«Ауди» вместе с пассажирами загнали во двор Управления, пассажирам освободили ноги и отвели на третий этаж. Рассадили вдоль коридора (возле каждого — по конвоиру), стали по одному водить на допрос. Однако Казьмин бился с ними зря: видно, ещё в машине сговорились молчать. Раскрыл рот только раненный в плечо.
— В меня баба стреляла! — заявил он. — И Павлика она убила!
— Какого Павлика? В машине все живые были…
— Не знаю, куда дели Павлика. И Арчил тоже пропал… Но это баба в нас стреляла!
— А вы в неё не стреляли?
— Я не стрелял!
— А кто в потолок стрелял?
— Не знаю, кто-то сзади…
Больше он ничего не сказал.
Но Казьмин особенно не беспокоился. Дактилоскопист Черкашин уже сообщил ему, что на оружии полно отпечатков, к утру удастся рассортировать, где чье. Дальше пойдет трассологическая экспертиза, глядишь, выплывет где-то знакомый ствол — а там показания посыплются.
Казьмин ещё раз перезвонил дактилоскописту, поинтересовался, не нашлись ли на чем женские отпечатки.
— Женские? — удивился Черкашин. — Есть у меня неотождествленные пальцы, но крупные… Разве что у неё лапочка двенадцатого размера…
— Да нет, — вздохнул с облегчением Казьмин. — У этой ручка маленькая.
Вовсе ему не хотелось доказывать, что раненый не соврал и стреляла действительно жена погорельца (Сидоров из райотдела у неё на квартире побывал, пытался разобраться с таинственным милицейским отрядом, доложил подробно). Казьмин бы и сам на её месте стрелял. При всей добросовестности капитана его личные представления о пределах необходимой самообороны были значительно шире, чем представления законников-буквоедов. Особенно, когда речь шла о женщинах — Илья Трофимович вырастил двух дочерей.
* * *
Теперь скрежет ключа в замке прозвучал для меня не просто музыкой, а какой-то победной симфонией. Димка! Слава Богу!
Я бы выскочила в коридор поприсутствовать при перемене обуви, но увы… Ноги меня держали не очень уверенно, поэтому с дивана я не встала.
— Эй, Ась, ты где спряталась? Выходи копченого мужчину отмывать!
Голос веселый, боли не чувствуется.
Онемевшими ногами нашарила тапочки и вылезла в коридор. Да! Не то слово «копченый»! Эти гады, что на нас напали, немножко помяли Диму, а пожар в офисе, похоже, добавил красок. Но больше всего досталось, как ни странно, не куртке, а костюму. И если надежда отстирать пиджак ещё теплилась, то брюки, похоже, уже отслужили…
Дима куртку повесил, пиджак бросил на стул.
— Ась, я шмотки замочу…
— Только в холодной воде.
Я вспомнила Санина и его повесть «Большой пожар». Очень интересная книжка, особенно для жен. Я там несколько любопытных советов вычитала… «Для жен…»
— Димушка, что это?
На рукаве пиджака расплылось мокрое пятно, но это была явно не вода…
Как Дима умеет драться, я уже видела.
— А это я там в самом начале, под грохот твоих выстрелов одного приложил…
— Ты же в куртке был.
— Молния расстегнулась, наверное… Мы с ним на полу возились, а по нас сверху бегали. Больше, правда, по нему.
Та ещё работа мне предстоит — все это аккуратненько смыть. Хорошо хоть костюм не чистошерстяной. Есть надежда, что пятен не останется… Чем же мне его, губкой, что ли?
Стою я, раздумываю. Дима уже в кухне. Полез в верхний шкафчик — коньяк вынимает. Это у него лекарство такое, от всех стрессов и болезней. Наливает в две рюмки, прилично так.
— Ну, Рыженькая, давай!
— А есть за что?
— Да уж есть… За жизнь, например — мало тебе?
За жизнь — придется. Фу, гадость какая! Но чувствую, тепло по горлу вниз пошло… А потом так легко стало…
— Дима, скажи, твое предложение ещё в силе?
Димка смотрел на меня минуту-другую. Соображал, наверное, о чем я. Потом проговорил:
— Да.
Коротко так. Что, боится?
— Слушай, пока тебя не было, я вот о чем подумала: завтра четверг. В ЗАГСе возле оперы завтра заявления принимают. Может, сходим? Или ты передумал?
В глазах Димы что-то такое полыхнуло. Он схватил меня на руки, закружил. У меня в руке пиджак с окровавленным рукавом, за мной следом по передней вертится, пыль поднимает…
А я реву! И не могу остановиться…
Глава 51
По образу и подобию
Двери банка «Эдем», как всегда, открылись ровно в девять. Как всегда, сверкали полированные каменные плиты пола, желтый металл дверных ручек, узкие желтые полоски-ободки на стеклах окон и дверей. Как всегда, приходили и уходили люди — солидные клиенты в незастегнутых черных пальто, из-под которых выглядывали темно-серые костюмы и белоснежные рубашки с галстуками, бухгалтеры и кассиры из фирм и фирмочек, разномастные случайные посетители, заскочившие обменять доллары в надежном пункте… Шла обычная повседневная работа.
Так же обычно, ровно к девяти, приехал и Арсланов. Коротко кивнул в ответ на дежурное радостное «Здравствуйте, Алан Александрович!» личной секретарши Лианы, прошел в кабинет.
Из-за хорошо пригнанной двери почти не доносились посторонние звуки. Он быстро просмотрел почту, приготовленную Лианой, набросал несколько писем — это заняло минут сорок. Наконец повернулся к компьютеру, вызвал на экран баланс за вчерашний день, а потом текущую сегодняшнюю сводку. Объем выплат быстро нарастал, быстрее среднего темпа. Уходили деньги фирм, связанных с милицией (кто-кто, а Алан Александрович доподлинно знал, где чьи деньги). Ох, не прошел даром вчерашний день… Теперь можно не сомневаться, где Арчил…
Арсланов нажал кнопку интеркома, приказал Лиане:
— Ковазова ко мне, быстро!
Директор банка появился через шесть минут, когда Арсланов уже изнывал от нетерпения.
— Амин, где тебя носит, когда ты нужен! Ты это видел?! — он ткнул пальцем в экран монитора. — Немедленно вывози наличность в резервные хранилища, частями. Безнал перегоняй в чужие банки, что успеешь — в Половецк. Бегом!..
Ковазов открыл было рот, хозяин бешено заорал:
— Кретин! Мы до вечера не проработаем, жди ментов! Бегом! Стой! Мне сюда — тысяч двадцать сотнями, быстро! И крутись!..
Директор исчез, Алан Александрович откинулся на спинку кресла, бессильно вглядываясь в экран. Плотину прорвало, вода уходила все быстрее…
Без пяти одиннадцать в приемную вбежал Георгий из охраны банка:
— Лиана, хозяин у себя?
Та лениво включила интерком, промурлыкала:
— Алан Александрович, к вам охрана…
Но Георгий, не дожидаясь разрешения, уже распахнул двойную дверь. Закричал прямо с порога:
— Алан Александрович, в банке проверка! Налоговая полиция!..
— Хорошо, жди в приемной.
Вот оно! Ах, почему не задумался, когда Власов сбежал?!
Алан Александрович взял себя в руки. Все. Больше тянуть нельзя.
Через несколько минут, уже в пальто, с кейсом в левой руке, он быстрым шагом вышел из кабинета. На ходу бросил:
— Лиана, я иду в торговый центр. Георгий, за мной.
Вышел из приемной и повернул. Не налево, к главному выходу, а направо — к переходу и спуску в торговый центр. Вот этим в свое время и привлекло его здание: несколько корпусов, соединенных теплыми переходами, но в каждом свои подъезды, парадные и черные лестницы и двери. Внутренние дворы — два, сообщающиеся. И тоже — каждый со своим отдельным выездом на улицу… Со всех точек зрения удобно. Вход в банк — незаметный, с тихой улочки, вход в торговый центр — броский, с центральной магистрали… Вход, а вернее, въезд во дворик ресторана со своей охраняемой стоянкой.
Не успел он показаться в дверях, как с этой охраняемой стоянки выехал белый «вольво» — личная рабочая машина Арсланова (он не подражал Слону просто не желал ему уступить даже в этом). В салоне рядом с водителем уже сидел телохранитель.
Алан Александрович сел в машину, жестом отпустил Георгия, который, как положено, шел на два шага сзади. Теперь, за широкими плечами Роландо, Арсланов чувствовал себя спокойнее.
Роландо был единственным человеком, который заставил Арсланова изменить принципам подбора кадров. Парень этот был не с Кавказа, а из Мексики. Когда-то, ещё при социализме, учился в университете, на благородном биофаке. А чтобы заработать на хлеб с маслом (по мексиканским меркам), открыл там же, в университете, школу боевых искусств. Владел он разными стилями — и бразильской борьбой «капоэйра», и модным уже тогда в Америке (а у нас только входящим в моду) каратэ, и вообще никому не известными полинезийскими видами самообороны. Школу Роландо неоднократно и настойчиво закрывали инстанции, и так же настойчиво он продолжал вести тренировки подпольно.
Правда, биофак закончил, но в Мексику не уехал. Зачем? Его хобби кормило здесь очень пристойно, по сравнению с местными он жил как король, девушки на его экзотическое происхождение летели, как мухи на мед, — а потом началась перестройка, реформы, и его пригрел Арсланов.
