— Откуда знаешь про винтовку?
— Он сам сказал.
— И ты поверил?
— Да. В таком состоянии врать невозможно. — Я у него в долгу. А долги надо платить. Если хочешь оставаться человеком. Позвонит — скажи, что все силы областной милиции брошены на поиски его Светки. Успокой, как можешь. Если потребует задействовать воинские части, артиллерию и авиацию — скажи, что танки уже вышли на исходные рубежи.
— Ну, так уж и танки! — воскликнул Дубовик, который, похоже, все слова Пафнутьева принял всерьез. И когда тот вышел. Дубовик все еще ворчал себе под нос. — Надо же — танки, авиация, артиллерия... А что обстреливать, скажите, пожалуйста? Гараж?
Пафнутьев вышел из прокуратуры и, хотя в его распоряжении была машина, отправился по улице пешком.
— Я свободен? — крикнул водитель.
Пафнутьев обернулся — свободная машина не будет слишком долго стоять во дворе. Вернулся и сел рядом с водителем.
— Садовая, — коротко бросил он.
— Так это через дорогу, Паша!
— Садовая. Гастроном.
Халандовский был на месте. Поскрипывая, гудел вентилятор, в углу стоял ящик с пивом. Сам хозяин в распахнутой рубашке сидел за столом. Увидев в дверях Пафнутьева, улыбнулся, сверкнув бесконечно печальными глазами, сдвинул бумаги в сторону, протянул мягкую волосатую руку.
— Рад тебя видеть, Паша, живым и невредимым. Кругом трупы, кровь и смерть, а ты... Хоть бы хны! Глоточек?
— Потом, Аркаша, потом. Ты не переживай, я наверстаю. Я тебя догоню.
— О! Какая самонадеянность, — Аркаша покачал головой. — Стремление похвально, но неосуществимо. Тебе, Паша, меня уже никогда в этом деле не догнать.
— Но похвально хотя бы стремление! — усмехнулся Пафнутьев. — Скажи мне, Аркаша, что случилось с твоим шефом?
— А ты не знаешь?
— Я знаю только то, что наши на дороге увидели.
— А... — Халандовский налил пива в граненый стакан, выпил, прислушался к себе и, видимо, убедившись, что пиво пошло по назначению, поднял глаза. — Помнишь, Паша, я говорил тебе, что он может сделать ошибку? Он ее сделал. Он нехорошо повел себя с одним человеком.
— С кем?
Мохнатый палец Халандовского указал на потолок.
— Первый? — прямо спросил Пафнутьев.
— Похоже на то, Паша. Я думал, что он на довольствии у Голды. Оказывается, все далеко не так, все гораздо сложнее и естественнее... Они оба были друг у друга на довольствии. Симбиоз. Есть такое ученое слово. Оно означает...
— Знаю, Аркаша. Дальше.
— Помнишь, я говорил о фотографиях, которые вручил однажды нашему общему другу Голдобову Илье Матвеевичу? Так вот при обыске у Голдобова их не найдешь. Но ты их найдешь у Первого, если таковой обыск случится. По некоторым признакам я понял, что Голдобов все-таки показал Первому фотографии. И мой тебе совет... Будешь у Первого, а ты у него будешь... Он наверняка захочет знать о твоих поисках и находках... — Халандовский поднял свой мохнатый палец, но теперь в этом жесте было предупреждение и даже восхищение собственной прозорливостью. — Так вот не повтори Илюшину ошибку. Упаси тебя Бог сказать нечто такое, в чем он может усмотреть угрозу скрытую или явную. Преданность! Только преданность должна сверкать в твоих глазах, только робость и признательность за то, что тебе позволено предстать перед столь высоким лицом.
— Неужели он? — озадаченно проговорил Пафнутьев.
— Не сомневайся, Паша... Я ведь тоже, с утра успел кое-где побывать, вопросы кое-какие задал... Вали все на Голдобова, на Заварзина, на кого угодно... А у него можешь просить только понимания и поддержки. Но не вздумай требовать. Первый... не очень умный человек, но у него звериное чувство опасности. И власть. А власть — это больше, чем ум, Паша. Власть вполне может заменять ум и даже очень успешно.
— Времена меняются, — неопределенно заметил Пафнутьев.
— Забудь об этом! — с неожиданной живостью ответил Халандовский. — Забудь и выбрось из головы. Времена меняются! Но не при жизни одного поколения. Люди остаются прежними.
— Ты не веришь в перемены?
— Я верю в перемены! — Халандовский попытался порывисто вскочить, но у него не получилось и он остался в кресле. — Я верю в перемены! Я жду их с нетерпением и даже с опаской.
— Почему с опаской?
— Потому что я не верю в счастливые перемены. Подозреваю, что их не ;бывает. — И потом, Паша, тебе нужно пореже присутствовать на разных совещаниях, поменьше читать газеты и слушать радио. Отключись от этих пустобрехов и оглянись вокруг... И убедишься — ничего не меняется.
Пафнутьев хотел что-то ответить, но смолчал. Не хотелось ему сейчас вступать в спор, для этого будет другое время. Да и пришел он не за этим.
— У тебя сложности, Паша, — проворковал Халандовский, снова наполняя пивом свой стакан. — Говори.
— Боевики Голдобова...
— Ну? — насторожился Халандовский.
— У них есть укромный уголок? Берлога? Халандовский поправил ручку, отодвинул какие-то бланки, подняв голову, надолго уставился в высокое окно.
— Мне бы не хотелось говорить на эту тему, Паша, — наконец произнес он. — Извини.
— Жить хочется?
— Вот и опять ты, Паша, попал в самую точку.
— Послушай, — Пафнутьев положил руки на стекло стола, как и хозяин кабинета. Их лбы почти соприкасались, смотрели они друг на друга исподлобья, но без зла. — Послушай... Голдобова нет. Он отлучился и, похоже, надолго. Заварзин вроде бы того, что боевиками слегка командовал... Его тоже нет. И не будет. И боевики... Они уже больше таковыми не являются. Это разбегающееся хулиганье.
— Ошибаешься, Паша. Человек, который прошел школу Голдобова, всегда найдет себе приличное место. Кстати! — неестественно оживился Халандовский, откидываясь на спинку стула. — У тебя есть машина?
— Личная? Нет. А государственная стоит у твоего гастронома.
— А вот это напрасно. Не надо свои машины ставить у моего заведения. Я уже говорил.
— Виноват, — Пафнутьев положил ладонь на руку Халандовскому. — Виноват.
— Жаль, что у тебя нет машины. А то я мог бы порекомендовать тебе очень приличное место по ремонту. Они и перекрасить могут, и запчасти достать, каких ты нигде не достанешь... И вообще, там работают отличные ребята.
— Работали.
— Что так?
— Мимо, Аркаша. Они свое заведение закрыли. На неопределенное время. Я с ними немного познакомился.
— И жив? — радостно изумился Халандовский.
— Жив, хотя на прицеле уже был... Целый час на прицеле.
— Что же им помешало спустить курок?
— Это одна из загадок...
— Если ты целый час был под прицелом, а курок так и не спустили, — рассудительно проговорил Халандовский, — значит, что-то у них разладилось. И Заварзин опять же, и Голдобов опять же...
— Ну, вот видишь, ты и сам все понял.
— Эх, Паша, если б ты знал, как мне жаль Голдобова, — скорбно проговорил Халандовский, но лицо его при этом приобрело необыкновенно хитрое выражение. — Золотой был человек, щедрый, душа широкая, для друзей такие столы закатывал... Ты никогда не был у него на даче?. О, Паша! — Халандовский свел ладони вместе, приблизил их к лицу и, закрыв глаза, тихонько завыл.
— Для меня, Аркаша, не бывает угощения выше и дороже, чем то, которое я ощутил на себе как-то вечером!
— А! — с неподдельным презрением крякнул Халандовский. — Это ты говоришь по невежеству, потому что не был на даче у Голдобова, — и он поднял мягкий мохнатый указательный палец, пытаясь подчеркнуть и придать значение своим словам. — Участок, — продолжал восторженно стонать Халандовский, — подсобные помещения, подвальные...
Пафнутьев наконец понял. Халандовский называл дачу Голдобова. “Боже, но он боится даже здесь! Даже в своем кабинетике не может говорить откровенно! — поразился своему открытию Пафнутьев. — Ну что ж, может быть, он и прав. Ведь и я могу говорить только намеками... Как и все мы, как и все мы... Это урок, Паша. И кто тебе его преподает? Директор гастронома. Мудрец, вор и пройдоха. И он же — твой лучший друг."
* * *
Андрей понимал, что напрямую выскочить на Никольское шоссе ему не удастся и решил пробираться пустырями, переулками частных пригородов. Но в одном месте ему все-таки пришлось проскочить через оживленный перекресток. Пристроившись сзади к тяжелому самосвалу, он шел за ним на расстоянии одного-двух метров. Хорошо, что тот хоть не гнал на большой скорости, а то запросто можно было врезаться при неожиданном торможении. Когда до гашишного поста оставалось около ста метров, Андрей начал потихоньку обгонять самосвал с таким расчетом, чтобы тот прикрыл его от бдительных гаишников.
Все получилось как нельзя лучше — мимо поста он проехал рядом с самосвалом и тут же пошел на обгон. Его заметили, когда он был уже далеко впереди. В зеркало Андрей видел, как рванулся в будку гаишник, но он уже не опасался его — впереди было несколько развилок и вряд ли они догадаются, куда именно он свернет.
