Однажды он повесил свою одежду вне кельи и увидел, как один нищий тайно взял ее. Преподобный же спрятался, чтобы не вводить брата в стыд, говоря себе в это же время.«Должно было мне самому отдать одежду какому–нибудь нищему ради Сказавшего: «у кого две одежды, тот дай неимущему» (Лк. 3: 11), но поскольку я не исполнил заповедь, то Бог послал нищего, чтобы помочь мне исполнить другую заповедь: «от взявшего твое не требуй назад» (Лк. 6: 30). Но и сейчас я не исполнил заповедь, потому что одежда–то была не моя, но того христианина, который мне ее дал». Вот таким смиренным был преподобный, ибо всегда считал свою волю ошибочной и заблудшей.
Когда святой был еще в миру, то вычитывал тот Часослов, какой читают монахи на горе Олимп. Когда же пришел в монастырь, то усердно старался выучить наизусть Псалтирь. Выучив наизусть половину, он отдал книгу нищему, который просил о помощи. В ту ночь, пропев половину Псалтири и сотворив пятьсот поклонов, как имел обыкновение делать каждую ночь, сдавленный вервием и страдающий из–за этого от невыносимых ран преподобный прилег на подстилку. Однако печалился он только оттого, что не успел выучить всю Псалтирь. Ему показалось, что он заснул и видит сон, что является к нему некий в белых одеждах и говорит:
— Авва, почему ты не поешь?
На что преподобный ответил:
— Знает Бог, что все псалмы и молитвы, какие знал, все пропел.
— А почему ты не поешь Псалтирь?
— У меня нет Псалтири.
— Поднимайся, будем вместе петь Псалтирь.
И так они пропели всю Псалтирь дважды. Затем явившийся исчез. Наяву ли было то видение, или в сновидении, и кто был научивший преподобного Псалтири, точно он сказать не мог, но с той поры он так хорошо знал Псалтирь, что мог объяснять многие псалмы некоторым братьям.
Когда преподобный принял монашеский постриг, сыну его было четырнадцать лет. Однажды тот пришел в обитель. Увидев его, преподобный сказал:
— Я с Богом, я монах. Если и ты, чадо, хочешь стать монахом, хорошо, если же нет, тогда в следующий раз ты меня уже не увидишь.
Тогда сын спросил его:
— Если я стану монахом, то буду видеть тебя?
— Да. И с того времени ты будешь вместе со мной и со Христом.
— Но мою мать и сестру я уже больше не увижу?
— Ты будешь видеть их за вратами обители, когда они будут приходить в монастырь. Если же исполнишь мое слово, то будешь со Христом и в этой жизни, и по смерти Он Сам сказал: «пустите детей и не препятствуйте приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.19: 14).
И тогда сын его согласился стать монахом. В ту ночь преподобный увидел сон: пришел к нему муж в белых одеждах с сияющим лицом, и просил у него жертву, которую тот держал в руках. И преподобный дал ему. Придя в себя, он понял, что означал тот сон, и захотел испытать своего сына и дважды, и трижды, чтобы узнать, насколько он привязан к родным. Мать и сестра звали его вернуться вместе с ними домой, но он не пошел, говоря:«Я хочу быть с моим Христом и с отцом, а не с вами». Преподобный оставил сына в монастыре еще на сорок дней, и тот, по истечении срока, опять не захотел вернуться к матери. Только после этого святой велел постричь его в монахи; отрок стал вместе с другими братьями вкушать сухую пищу без масла по понедельникам, средам и пятницам, и никуда не выходил из монастыря. Через восемнадцать месяцев отрок, немного поболев, предал блаженную свою душу в руки Божий. Преподобный же прославил Творца за то, что сын его отошел ко Господу монахом.
Случилось однажды преподобному беседовать с одним армянином; своими богомудрыми словами он старался убедить его отречься от своей ереси и соединиться с Соборной и Апостольской Церковью. Он говорил ему, что»человек должен иметь не только веру, но и добродетель, избегать всякого зла, побеждать страсти и следовать заповедям Христа. Ибо только такой и есть настоящий человек». Укрепив его таким образом в православной вере и дав ему множество наставлений, преподобный отпустил новообращенного в мире. Через некоторое время случилось так, что дети армянина вместе с женой, попущением Божиим, были проданы в рабство. Армянин, придя к старцу, поведал ему о своем несчастье. Сжалившись над ним, преподобный попросил у некоторых христолюбцев денег для выкупа порабощенных. Взяв деньги, армянин хотел поскорее вернуться к себе на родину по суше, но преподобный посоветовал ему плыть морем со знакомыми верующими корабельщиками, чтобы не попасть по дороге в руки к разбойникам, которые не только отберут деньги, но и самого его умертвят. Но армянин утверждал, что плыть придется долго, так как нет попутного ветра, и заторопился вернуться домой по суше. Преподобный не хотел отпускать его, уберегая от опасности, открытой ему Божиим Промыслом, но армянин сказал:
— Помолись обо мне, отче, и да будет воля Господня.
— Воля Господня есть Его повеления. Воля же разумного естества — творить волю Божию. Воля плотская есть нарушение закона Божия. Воля же Божия называется и волей Его рабов, от которой ты уклонился, я же да буду в этом неповинен. Если хочешь, иди, а Бог все устроит на пользу наших душ. Однако я знаю, что всякое суждение и проявление собственной воли человека ненадежны.
Спустившись в деревню, армянин тот случайно встретил двух воинов, которые собирались идти тем же путем. По дороге они стали расспрашивать его, кто он такой, откуда и почему так торопится. Он же рассказал им всю правду. Узнав, что у него с собой деньги, солдаты убили его, а деньги забрали себе. Таковы плоды преслушания. Если же кто скажет, что преподобный изрек пророчество, то не погрешит нисколько.
В то время племя скифов нападало и разоряло фракийские земли, а поэтому все жители этих земель укрывались от опасности в городах. Преподобный же не хотел укрываться в городе Деркисе из–за беспокойства от народа, и отправился монастырь, расположенный у Черного моря, где его с радостью приняли братия, а особенно игумен, отличавшийся добродетельной жизнью; к этому игумену ради пользы душевной приходили многие из ближних и дальних селений, и даже Константинопольская знать. Игумен выделил преподобному келью, где тот мог бы безмолвствовать. Однако, слава о преподобном распространилась повсюду, и те. кто приходили к игумену, шли также и к преподобному Кириллу. После беседы с ним каждый начинал относиться к нему с великим благоговением и любовью. Но всезлобный диавол вызвал у игумена зависть против святого (ибо нет праведника без греха, как и нет грешника без какой–нибудь добродетели). Не в силах побороть в себе эту зависть игумен пошел к святому и, как бы заботясь о соблюдении заповедей Божиих, сказал ему:«Мне кажется, отче, что ты делаешь все в своей жизни ради человекоугодия. Для чего ты носишь рубище, ходишь босой, ешь сухую пищу без масла пьешь только воду, не хочешь есть вареное и называешься»верижником»? Не знаю, носишь ли ты вериги, но имя твое настолько знаменито, что множество невежественных монахов считает, что ты лучше меня, меня, который столько лет трудился для Бога. Странно, что ты не соглашаешься есть вместе со мной, хотя я звал тебя столько раз, исполняя заповедь Господню. Разве ты не знаешь, что своей жизнью ты отличаешься от нас, и это свидетельствует о твоем высокомерии? Итак, прими мой совет, стань как все братья, потому что, как говорят отцы, высокое от демонов. Держись среднего пути, не ищи ни вышних, ни нижних, и тогда избавишься от бесчувствия своего, которое рождается от небоязни Бога, от крайнего невнимания и греха. Это не я так говорю, но божественные отцы. Прошу же тебя, приди в себя, чтобы жить блаженной жизнью, потому что знать, что не знаешь, уже есть знание. Если же хочешь познать Бога, сначала познай самого себя. Тот, кто считает, что он ничто, знает себя больше других. Разве ты не знаешь, что тот, кто не обличает грех брата своего, жесток? Ибо говорит Бог:«Обличением обличай ближнего своего, и не примешь за него грех». Обличение бывает двоякое: то, которое со злобой и местью, и то, которое со страхом Божиим и истиною. Я же, да не будет того, обличаю тебя не со злобой. Видя, как ты томишь свое тело и не получаешь от Бога награды, мне так жалко тебя из–за твоей несговорчивости, что я буду молить Бога, — да приведет в познание истины. Но ты не сможешь прийти в познание истины, если не оставишь своеволия и не перестанешь доверять самому себе. Потому что кто тверд в своей воле, тот заражен гордыней, а «Бог гордым противится» (Иак. 4: 6). Лучше называться учеником ученика, чем жить по своей воле и пожинать ее негодные плоды».
Выслушав такие слова, преподобный со смирением бросился к ногам игумена и сказал:«Благодарю Бога и твою святыню, что ты не только познал нечистоту моей души, но и отечески обличил меня, и как должно наставил. Ибо слова твои я слушал, как слова Божии, а не человека. Кроме того ты сказал, что будешь молить Бога, чтобы привел меня в познание истины. Прошу тебя, исполни это, по заповеди Господа, Который даст тебе стократную награду за твою любовь, ибо Он говорит, что»кто исторгает достойного из недостойного, тот как уста Мои будет». То есть тот, кто обращает человека от заблуждения к истине, и от греха к добродетели, тот подражает Ему. Ты же, отче, исполнил весь свой долг, оставив меня безответным». Увидев, что преподобный не возмутился его поучением, но с самоукорением и смирением припал к нему, прося его молитв, чтобы прийти в познание истины, игумен умилился и замолчал. Похвалив богоданное терпение преподобного, он вернулся в свою келью, обвиняя самого себя и говоря:«Горе мне, лицемеру, имея бревно в своих очах, я наставляю раба Божия в малом и сужу его, будучи сам осужден! Я не задумываюсь над тем, что тот, кто судит и сурово исследует поступки других, тот не получит прощения за собственные прегрешения, потому что Бог нас будет судить тем же судом, каким мы судим других. Горе мне, бесчувственному!«Размыслив обо всем, что произошло, игумен пошел к преподобному и поклонился ему, прося у него прощения. Преподобный так же говорил себе:«Быть осужденным многими злыми людьми — это неправда, которая не приносит вреда, а быть осужденным праведным — это правда, которая приносит пользу. Горе тебе, что тьма дел помрачает сердца святых». Молясь Богу, преподобный говорил: «Боже мой, не оставляй меня. Я не совершил никакого добра пред Тобой, но дай мне, по благости Твоей, положить начало, потому что спасение мое зиждится на Твоем милосердии и человеколюбии, яко Твоя есть слава во веки веков. Аминь.
