Хотя немецкие войска были обескровлены, за родную землю противник сражался отчаянно. Пересеченная местность предоставляла великолепные возможности для обороны. Дивизия уже не раз несла тяжелые потери, что заставило выживших несколько присмиреть. Совместный опыт эвакуации, ремонта, технического обслуживания и повторного введения в строй танков закалил и укрепил взаимное уважение между солдатами боевых и ремонтных частей. Жизнь первых находилась в руках вторых, и наоборот.
Новой целью наступления стал Альтенкирхен, где размещался штаб немецкой 15‑й армии. На южном фланге Боевая группа А немедленно столкнулась с плотным танковым и противотанковым огнем. На севере же Боевая группа Б встретила еще более сильное сопротивление со стороны кампфгруппы «Пантер» и «Тигров», превосходивших наши «Шерманы» мощью своего огня. Хотя на две колонны БгБ приходилось три новых «Першинга», против двух или трех десятков «Тигров» и «Пантер» им было не выстоять.
В этой же группе находился и наш единственный «Супер-Першинг», но ремонтной бригаде приходилось возиться с ним поминутно — перегревался мотор. Тяжесть усиленной брони и крайне пересеченная местность, вместе взятые, создавали непосильную нагрузку на его двигатель. Механикам приходилось постоянно регулировать клиновые ремни на крыльчатках охладителя, чтобы справиться с проблемой. Это немного помогало, но с уверенностью положиться на новый танк мы смогли, только выбравшись на равнину.
К вечеру 25 марта я выехал из расположения БгБ в Альтенкирхенском лесу, северней города, и направился обратно в рембат под Хоннефом. Наши потери в тот день были велики, и я хотел скорее подать «рапорт о боевых потерях», чтобы как можно раньше получить пополнение.
Вместе с БгБ я двигался по северной дороге, по берегу реки Зиг, где располагались позиции 78‑й пехотной дивизии. В то время как я пытался пробраться на запад, навстречу мне двигалась колонна посаженной на грузовики полковой боевой группы из состава 1‑й пехотной дивизии. В одном месте дорога переваливала через холм, и колонна оказывалась на виду у немецких наблюдателей с другой стороны реки. Немцы открыли заградительный огонь.
В обычной ситуации машины тормозили бы на укрытом участке дороги и быстро проскакивали бы открытое пространство по одной. Но из-за пробки на дороге машины выстроились на холме бампер к бамперу. Пехотинцы выскакивали из машин, укрываясь на южном склоне. Один из грузовиков уже был подбит — ему снесло кузов.
Я сообразил, что рано или поздно одна из машин получит прямое попадание и загорится, и тогда я уже точно не смогу проехать дальше. По размеру воронок и промежуткам между выстрелами в 20—25 секунд я рассудил, что немцы стреляют из одиночной 155‑мм гаубицы. За это время я мог бы преодолеть 350—400 метров опасной зоны. Я не сводил взгляда с секундной стрелки на часах, вел для Рэйфорда отсчет, и действительно — следующий выстрел прозвучал точно вовремя.
Рэйфорд уже переключил джип на полный привод на низкой передаче. Мы сорвались с места и в облаке пыли с воем промчались по склону, вжавшись в сиденья так глубоко, что едва видели дорогу. Колеса проскальзывали на мягкой, сырой земле, и до вершины мы добрались за 18 секунд. Было слышно, как с воем падает следующий снаряд. Мы скорчились в три погибели, и, когда машина ухнула в выбоину и наши макушки оказались ниже гребня склона, снаряд разорвался в пяти метрах по ту сторону вершины. Взрывная волна прошла над головами. Рэйфорд гнал джип, точно скаковую лошадь, ни на миг не свернув с курса. Земля дрогнула, машину толкнуло в сторону ударной волной, но все же мы прорвались сквозь облако опадающих обломков и комьев вздыбленной земли, перевалили через холм — и помчались дальше.
К этому времени VII корпус сокрушил северный фланг немецкой 15‑й армии, и наступление набрало темп. Ситуация на поле боя менялась, как и после прорыва в Нормандии, ежеминутно, но условия оказались совершенно иными. Местность по-прежнему оставалась пересеченной, поддерживать контакт между колоннами было непросто. Коммуникации противника частично уцелели, и немцы продолжали вести арьергардные бои и контратаковать нас с флангов.
Общий тактический план 1‑й армии требовал от нас прорыва настолько стремительного и глубокого, чтобы вовсе миновать зону вражеских прифронтовых коммуникаций. К рассвету 28 марта дивизия промчалась через Герборн и Марбург и изготовилась к повороту на север. Менее чем за три дня мы одолели 110 километров (это если считать по прямой; по дорогам выходило более 160) — больше, чем немцы за первые три недели контрнаступления в Арденнах.
Теперь дивизия получила приказ полным ходом двигаться на север, чтобы соединиться с 9‑й армией близ Падерборна. 2‑я бронетанковая дивизия с тяжелыми боями продвигалась по северной границе Рура. Мы понимали, что, если нам удастся соединиться с частями 9‑й армии, основные части немецкой армии в Рурском котле будут отрезаны. Шесть дивизионных колонн двинулись по разным направлениям. Каждую в дневное время прикрывало по четыре истребителя-бомбардировщика P‑47.
Хотя мы далеко углубились на вражескую территорию, подавляющее превосходство в воздухе давало нам колоссальное преимущество. Очаги сопротивления мы по возможности обходили; если одна колонна застревала — другая уничтожала преграду фланговым ударом. Нашим оперативным группам также придали дополнительные батальоны из состава 1‑й и 104‑й пехотных дивизий.
Вечером 28 марта я покинул позиции Боевой группы Б, чтобы доставить в тыл отчет о боевых потерях. Утром следующего дня я вернулся в Марбург и оттуда направился на север, пытаясь догнать передовые части дивизии. Я взял себе за правило всякий раз, выезжая вечером из расположения боевой группы, заглядывать в штаб, чтобы глянуть на оперативную карту. Знать намеченные на следующий день цели и маршруты колонн было важно — по обратной дороге я старался держаться дорог, которыми продвигались боевые части. В изменчивой оперативной ситуации немцев удавалось разве что спихнуть с дорог на обочины. А я, одинокий курьер, был особенно уязвим и понимал это.
Рэйфорд гнал машину на полной скорости, более 100 км/ч, опустив ветровое стекло. В полутора десятках километров к северу от Марбурга дорога внезапно разветвлялась. С ходу я не смог определить, какая ветка — главная, а какая отходит в сторону. Наобум я посоветовал Рэйфорду свернуть направо. Мы проехали с сотню метров, как вдруг меня будто дернуло.
— Стоп! — взвыл я. — Черт, уносим отсюда ноги, быстро!
Рэйфорд дал по тормозам, развернулся так круто, что едва не перевернул джип, и дал полный газ в обратном направлении. Мы вернулись к развилке и остановились, чтобы еще раз глянуть на карту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
