Поместье Гренуйер являлось своего рода империей. Одна швейцарская фирма вложила сюда свой капитал, и, как узнал Жардэ, Делакур по прибытии во Францию подписался на крупные займы. Молодец Бакконье — навел справки и за несколько часов до того вручил ему подробный рапорт на сей счет.
— Обосновавшись в долине, Делакур действовал простым способом. Таким же, впрочем, как и в Алжире, но, конечно, не с такой легкостью. Нечто вроде прогрессирующего обжорства, навязчивой мании иметь все больше и больше земли. Прибыв во Францию, он занял порядочно денег, а спустя несколько лет брали взаймы уже у него. Не без помощи некоторых иностранных банков.
— Каков же его метод?
— Крайне прост. Укрепив свои владения, он наводил справки о близлежащих и выяснял, какие из них испытывали затруднения в средствах. Со своими новенькими денежками Делакур тут как тут, готовый дать взаймы любому, пользуясь старым испытанным способом: первый займ под умеренные проценты, а все последующие — по возрастающей, пока должник не начнет занимать только затем, чтобы оплатить хотя бы проценты. Тогда ловушка захлопывается. И Делакуру остается лишь выкупить задолжавшее имение либо самому, либо через подставных лиц. Владелец, загнанный в угол, вынужден идти на уступки. Когда Делакур приехал во Францию, площадь Гренуйер не превышала 80 гектаров. Теперь она достигает 120 гектаров.
— Тем самым он, наверное, нажил себе и немало врагов?
— Не обязательно. Когда это было возможно, он оставлял разорившихся владельцев в качестве своих служащих или даже компаньонов. В этом вся хитрость: он обирал людей, а те чувствовали себя еще и обязанными ему! Вот так и образовалась империя Делакур. Перед вами человек, который избрал себе роль могущественного вельможи и в конце концов стал таковым. И, чувствуется, что он готов на все, чтобы сохранить свою империю.
— Даже ценой преступления?
Бакконье долго смотрел на Жардэ, произнесшего эту фразу, не повысив голоса, без претензий на многозначительность, как очевидную истину. Отчего инспектора потянуло на сентенции:
— Жажда власти не имеет границ, это хорошо известно. Впрочем, разные преступления, разные люди — есть и такие, кто умеет не запачкать рук, даже роясь в помойке.
Жардэ всегда говорил, взвешивая свои слова, и Бакконье знал по опыту, что аналитические способности комиссара почти всегда обеспечивают ему попадание в точку, даже если сведения, добытые в результате муравьиного упорства и долготерпения, не желают складываться в картину. То, что Бакконье сообщил ему о деятельности Делакура, несомненно, позволяло по-новому взглянуть на различные обстоятельства двух параллельных дел. Если поначалу это не было очевидным, то постепенно все увязывалось, переплеталось в сложную, многозначную мозаику.
Конечно, многих деталей к мозаике комиссару еще не хватало, но он уже перестал сомневаться, что узнает, почему и как были убиты Бертран Абади и Жюльен Комбрэ и почему этих двух людей, которые даже не были знакомы и которым скорее всего не суждено было встретиться, постигла одна и та же участь. Конечно, может случиться и так, что нити запутаются и эти два абсурдных убийства так и останутся безнаказанными, как и многие другие во Франции и во всем мире.
Держа в руке пустой, но все еще заиндевевший бокал, Венсан почтительно старался не прерывать размышлений комиссара. Хотя на террасу уже давно надвинулась тень, воздух оставался душным от того, что керамическая плитка на полу, разогретая солнцем за день, продолжала источать тепло.
— Ну, так как? — спросил Жардэ. — Вы покажете мне свою стройку?
Венсан с готовностью встал. Вот уже несколько недель, как Верно совершенно иссохла, а над редкими лужицами, где застоялась вода, роились мелкие стайки комаров. Жардэ оставил пиджак и галстук на спинке кресла на террасе и в своей голубой рубашке с закатанными рукавами сразу стал мало похож на чиновника. Стараясь употреблять как можно меньше технических терминов, инженер объяснил комиссару, в чем суть гигантских работ, в результате которых уже через месяц должна быть укрощена река, склонная к внезапным и разрушительным паводкам. Огромные железобетонные блоки, отлитые на месте и ощетинившиеся мощными крючьями, были навалены как попало, образуя панцирь, неподвластный даже самой буйной воде. Большая часть блоков со стороны Гренуйер уже разместилась в положенном месте. Оставалось лишь скрепить их особым цементом.
— Вы не боитесь, что потоки воды быстро расправятся с цементом и потащат блоки в реку, а может, даже в поля? Такое случалось, правда, с блоками поменьше.
— В этом месте мы отрабатывали свою технику. Здесь риск, в сущности, исключен, потому что Верно, даже невероятно разбухшая, остается практически прямой и не имеет препятствий на своем пути. За исключением, пожалуй, зоны Гренуйер, где, как вы понимаете, невозможно было выправить изгиб. Пойдемте, увидите сами.
Когда они достигли цели, Венсан продолжил:
— Вот здесь, видите, мы укрепили дамбу. И навалили блоков не только по берегам, но и на дне. Метод себя оправдал в других местах. Так что Верно придется подчиниться и стать послушной как овечка!
— Гренуйер находится там? — Жардэ ткнул пальцем перед собой.
— Да.
С этого места скопление домов, домишек и сараев, образовывавших усадьбу, выглядело разбросанным. Но у главного входа, наоборот, ряды строений образовывали строгий ансамбль с помпезным центральным зданием — массивным, по самую крышу утонувшим в пышной зелени кубом из красного камня — и двумя гармонично примыкающими флигелями. Совершенно очевидно, что остальные здания строились вразброс, без всякого плана, по мере надобности. Решетка, высоко взметнувшаяся перед фасадом и надежно защищающая владение, менее внушительно выглядела с боков. Незарешеченные окна зданий выходили прямо на виноградники, огороды и теплицы. Чтобы полностью обнести изгородью такое поместье, наверно, понадобилось бы целое состояние.
— Что удивляет, — прервал молчание Жардэ, — так это то, что часть зданий, похоже, пустует.
— Наверно, когда-то там жили наемные сельхозрабочие, теперь же рабочая сила приходит со стороны.
— И так во всех хозяйствах?
— Это зависит. Но мне говорили, что с момента приезда во Францию Делакур не пожелал, чтобы работники жили в усадьбе.
Комиссар, не выдавая неожиданного прилива интереса, продолжал разглядывать унылые дома, поражаясь обветшалости некоторых из них — изъеденные солнцем ставни давно лишились всяких следов краски. Многие строения, запертые двери и ставни обросли мохом и дикой травой. Из этого набора явно выпадал маленький домик — шале, недавней постройки, окруженный клумбами цветущих роз.
— Странно, — прищурился Жардэ, — мне редко доводилось испытывать подобное чувство запустения. Никаких признаков жизни в этой части Гренуйер!
— Я же вам говорил, мне это тоже бросилось в глаза, хотя и недавно. Однако хозяин поместья — здесь, я видел его не далее как сегодня утром среди виноградников.
— Вернемся, — предложил Жардэ.
Держась течения Верно, они не спеша вернулись к дому Венсана.
— Не исключено, что на днях я вызову вас в комиссариат, — сказал, прощаясь, Жардэ. — Вы не собираетесь взять несколько дней отдыха в ближайшее время?
— Отдыха? Когда предстоит столько доделать? Надо бы вдвое увеличить бригады, чтобы поспеть в срок! А почему вы спрашиваете?
В ответ Жардэ только улыбнулся. Он направился прямо к себе домой, не заезжая в комиссариат. Рафаэль, с ног до головы вымазанный в масле, ковырялся в моторе своей малолитражки.
— Звонил Бакконье, — сообщил он. — Просил срочно с ним связаться.
Жардэ закрылся в кабинете и набрал номер комиссариата. В трубке раздался громовой голос с неповторимым певучим акцентом Бакконье.
— Я не глухой, — вздохнул в трубку Жардэ и, сразу умолкнув, стал слушать, кивая время от времени головой, но не перебивая инспектора. А когда Бакконье закончил, просто сказал:
— Выезжаю. Будем готовить большое наступление.
Он повесил трубку, явно взбудораженный услышанным. Завтрашний денек обещал быть трудным.
Мэтр[31] Сильвэн Фонтэно сидел, обхватив ладонями подлокотники своего рабочего кресла. Совещаться с комиссаром Жардэ по итогам расследования — дело не из легких. Вот и сегодня собеседник явно не собирался облегчить ему жизнь. Впрочем, удивляться не приходилось: методы Жардэ были не всегда ортодоксальными, зато часто, надо это признать, чертовски эффективными. Однако на сей раз ему казалось, что комиссар вознамерился идти чересчур быстро и слишком далеко.
— Я не уверен, что вы полностью отдаете себе отчет в том, что вас ожидает. Тот, кто поднимет руку на империю Делакур, рискует своими перышками. Хочу, чтобы между нами была ясность: я не утверждаю, что ваши умозаключения ошибочны. Увы, может статься, вы даже правы! Но вам известно лучше, чем кому-либо, что презумпция не есть доказательство вины. А никакими доказательствами вы не располагаете! Я имею в виду подлинными, солидными, неопровержимыми уликами!
