— Ну что ж, Фиб, — начал Бреннан в явном смущении.
— Кто-то будет страдать. И я скажу тебе, кто именно! Наши дети, вот кто! Наши ребята только подрастут и — хлоп! Камушкей вылезет из своего Склепа и раздавит все на свете! Трах! И ничего не останется! Ни души! И наших ребят тоже! — Она простерла руку к усыпанному звездами небу. — А ты здесь расселся и говоришь, что ничего не собираешься делать. Подумай о наших детях!
— Ну, Фиб… — совсем уж растерянный Бреннан не знал, что ей ответить.
Тут Лотти хихикнула.
Бреннан резко повернулся, готовый возмутиться, но Помфрет, обнимая Лотти левой рукой, важно объявил тоном председателя собрания:
— Фиб вполне права, Холл! Присутствующие, насколько я могу видеть, признают обоснованность ее иска. Мнение собрания таково: мы продолжаем.
— Но без девушек? — уточнил я. Нет, женщины давно уже не казались мне хрупкими статуэтками дрезденского фарфора, вроде тех, что украшали мой подводный дом; но я отнюдь не хотел снова затягивать девушек в наше опаснейшее предприятие. Достаточно того, что я помнил тот ужасный фрагмент временного потока, увиденный только Фиб и мною: несчастную Лотти, бегущую с криками по коридору галереи Ганнетов, а за ней — железнообутого монстра.
Этого надо избежать, если только возможно!
— Да! — жестко подтвердил Бреннан. — Без девушек.
Фиб открыла рот для возражений; но, заметив мою кривую улыбку, надулась и с обидой, как теннисистка, потерявшая подачу, проговорила:
— Что ж, я думаю — Лотти не надо идти.
— Как?! — возмутилась Лотти. Ее фигура являла восхитительное зрелище — длинное голубое вечернее платье и мягкая волна медно-золотистых волос. — Почему я? Что я такого сделала? — Ее жалобный гон заставил всех нас засмеяться.
Но ведь ни Фиб, ни я не могли объяснить, в чем дело.
Двое наших мужчин — коль скоро Фиб объявила о своем намерении продолжать борьбу — не видели причины для исключения Лотти. Я подумал — Бреннан должен знать; надо попросить Фиб как можно скорее проинформировать своего партнера. Это все, что я мог сделать. И пусть даже Лотти вовсе не будет ни в чем участвовать, — как мы сможем спасти ее от этой беды, которая уже произошла где-то в потоке времени? Или все-таки сможем? Действительно ли это произошло? Может быть, есть еще возможность предотвратить это?
Перед нами простирался славный город Гарун-аль-Рашида, под теми же самыми звездами, что светили, когда великий халиф, переодевшись, искал приключений в компании своего визиря. Те же звезды сейчас светили на нас, и нам предстояло такое приключение, перед которым померкла бы любая сказка Шахразады. Что же сможем сделать мы, пятеро людей и робот Чарли, вооруженные современной научной магией?..
Но Лотти выиграла свои очки:
— Если Фиб едет, — сказал Помфрет со всей серьезностью — и, как видно, его чувство к Лотти было именно таким, — то, я полагаю, мы не можем останавливать Лотти.
— Вот именно! — заявила та с торжеством.
И здесь произошло нечто… Не будь я закален предыдущим походом, я покрылся бы гусиной кожей от страха и чувствовал бы себя плачущим ребенком, бегущим спасаться в иллюзорную безопасность маминой спальни…
Ибо из ночной тьмы, вначале еле ощутимо, потом все сильней и гуще, полилась на нас, сидящих на балконе, волна какой-то грозной эманации — пагубной, неумолимой, ненасытной!.. Мы все ощутили эту волну. Помфрет, резко откинувшись в кресле, сломал его спинку своей массой. Фиб поднесла руку к губам, Лотти схватилась за грудь. Бреннан, хрипло выругавшись, встал и простер руку перед собой, пытаясь защититься.
Что за злой дух послал это наваждение? Нас будто с головой накрыло болотной грязью, и мы барахтались в ней, задыхаясь… Но, к счастью, полузадушив нас, подавив психику, ошеломив, волна схлынула и оставила нас потрясенными и больными…
— Камушкей Бессмертный! — пробормотал Бреннан, хлопая глазами так, словно вынырнул из грязной воды.
— Зверь Времени завозился в своем Склепе, — прошептала Фиб, содрогаясь.
Мы встали и вошли в комнату, оставив кресла и напитки на балконе; мы ушли от ночных звезд, от таинственных сил, что пронизывают темные ветреные пространства над спящим миром людей… Автоматика ощутила наше присутствие, зажгла лампы и отрегулировала яркость света; это приободрило нас.
Согрев свой желудок глотком крепкого виски и держа в руке новый стакан, я пытался оценить обстановку, освобождаясь от цепкой хватки презренного страха. Мне представлялось теперь несомненным, что Камушкей Бессмертный выслеживает и подслушивает нас. Как только Холл Бреннан собрал нас вместе в первый раз, — Зверь Времени навел на нашу компанию луч своего таинственного радара-пеленгатора; лишь один раз он дал маху: когда по оплошности затащил нас в волшебном пузыре прямо в страшный бестиарий своего Склепа Времени. Я не мог забыть, как прикасался к стальной стене в огромном зале и как в моих руках зашевелился чудовищный гибрид… Так. Значит, мы — под постоянным наблюдением, под колпаком.
— Предлагаю, — объявил я, — всем лечь в одной комнате.
На меня обратились четыре пары глаз.
— В моей комнате оказалось две кровати, — продолжал я. — Я могу поспать на полу, на матрасе. Я ничего не увижу и не услышу. Так вымотался, что смог бы выспаться и вися на бельевой веревке.
— Бедный ты болтун, — пожалел меня добряк Джордж, и его красная физиономия расплылась в широкой улыбке, — не накаркай, а то еще придется тебе в самом деле висеть.
— Может быть, — ответил я ему в тон. — Пожелаем друг другу приятных снов. Но «муй пронто»![1] — Я взял в соседней комнате матрас и пару простынь, бросил на пол. — Спокойной ночи!
Свет погас.
Что там делают в темноте мои товарищи на обеих кроватях — меня мало беспокоило. Я хотел одного — как следует выспаться.
Но на боковом столике заверещал телефон — словно стая чертенят с трещотками вырвалась из ада.
В ответ — испуганный женский вскрик, глухие мужские ругательства, хруст и скрип кроватных пружин. Я подождал, пока установится декорум. Все это время телефон трещал. Приоткрыв один глаз, я увидел обнаженную белую руку, берущую трубку, и услышал раздраженный голос Фиб:
— Алло?
Я спокойно слушал.
— Хорошо, я скажу ему… нет, нет! Конечно, нет! — Она швырнула трубку на рычаг видеотелефона, экран которого так и оставался темным; мы в беспокойстве напрягли четыре пары ушей. — Чертов гнусный похабник! Хотел узнать, кто я тебе, Берт: жена или любовница!
Я пропустил это мимо ушей. Мне давно уже было наплевать, что думают обо мне другие люди. Я лишь спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
