— Ты как, еще держишься? — спросил он у Светы.
— Держусь, — ответила она. И он не услышал в ее голосе ни усталости, ни раздражения, ни радости. Ее спросили, она ответила. И все. — Ладно, — подумал Андрей. — Главное добраться до нашей берлоги. А там уже легче, там будет видно.
На шоссе они выбрались во второй половине дня. По километровым столбам Андрей понял, где находится — оказывается, лесными дорожками он проехал гораздо больше, чем рассчитывал, и теперь ему пришлось возвращаться. Несколько раз он прибегал к испытанному приему — прятался за рефрижераторами, грузовиками, постепенно обгоняя их так, чтобы мимо постов милиции проскочить незамеченным. Как-то пришлось попросту удирать, когда его засекли, дали знак остановиться, а он в ответ лишь прибавил газ. Гаишник рванулся к мотоциклу, бросился вслед, но Андрей лишь усмехнулся.
— Держись, — бросил он Свете. А через двадцать километров свернул на знакомую тропинку и, выключив мотор, съехал в ложбину. По инерции он проехал еще метров двести по самой деревне, бесшумно вкатился к себе во двор, но не остановился, пока не свернул за угол дома. Здесь уж его наверняка никто не увидит.
— Приехали, — он помог сойти Свете, снял и бросил в траву шлем.
— Надо же... Деревня... — Света потерянно стояла у мотоцикла, словно не зная, как ей поступить.
— Ты в порядке? — спросил он настороженно.
— Почти... Устала... Если бы ты знал, Андрей, если бы ты знал, какие это звери...
— Потом. Как они тебя выманили?
— Сказали, что ты раненый в машине... Выглянула в окно — там действительно машина и человек с забинтованной головой... И я вышла.
— Понятно. Пошли, — Андрей открыл сарай с сеном, бросил сверху одеяло, подушку. — Ложись. Или вначале на речку сходим?
— Нет, не сейчас... Нет сил. Устала... — и Света, подойдя к копне сена, рухнула на одеяло. — Ты не уходи, ладно? Вдруг они вернутся...
Андрей внимательно посмотрел на Свету — она говорила серьезно.
— Они не смогут вернуться.
— Но все-таки не уходи... Ложись рядом, а то я боюсь, что ты уйдешь.
Света говорила странно спокойным голосом, и Андрей никак не мог понять ее состояние. И решил, что лучше не торопиться с расспросами. Все это можно отложить на завтра, на послезавтра, а если удастся, то и вовсе не вспоминать. Он чувствовал на груди легкую тяжесть ее руки, слышал всхлипывающее дыхание и только сейчас начинал приходить в себя, постепенно осознавая все происшедшее. И чем больше подробностей вспоминал, тем более убеждался в том, что все правильно и никак иначе он поступить не мог. Любое другое решение было бы слабым.
— Пепел, — прошептал он. — А сейчас там пепел... Хотя черепушки, может, и найдут...
— А сегодня ты не сказал мне, что я красивая, — произнесла Света ровным голосом.
— Наверстаю.
— Нет, — она покачала головой. — Я уже не буду красивой. Никогда. Они все выжрали. До дна. Они всю меня выжрали.
— Света, ты несешь чушь! Отоспимся, парного молочка попьем, картошки молодой сварим... И через пару дней все это будет далеко. Спи.
— Тебе не противно со мной?
— Кончай трепаться!
— А мне противно... Себя живой ощущать противно... Я вся еще там, с ними... И они все здесь... Они все здесь! Вон Михей в углу бутылку открывает, Жирный хихикает, Вовчик...
— К чертям собачьим вместе с дымом! — заорал Андрей. — Нет их больше на белом свете! Там пусть хихикают!
— Они всегда будут рядом... Мне так кажется... Я не могу свободно говорить с тобой. Они слушают...
— Все! Хватит! Молчим. Молчим и дышим. Все. Слышишь?
— Что?
— Жук гудит... Петух кричит... Это петух тети Нюры... Страшно глупый, но красавец... А сейчас трактор... Далеко, в соседней деревне... Ты должна поспать двенадцать часов, встать, умыться и сказать... До чего жрать хочется!
— Я так и сделаю, — Света улыбнулась, закрыла глаза, похлопала ладошкой Андрея по груди. — Спим.
Андрей закрыл глаза и снова увидел перед собой дорогу, мчащиеся грузовики, километровые столбы, мелькнул дорожный пост, рефрижератор, который несколько раз надежно прикрывал его от бдительных глаз, потом мелькали лесные тропинки, дорога через поле. Получалось, что он словно бы ехал в обратную сторону, постепенно приближаясь к даче Голдобова. Через минуту перед его глазами уже прошли зеленые ворота, белые голубки, клювиками ткнувшиеся друг в друга, опасная тяжесть канистры, слабый желтый огонек зажигалки и пламя, метнувшееся к дому вверх по крыльцу, по коридору... И вопль, дикий звериный вопль... “Ну что ж, я обещал им, что вскорости мучения закончатся, свое обещание выполнил. По-моему, они там недолго барахтались”, — с какой-то отстраненностью подумал Андрей.
И тут же увидел себя входящим в дом, увидел растерзанную Свету, безуспешно пытавшуюся прикрыться грязной простыней, Подгайцева в длинных трусах и растянутой майке, Феклисова с пахом, выпирающим из тренировочных штанов, Махнача... И какая-то у всех была... Сытость. Вроде, как наелись.
— Ну что ж, — прошептал Андрей, — приятного аппетита.
Скосив глаза, он увидел, что Света, наконец, заснула. Осторожно сняв с груди ее руку, немного отодвинулся. Света спала. Тогда Андрей поднялся, принес из дома одеяло и накрыл ее. Света что-то произнесла невнятно, перевернулась на бок, подложив ладошку под щеку. Взглянув на свою ладонь, Андрей увидел, что пальцы дрожат. Он попытался растереть их, размять, но ничего не помогало. Тогда он прошел в угол сарая, снял куртку, только сейчас догадался снять ее, несмотря на жару. И неожиданно рука наткнулась на пистолет, до сих пор торчавший за поясом. Он осмотрел его со всех сторон, удивляясь результату, который произвел этот маленький невзрачный предмет. И бросил на куртку. Сверху на пистолет положил рубашку, потом брюки. Он уже не мог находиться в этой одежде, ему казалось, что вся она забрызгана кровью, что кровь осталась на руках, что пальцы слипаются от крови.
Странное нетерпение охватило Андрея. Оставшись в одних трусах, он с беспокойством оглянулся, осмотрел себя — что еще можно снять, чтобы убить ощущение липкости? Убедившись, что Света спит, вышел из сарая. Солнце уже склонялось к закату. И тогда, не раздумывая больше, он направился к реке. Пройдя метров сто через луг, заросший высокой травой, он оказался на берегу. С ходу, не останавливаясь, вошел в воду, нырнул. Несмотря на жару, вода была холодной, и он с удовольствием погрузился в нее, продолжая смывать с себя несуществующую кровь. И чувствовал — становилось легче. Ключевая вода уносила пыль дорог, вонь разлитого бензина, запах преступления.
Продрогнув, Андрей вышел из воды и сел на солнце, чтобы согреться. Тихое течение воды, безопасные звуки деревенской жизни, нервотрепка последних дней... И он, положив голову на колени, задремал. А проснулся оттого, что кто-то положил ему руку на плечо. Андрей вздрогнул, поднял голову. Рядом с ним сидел следователь Пафнутьев.
— Привет, Андрюша, — сказал он. — Устал?
— Как... Откуда вы узнали...
— А! — Пафнутьев беззаботно махнул рукой. — Ты же сам попросил меня найти Свету... Подняли на ноги все... Ее отец вспомнил про эту деревеньку... А здесь уже мне показали на тебя... Вон, говорят, на речке купается... Свету нашел?
— В сарае спит.
— А что ж ты с ребятами так круто?
— Они всю ночь насиловали ее... А перед этим силой напоили... И при мне еще собирались... Вертолет, говорят, тебе покажем...
— Вертолет? — Пафнутьев, казалось, удивился. — Тогда ладно, тогда все правильно. Как же тебе удалось справиться с ними?
— У меня был пистолет.
— Где взял?
— Не помню...
— Ты что, сначала их перестрелял, а потом сжег?
— Нет... Они еще живы были... Я по яйцам стрелял.
— Надо же! — ужаснулся Пафнутьев. — Больно ведь!
— Я же не по своим.
— А, тогда ладно, тогда ничего... Послушай, — Пафнутьев положил руку на тощеватое плечо Андрея, — ты в самом деле должен был в меня стрелять?
— Да. Тогда, говорят, и Светку не тронем, и мать жива будет...
— А винтовка где?
— В сарае.
— А патроны?
— Патрон был только один.
— Почему был? Его уже нет?
— Использовал.
— Удачно?
— Не знаю... Кажется, да.
— Если имеешь в виду Заварзина, то удачно. Не сомневайся. А почему в меня не стрелял?
— Я бы тогда совсем завяз.
— Тоже верно... Значит девчонкой пожертвовал?
— Я не жертвовал. Я ее спрятал в другой квартире. Они как-то узнали... Обманом выманили и увезли. Я не знал. Я не стал бы ею жертвовать... Даже ради вас...
— Мог бы и выстрелить?
— А куда деваться... Светкой я бы не стал рисковать.
— Спасибо за откровенность.
— Пожалуйста... Чего уж там... Теперь-то уж все равно.
— Почему?
— На крючке я у вас. Похоже, на расстрел тяну... А?
— Да, примерно, — Пафнутьев, щурясь, смотрел на низкое закатное солнце. — Пахомов тоже на тебе?
— Они меня обманули. Я должен был только припугнуть... Заварзин заменил патроны. Были холостые, а он вставил с картечью. Я не знал. Я бы не пошел на это.
