Никто из больных не останавливался возле них — глазеть здесь было не принято. Тебя не касается — иди по своим делам, а то как бы чего не вышло.
— Вот, пожалуйста! — Вернувшаяся медсестра подала Ирине Юрьевне раскрытую тетрадку.
Старшая сестра заглянула в нее и тут же перевела взгляд на Данилова.
— Ваши таблетки, — сказала она, — все совпадает.
— Хорошо, пусть будут мои, — согласился Данилов.
— Что у вас здесь за демонстрация?! — спросила подошедшая Безменцева.
— Полюбуйтесь, Тамара Александровна, как ваши больные таблетки пьют! — поддела ее старшая сестра.
Санитар, так и продолжающий придерживать Данилова, протянул к Безменцевой ладонь с таблетками.
— В первую очередь, Ирина Юрьевна, я вижу, как ваши сестры раздают таблетки! — ответила ударом на укол Безменцева. — Будьте уверены — я донесу этот вопрос до главного врача! Мне совсем не улыбается отвечать за чужую халатность.
«Знаю я, как ты будешь доносить, — подумала старшая сестра, поджимая губы. — Завалишься на стол и под „это дело“ поделишься свежими новостями».
Вдалеке вышла из палаты медсестра, раздававшая таблетки.
— Галя! — что есть мочи гаркнула старшая сестра. — А ну иди сюда!
— Что случилось, Ирина Юрьевна?! — заволновалась Галя.
— Ты подойди сначала, а то не увидишь!
— Кричать вы можете, Ирина Юрьевна, отчитывать — тоже, но этого мало. Старшая сестра должна уметь организовать работу так, чтобы не было чрезвычайных происшествий.
Безменцева жила по принципу: «Если кто-то ударил тебя по щеке — забей его насмерть».
— Я в старших сестрах не первый год! — огрызнулась Ирина Юрьевна.
— Тем хуже! — парировала Безменцева.
Подошедшая Галя увидела таблетки и, поняв в чем дело, начала оправдываться:
— Ирина Юрьевна, вы же меня знаете! Я никогда… Он при мне всегда пил…
— При тебе?! А откуда же тогда таблетки?!
— Не знаю.
— И я не знаю. Ты вообще больным в рот заглядываешь? Или только в штаны?
— Ирина Юрьевна… — Покрасневшее лицо Гали стало пунцовым. — Если всем заглядывать, так это столько времени… Я только подозрительным…
— А он у тебя был в доверии?! — Старшая сестра кивнула на Данилова.
— Послушайте, — вмешался Данилов. — Мне весь ваш этот цирк с разборками неинтересен. Я хочу вернуться в палату!
— Возвращайтесь, — разрешила Безменцева, и санитар тут же отпустил Данилова. — Я сейчас к вам приду. С заведующим.
Данилов пошел в палату, слыша, как за его спиной свирепствует старшая сестра.
— Вот тебе премия! Вот тебе отпуск летом! — Нетрудно было догадаться, что слова сопровождаются демонстрацией кукишей. — И попробуй еще раз своего алкаша к нам в отделение положить! Все, Галя, доигралась!
Поняв, что оправдываться бесполезно, Галя громко зарыдала.
— Заканчивайте концерт! — потребовала Безменцева. — Скажите лучше — Геннадий Анатольевич уже вернулся с «пятиминутки»?
В палате было пусто — соседи завтракали. Данилов лег на койку, взял с тумбочки наполовину прочитанный детектив и попытался углубиться в сюжет.
Не успел вчитаться, как в палате появились Безменцева и Лычкин. Сдержанно-негодующие, так и пышущие праведным гневом.
— Владимир Александрович, — начал заведующий отделением, — саботаж лечения идет вразрез с нашими правилами. Вы как врач должны понимать, что нельзя игнорировать назначения…
— Если, конечно, вы заинтересованы в своем здоровье, — добавила Безменцева.
— Да, я заинтересован в своем здоровье! — Данилов встал, чтобы разговор велся на равных. — Я очень заинтересован в своем здоровье и потому не собираюсь глотать ваши таблетки!
— Чем же они вам не угодили? — с издевкой спросил заведующий отделением.
— Всем, — ответил Данилов. — Хотя бы тем, что я не собираюсь превращаться в идиота!
— Не забывайтесь! — Лычкина аж передернуло. — Вы же врач!
— Да, я врач! — подтвердил Данилов. — И не надо ежеминутно напоминать мне об этом! У меня нормальная память! Хотя бы потому, что я не принимаю нейролептики!
— И давно вы их не принимаете? — спросила Безменцева.
— С первого дня!
Безменцева и Лычкин переглянулись.
— Ваше поведение противоречит…
— Ничему оно не противоречит! — Данилов окончательно вышел из себя и уже не мог сдерживаться. — Я имею полное право отказаться от лечения! Я имею полное право знать, почему мне вдруг выставили диагноз «шизофрения»! Я имею полное право послать вас всех к черту и немедленно уйти отсюда! Но для начала я хотел бы услышать обоснование моего диагноза!
— Кто вам сказал про диагноз? — спросила Безменцева.
— Я видел его на истории болезни, лежащей на посту! Скажете, что мне померещилось? Я не страдаю галлюцинациями!
— Никто не признается в том, что он галлюцинирует, — усмехнулся Лычкин. — Но это ничего не меняет…
— Конечно, не меняет! — кивнул Данилов. — Разве вам интересно мнение ваших пациентов? Главное для вас, что бы костюмчик сидел, то есть чтобы диагноз был выставлен! А там хоть трава не расти!
— Времена карательной психиатрии давно прошли! — Заведующий отделением повысил голос.
— Времена прошли, — согласился Данилов, — а привычки остались! Так что там с моим диагнозом?
— Ничего, — нахмурился Лычкин. — Давайте сменим тон и вообще будем… благоразумны. Иначе ничего у нас не получится…
— У нас уже не получилось, если вы не в курсе. Я требую представить мне развернутое обоснование моего диагноза или снять его!
— Диагноз выставлен на основании объективных данных, — сказал Лычкин, — он согласован с кафедрой и в пересмотре не нуждается. Что же касается развернутого обоснования, то вам оно не нужно. Все равно ничего не поймете!
— Это я-то не пойму?
— Вы. Вы хоть и врач, но не психиатр.
— Это ваше окончательное слово?
— Самое последнее, — подтвердил Лычкин. — Другого и быть не может!
— Я поддерживаю Геннадия Анатольевича. — Во взгляде Безменцевой сквозило торжество.
«За что она меня так ненавидит?» — удивился Данилов.
— Тогда я требую немедленно выписать меня! Дайте бумагу и ручку — я напишу заявление!
— Это невозможно, Владимир Александрович! — покачал головой заведующий отделением. — В подобном состоянии вас нельзя отпускать. Вы же можете натворить таких дел… Ложитесь и начинайте лечиться. Раньше образумитесь — раньше выпишетесь.
— Я выпишусь сегодня! — заорал Данилов. — Прямо сейчас!
— Все в порядке, Геннадий Анатольевич? — Дверь открылась, и в нее просунулась голова санитара.
— Пока свободен, — не оборачиваясь, сказал Лычкин.
Данилов присел около своей тумбочки, рванул на себя дверцу и сгреб все свое нехитрое имущество в пакет.
Поднялся, посмотрел на врачей и молча пошел к двери.
— Вернитесь на свое место! — потребовал заведующий отделением.
— Да пошел ты… — отозвался Данилов. — Лучше распорядись, чтобы мне вещи выдали.
— Я вам говорю — вернитесь на свое место!
Не желая больше тратить времени на бесполезные разговоры, Данилов вышел в коридор и неторопливо пошел к двери, ведущей на свободу.
Он не дошел двух или трех шагов — налетели сзади, сильным толчком в спину свалили на пол, насели сверху, стали выкручивать руки, а еще схватили за волосы и несколько раз с силой ударили лицом о пол. Потекла кровь из разбитого носа. Затем потянули пижамные штаны вместе с трусами, оголяя плацдарм для укола, и послышалась команда:
— Коли давай! Чего встала?
Данилов узнал голос заведующего отделением. Лиц не было видно — только обувь.
— Сукин сын! — с чувством выругался Данилов.
В ягодицу кольнуло. Совсем не больно. Рука у медсестры определенно была легкой.
— В надзорную его! — распорядился заведующий.
— Вяжем? — спросил мужской голос, который не мог принадлежать никому, кроме санитара.
— Естественно!
Спине стало легче. Почти сразу же две пары рук подняли Данилова и поволокли по коридору. Где-то на полдороге у Данилова начала сильно кружиться голова, а спустя несколько секунд он провалился в бездонную темную пропасть.
Как укладывали на кровать и как привязывали к ней, Данилов не почувствовал. Он спал крепко-крепко, так, как давно уже не спал.
— Вот как чувствовал, что с Даниловым этим придется повозиться! — сказал в ординаторской заведующий отделением. — Как в воду глядел.
— Все-то вы знаете, Геннадий Анатольевич, — проворковала Безменцева.
— Кроме дня собственной смерти, — уточнил Геннадий Анатольевич.
Глава четырнадцатая
Елена, или тайны мадридского двора
Суета сует и всяческая суета — вот что такое рабочий день заведующего подстанцией. Особенно когда нет старшего врача, внезапно выбитого из строя обострением остеохондроза.
Все приходится делать самой — разбирать вчерашний день на утренней «пятиминутке», в тысячный раз объяснять, что карты вызова следует писать аккуратно и с умом, что проведенное лечение и вообще все действия бригады должны соответствовать выставленному диагнозу, а диагноз должен «логически вытекать из жалоб и данных осмотра».
