И убирай их. Одного за другим. Подползи поближе, преодолей страх — ужасающий страх — и сократи численность. Вот и все. Сократи численность. Монах отлично это объяснил. Ноги, проволока, колено, палец; ты знаешь смертоносные точки. Точки смерти.
Смерть — статистика для компьютеров. Для тебя это жизнь.
Монах.
Монах?
Снова засветило солнце, на мгновение ослепив его, он опустил одну ногу на асфальт, не спуская глаз с серого «ситроена». Но почему-то было плохо видно, почему? Дымка, туман… не тьма теперь, но непроницаемый туман. Жарко, нет, холодно. Холодно! Он вздернул голову, внезапно осознав, где он и что делает. Его лицо было прижато к окну, стекло запотело от дыхания.
— Я выйду на несколько минут, — сказал Борн. — Подождите здесь.
— Хоть весь день, если пожелаете, мсье.
Джейсон поднял воротник пальто, надвинул шляпу пониже и надел очки в черепаховой оправе. Вышел и остановился позади женщины с ребенком. «Ситроен» был хорошо виден, такси, вызванное на Парк Монсо, уехало, жена Вийера отпустила его. Странно, подумал Борн, такси поймать не так просто.
Чуть позже он понял… и ужаснулся. Жена Вийера вышла из церкви, привлекая восхищенные взгляды прохожих. Поравнялась с «ситроеном», поговорила с его пассажиром и открыла заднюю дверцу.
Сумка. Белая сумка! Мадам Вийер держала сумку, которую всего несколько минут назад судорожно сжимали пальцы Жаклин Лавье. Она села в машину и захлопнула дверцу. Мотор взвыл, машина сорвалась с места. Сверкающая металлическая антенна укорачивалась, пока не втянулась полностью.
Где Жаклин Лавье? Почему она отдала сумку жене Вийера? Борн зашагал было к церкви, но остановился, сработала интуиция. Ловушка? У тех, кто следил за Лавье, тоже могли сидеть на хвосте — и не он один.
Все было спокойно: ни бегающих глаз, ни рук, засунутых в неестественно разбухшие карманы. Он перестраховывается, в Нёйи-сюр-Сен ловушка не для него. Борн неторопливо пошел к деркви.
И вдруг его ноги словно приросли к мостовой. Из храма выходил священник в черной рясе с крахмальным белым воротничком и в черной шляпе, наполовину скрывавшей лицо. Борн видел его раньше. Не тогда, не в забытом прошлом, но недавно. Совсем недавно. Недели назад, дни… быть может, часы. Где это было? Где? Он знает этого человека. Знакомая походка, посадка головы, широкие плечи, которые словно парили над текучими движениями тела. Борн видел его с оружием! Где это было?
В Цюрихе? В «Карийон дю Лак»? Двое пробивавшихся сквозь толпу, несущие смерть. Один был в очках с золотой оправой, это не он. Тот человек мертв. Значит, это второй? Или этот, с набережной Гизан? Насильник, рычащее животное с безумным взглядом. Или кто-то другой? Человек из «Постоялого двора на углу», где ловушку освещала лишь лампочка на лестничной площадке. Сам попавший в ловушку, когда разрядил пистолет в силуэты, которые принял за людей. Это он?
Борн не знал, он был уверен лишь в одном: он видел этого священника раньше, но тогда он не был священником. Он был вооружен.
Убийца в облачении священника дошел до конца мощеной дорожки и повернул направо у статуи святого, на лицо упал свет. Джейсон застыл: кожа. У убийцы была смуглая кожа, не от солнца, а по рождению. Кожа латиноамериканца, цвет которой сложился столетия назад в предшествующих поколениях, живших в Средиземноморье. У предков, перебравшихся через весь земной шар… через океаны.
Борн застыл, потрясенный своей уверенностью. Перед ним был Ильич Рамирес Санчес.
Настигни Карлоса. Захвати Карлоса. Каин вместо Чарли, Дельта вместо Каина.
Джейсон рванул полу пальто, схватил револьвер за поясом. Побежал, наталкиваясь на прохожих, оттолкнул уличного торговца, перескочил через нищего, копошащегося в мусоре… нищий! Рука нищего скользнула в карман, Борн успел обернуться и увидеть, как из-под полы ветхого пальто показалось дуло пистолета, блеснув металлом на солнце. Нищий был вооружен! Тощая рука подняла пистолет, ни взгляд, ни оружие не дрогнули. Борн нырнул за машину, над ним и вокруг него засвистели пули. Люди на тротуаре закричали от страха и боли. Борн проскочил между двумя машинами и бросился на другую сторону улицы. Нищий убегал, старик со стальным взглядом смешался с толпой, пропал.
Настигни Карлоса. Захвати Карлоса. Каин…
Джейсон круто развернулся и бросился вслед за убийцей, расталкивая все на пути. Остановился, задохнувшись, растерянность и гнев переполняли его, в висках опять застучала резкая боль. Где он? Где Карлос? И тут Джейсон увидел его: убийца садился за руль большого черного седана. Борн снова бросился в гущу машин, пробиваясь к убийце. Внезапно ему преградили дорогу две столкнувшиеся машины. Упершись руками в решетку, он перескочил через сцепившиеся бамперы. И снова остановился, понимая, что дальше бежать бессмысленно. Большой черный седан нашел просвет в потоке машин, Ильич Рамирес Санчес набирал скорость.
Борн перешел улицу. Пронзительно засвистели полицейские: кто-то из пешеходов был ранен или убит.
Лавье! Борн снова побежал, повернув к церкви Святого Причастия. Поравнялся с гипсовым святым и бросился к мраморной лестнице под сводчатыми дверями. Взбежал по ступеням и вошел в готическую церковь, освещенную мерцающими свечами, цветными лучами света, струящимися сквозь витражные окна высоко над потолком. Прошел по центральному проходу, вглядываясь в молящихся, ища рассыпавшиеся серебристые волосы и белую маску лица.
Жаклин Лавье нигде не было видно, однако она явно не уходила. Джейсон обернулся, мимо поставцов шел высокий священник. Борн пробрался вдоль скамьи и заговорил с ним.
— Простите, святой отец, но кажется, я потерял здесь человека.
— Никто не может быть потерян в доме Господа нашего, — улыбнулся священник.
— Возможно, душа ее не потеряна, но если я не найду бренную оболочку, она весьма расстроится. Ей необходимо срочно вернуться на работу. Вы давно здесь, святой отец?
— Да, я привечаю тех из нашей паствы, кто нуждается в помощи. Я здесь уже около часа.
— Несколько минут назад сюда вошли две женщины. Одна очень высокая, эффектная, в светлом пальто и темной накидке на голове. Вторая постарше, пониже и явно плохо себя чувствует. Вы их, случайно, не видели?
Священник кивнул:
— Да. На лице старшей женщины было выражение скорби, она была бледна и убита горем.
— Вы не знаете, куда она пошла? Видимо, молодая подруга оставила ее?
— Весьма преданная подруга, позволю себе заметить. Она сопроводила бедняжку на исповедь, помогла ей войти в кабинку. Очищение души придает нам силы в скорбные времена.
— На исповедь?
— Да — вторая кабинка справа. У нее сострадательный отец-исповедник, могу добавить. Священник из архиепископства Барселоны. Замечательный человек. Сегодня, увы, его последний день у нас. Он возвращается в Испанию… — Высокий священник нахмурился. — Странно, я только что видел, что отец Мануэль ушел. Вероятно, его заменили на время. Неважно, славная леди в хороших руках.
— Уверен, — сказал Борн. — Благодарю, святой отец. Я подожду ее.
Джейсон прошел вдоль прохода к череде исповедальных кабинок, не спуская глаз со второй, белая полоска на которой возвещала, что она занята: душа очищается от грехов. Сел в первом ряду, затем опустился на колени, повернув голову так, чтобы видеть все помещение. Высокий священник стоял у выхода, наблюдая за происходящим на улице. Сирены полицейских машин выли уже совсем рядом.
Борн поднялся и подошел ко второй кабинке. Раздвинув занавески и заглянув внутрь, он увидел то, что ожидал увидеть. Только каково будет орудие, он не мог знать заранее.
Жаклин Лавье была мертва, тело завалилось набок, лицо-маска обращено вверх, широко распахнутые глаза смотрят в потолок. Пальто расстегнуто, платье пропиталось кровью. Под левой грудью торчал длинный узкий нож для разрезания бумаг. Пальцы сжимали рукоять — ногти покрыты лаком цвета ее крови.
У ног валялась сумочка — не та белая, которую она держала в руках минут десять назад, а модная, от Ива Сен-Лорана, чьи инициалы красовались на ткани, словно герб «высокой моды». Понятно, почему ее подменили. В сумочке должны быть бумаги, объясняющие это трагическое самоубийство: убитая горем женщина извелась настолько, что лишила себя жизни, ища прощения в очах Господа. Карлос был предусмотрителен, изобретательно предусмотрителен.
Борн отпустил занавеску и отошел от кабинки. Где-то высоко колокола выпевали утренний «Ангелюс».
Такси кружило по улицам Нёйи-сюр-Сен, Борн лихорадочно думал.
Ждать бессмысленно, быть может, даже смертельно опасно. Планы меняются с изменением обстоятельств, а они приняли смертельно опасный поворот. За Жаклин Лавье следили, ее смерть была неизбежна, но внезапна. Слишком поспешна, она еще могла пригодиться. А потом Борн понял. Ее убили не потому, что она изменила Карлосу, а потому что ослушалась его. Поехала на Парк Монсо — это была непростительная ошибка.
