было на меня наплевать. Иначе она бы заметила струившийся пар. Когда она меня оттуда вынула, у меня были обварены ноги, спина и ягодицы. Они нагноились, и тогда кто-то отвел меня в клинику. А там вызвали сотрудников социальной службы проверить, не подвергаюсь ли я дома насилию. Но она сумела их обмануть и сказала, что я сам полез в горячую ванну. И они ей поверили. После их ухода она избила меня за эту жалобу. Предупредила, что если я еще кому-нибудь расскажу, то в следующим раз она меня утопит. Так что в детстве я страшно боялся мыться.
— Будьте добры, расскажите мне о… — перебила его Анна.
Он опять ударил ладонью по столу.
— Не перебивайте меня, черт побери! Я же объясняю вам, каков был мотив, дура вы этакая! Хотите его понять, так слушайте. Слушайте, что она со мной вытворяла! Тогда вам станет ясно, тогда хоть кому-нибудь станет ясно, почему я ее убил.
— У нас здесь есть отчет социальных работников, которые посетили…
— Херня! Они меня не интересуют. Кучка дармоедов. И я пошел в школу с синяками на ногах. Но на вид они были самые обычные, как бывают у ребят, упавших со ступенек. Сломанные ребра, сломанные руки — в детстве это не редкость, когда ты «играешь на улице с хулиганистыми мальчишками». И мне ничем не помогли! Только ухудшили мою жизнь. После их ухода она стала бить меня чуть ли не каждый день. Я спал в запертом шкафу, на грязном, пропахшем мочой матрасе, и она не выпускала меня оттуда целыми сутками. Вот так она меня учила.
Он закрыл глаза.
— Там была трещина в деревянных створках, и я всматривался в нее, чтобы увидеть свет. Шкаф стоял в ванной, напротив туалета. И я от нечего делать наблюдал, как шлюхи подмывали свои влагалища и брили подмышки. Они пользовались резиновым душем — мыли свои вонючие прелести и свои задницы, заполненные спермой. А потом стирали грязное нижнее белье и вывешивали мокрые колготки и пропотевшие лифчики на веревку над ванной. Я следил, как накачивались они наркотиками, нюхали их и чихали. Видел, как так называемые дружки трахали их у стенки, все эти сутенеры и клиенты, здоровенные черные ублюдки с блестящими задницами. Они получали свое и сматывались. Знаете, ни один из них — ни один — даже не подумал отпереть шкаф и выпустить меня.
— Но другие женщины…
Он в третий раз ударил по столу ребром ладони.
— Ну, сколько мне еще нужно повторять, Анна? Она не отпускала меня, потому что, когда мне исполнилось семь лет, начала зарабатывать с моей помощью. Вы хоть представляете себе, как торговала она мной, своим собственным сыном?
Анна вдоволь наслушалась его рассказов о разврате и страшных сексуальных играх, и у нее закружилась голова. Он описывал, как его заставляли заниматься сексом с мужчинами, фотографировали его сосущим их пенисы. Дэниэлс смущался, когда женщины собирались и щупали его маленький стручок, пытаясь его сексуально возбудить. Он замирал от ужаса, ожидая, какой новый грязный трюк придумает его мать, чтобы получить хорошие деньги за привилегию пустить по рукам своего сына. Когда он отказывался участвовать в этих шабашах, она его била и запирала в шкаф.
Однажды его спас школьный учитель, явившийся после футбольного матча проверить, как работает душ у мальчиков из команды. Он увидел его синяки, отметины на запястьях и сразу догадался об их происхождении. Энтони связывали руки, чтобы он не сопротивлялся анальному сексу. Учитель доложил об этих истязаниях.
Дэниэлс закрыл глаза, описав, что́ он почувствовал, когда его забрали из дома, и как через некоторое время он смог оправиться от всех унижений. Однако Лилиан Даффи сумела убедить сотрудников социальной службы, что сможет позаботиться о сыне. И его вернули домой. Он пошутил, сказав, что, возможно, унаследовал свой артистический талант от матери.
— Ей бы стоило дать премию «Оскара» за вдохновенную игру в материнскую любовь. Сколько же денег она на мне заработала! Ну, вот, я снова оказался дома, то есть в этом аду.
Затем он рассказал, как его увезли от приемных родителей — «единственной нормальной семьи, которую он знал» и как он кричал при расставании. Но о приютах отозвался с холодным гневом. Уверенность в себе пришла к нему позднее, в подростковом возрасте. Тогда он понял, что с его свидетельствами станут считаться в полиции и он сможет обвинить свою мать. В ту пору он и собрался с классом в путешествие, для которого требовалась метрика. А мать снова обидела его, заявив, что отцом Энтони мог быть любой из сотни ее дружков. Он с отчаянием в голосе вспомнил, как искал тогда свою мать, и пришел в ярость, обнаружив ее на дорожке с одним из клиентов.
— Она меня даже не узнала. Шлюха совсем выжила из ума. — Дэниэлс расхохотался. — Ну, в общем, клиент от нас убежал, а я схватил ее за горло и с силой ударил о стену. Я изнасиловал ее, разодрал ее одежду. Да и ее чуть не разорвал на части.
В досье, лежавшем перед Анной, были собраны все свидетельские показания по этому делу. Их взяли у бывшего сыщика Сауфвуда, у Макдоуэлла и у полицейского из Манчестера. И все они по-разному излагали одно и то же событие — нападение на Лилиан Даффи. Как будто видели его под разными углами зрения и в разной перспективе. Еще одно показание — заявление самой Лилиан Даффи — сгорело во время пожара в отделении полиции, но лишь теперь они смогли выслушать точный и злобный отчет ее сына.
Дэниэлс посмотрел на свои руки и потер ногти.