— Прости меня, отче, а что ты вспоминаешь, когда плачешь?
— Иногда я вспоминаю свои грехи, иногда — скорби нищих и сирых, иногда — Страсти Христовы, а очень часто вспоминаю о скорбях, претерпеваемых бессловесными животными, потому что и у них есть неразумная душа и потому им больно. Разве ты не знаешь, что чем больше сердце того, кто скорбит и плачет, разгорячается от слез, тем более очищаете страстей и просветляется? Тогда такой человек начинает жалеть и печалиться о всех разумных и неразумных творениях, и даже растениях. Но как можно передать словами сладость и меда тому, кто его не пробовал? Бывают рабские слезы и одновременно слезы благодарности от страха перед ранами и мучениями, бывают слезы от любви, а бывают от бесовского действия. И эти, последние, я называю не слезами благодарности, но только рабскими, — да упразднит их Господь. Сначала приходят слезы от страха, как говорят отцы. Они разжигают сердце иногда умеренно, а иногда чрезмерно, и иссушают тело. Если человек сохраняет благорасположение (которое есть жизнь по разуму и знанию, ведь именно это порождает и сохраняет скорбное состояние), будет усиленно подвизаться в безмолвии и трудиться по Богу, тогда, независимо от того, имеет ли он эти слезы или нет, открывается ему от Бога дверь тайн Его любви. То, что от Бога, будет приходить к нему само по себе; такому человеку не нужно будет предварительно помышлять об этом, если сердце его чисто.
От любви происходят слезы молебные и утешительные: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5: 4). Утешение есть благодать Божия, которая приходит в сердца плачущих от божественного осияния Святаго Духа. Лицо такого человека распалятеся от радости, как от опьянения (так однажды некто подумал про меня, ничтожного, что я пьян), потому что вместе с сердцем распаляется и тело. Таковой тогда уже не имеет страха, но любовь. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18).
— А как можно узнать, достиг ли ты этой любви?
— Когда человек вспоминает о Боге, тотчас же сердце проникается любовью к Нему, а из глаз его обильно текут слезы (ибо при любви свойственно проливать слезы от воспоминания о любимом). Тот, кто любит Бога, всегда имеет слезы, потому что у него есть причина, которая заставляет его постоянно вспоминать о Боге, так что даже во сне он беседует с Ним (ведь и тот, кто любит, так же поступает с любимым: он желает облобызать его святым лобзанием и готов за своего друга пожертвовать и самой жизнью). Он желает пребывать в одиночестве, чтобы наедине беседовать с Богом, и тогда поднимается в нем сила, которая собирает его ум, и приводит его как бы в исступление. И хотя человек помышляет о Небесном, но сладостное созерцание и частое делание неизреченной той беседы у него не пресекаются. Внешние же его чувства пребывают вне этого мира, потому что он опьянен божественной любовью и даже самую страшную смерть вменяет ни во что. «Вкусите, и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на Него» (Пс. 33: 9). Сказано: «вкусите», а не насыщайтесь, потому что сейчас мы видим истину лишь отчасти, как бы отраженную в зеркале «гадательно» (1 Кор. 13: 12), но придет время, когда нынешнее обручение и вкус благодати превратятся в совершенство наслаждения. Это есть плоды безмолвия по Богу и частого воздержания чрева от хлеба и воды, а также многие сознательные скорби, в которых укрепляется терпение. Терпение же, в свою очередь, укрепляется нелицемерным укорением себя, а от самоукорения, как от источника, проистекают слезы по Богу, которые убеляют нас паче снега. Именно те, кто убелен таким образом, вошли в субботу и в покой, ибо истинный покой для христиан — свобода от греховных страстей и как можно более полное и действенное обитание Духа Святаго в чистом сердце, потому апостол и говорит: «Итак постараемся войти в покой оный» (Евр. 4: и). Сию благодать плача и слез многие обрели, а потом потеряли, потому что возымели дерзновение в сердце своем, раньше времени приблизились к миру и были побеждены его лестью и удовольствиями, пострадав по справедливости. Все, приобретенное без труда, не ценится, потому и пребывает в поношении, будь то дар деятельный или созерцательный, ибо таковой человек думает, что снова легко приобретет его. Ум же его не наблюдает за чувствами, потому и впадает через них в грехи.
Я снова спросил преподобного:
— Авва, почему ты не рассказал о слезах, происходящих о бесовского действия?
— А разве есть необходимость говорить о бесполезном? Если же хочешь узнать, то я расскажу тебе все, что знаю. Эти слезы иначе бывают у мирских, а иначе — у монахов. Когда слезы лишаются чего–либо из благ мира сего, то они сетуют и плачут из–за любви, которую к ним имеют, а иногда плачут от опьянения. Монахи, гордящиеся своими добродетелями (хотя на самом деле они ничто) и неразумно оправдывающие себя, превозносят себя над нерадивыми монахами тем, что якобы имеют ревность по разуму, и порой обличают и запрещают даже святых, плача и печалясь из–за них, хотя сами достойны множества слез. Очень часто они плачут о своих грехах, но не ощущают их, потому что если бы чувствовали, что они тяжелее кантари (около 57 кг) свинца, тогда бы не плакали из–за грехов других. Такие думают, что имеют Божественную любовь. Когда же диавол раздувает в них надменность и гордость, приводя в умиление, чтобы умертвить, и умножая их слезы, они готовы плакать, неустанно исполняя свое правило, которое ничуть не мешает бесу, но содействует ему до тех пор, пока он не ввергнет их в какое–либо прегрешение. Счастлив тот, кто не побежден такими слезами, но сподобился насладиться рабскими слезами благодарности, и теми, что происходят от любви.
В другой раз я снова пришел к преподобному и нашел его сильно сокрушающимся и плачущим. На мой вопрос, что с ним случилось, он ответил:
— Бесы сожгли мне сердце, а я сжег их с помощью своего тела. Я чуть было не сжег себе жилы, скрепляющие члены, и не стал ползать по земле, подобно змее, как мне и подобает, если бы Бог не защитил меня.
— Ради Господа, скажи мне причину всего этого?
— Ты знаешь, что у меня есть ученик–священник, который принимает исповедь. Однажды он мне поведал, не называя имен помыслы неких сластолюбцев, и я тотчас же понял, сердце мое вместе с телом усладилось ими. Поэтому я опечалился и, разгневавшись на себя, взял угли и положил их на срамные уды. Как говорит премудрый Нил,«духовник, желающий очистить деяния исповедавшихся ему, по необходимости принимает от них некую скверну. Тот, кто беседует о плотских страстях и очищает других от скверны, сам не может остаться неоскверненным, ибо, естественно, что даже воспоминание оскверняет его ум».
С этими словами он обнажил свои уды, и я увидел страшное зрелище, потому что первое отверстие, которое он сделал, было так велико, что туда вмещалась рука, а другое отверстие было поменьше, поскольку от сильной боли он упал в обморок.
Увидев такое, я спросил:
— Неужели Бог радуется этому?
— Конечно, радуется, потому что, согласно Григорию Богослову, человек ничем иным не может послужить Богу столько, сколько злостраданием, а за человеколюбие Его — воздать слезами. Мученики — не только те, кто принял смерть за веру Христову, но и те, кто умерли, исполняя заповеди Христа. К скорбным помыслам мы должны относиться без злопамятства и вражды, а сластолюбивым противиться и воевать на них. Но никто не сможет победить, если убоится, подобно тому как воин, если испугается смерти, то не сможет совершить подвиг. Как говорит святой Исаак: малая скорбь ради Бога, лучше большого дела без скорби, потому что вольной скорбью испытывается наша вера и любовь. Я же верю, ибо это истина, что мученики по своей воле предавали себя на строгание, сожжение и страдания ради любви ко Христу, сильнее которой нет ничего в этом мире. Да и Христос Сам волею пострадал за нас, потому и мы должны пострадать за себя, чтобы не лишиться Его любви, как говорит апостол: «если терпим, то с Ним и царствовать будем» (2 Тим. 2:12).
Услышав это, я сказал:
— Горе нам, любящим плоть! Ибо ради любви к телу мы становимся врагами Богу.
Улыбнувшись, преподобный произнес:
— Когда бес сделал так, что я немного усладился, он долго смеялся надо мной и явился в образе упитанной свиньи. Однако сейчас проклятый был постыжен и горько воздыхает, будучи обожжен более меня. Вместе с тем он снова устрашает меня, скрежеща зубами, как высохший и слабый вепрь. Но теперь я смеюсь над ним, и радуюсь, и говорю, что Христос мой разозлил тебя сейчас, и снова да будет воля Его.
— Ты хорошо говоришь, отче, что смеешься над ним и радуешься, Потому что тот, кто побеждает страсти, в бешенстве на него нападающие, радуясь победе от радости забывает боль.
В другой раз, когда я снова пришел к божественному Кириллу, то увидел, как он, оперевшись на локоть, собирает траву. Собрав охапку, он постучал посохом и пришел ученик, которому преподобный сказал:
