революции 1917 года завод продали с молотка, а в первые годы советской власти его национализировали.
В Тюменском областном архиве хранятся интересные документы, относящиеся к 1892–1896 годам (Ф. 353. ОпЛ.Д. 227). Судя по их содержанию, еще один из екатеринбургских Ятесов по имени Василий (Фридрих) Егорович еще в 1892 году, на десятилетие раньше своих братьев, пробился на хлебный тюменский рынок. Он арендовал у крестьян деревни Парфеново возле Московского тракта недалеко от полотна железной дороги участок земли. На нем он соорудил сначала ветряную раструсную мукомольную мельницу «в три постава», а затем в 1897 году добился разрешения у тобольского губернского механика П.С. Голышева на сооружение паровой машины с котловым хозяйством. Удивляет демократичность принятия решения. Голышев отказался от какого-либо ответа заявителю, пока не получит согласия схода мужского населения деревни. Мужики в составе 41 человека собрались, составили протокол за подписью сельского старосты и дали согласие на аренду земли сроком на тридцать (!) лет. Главное условие, поставленное ими, состояло в том, чтобы помол зерна для жителей деревни выполнялся в первую очередь. В.Е. Ятес, о котором мне почти ничего не известно, построил целый городок. В его состав входили контора, жилой дом владельца мельницы, паровая и ветряная мельницы, котельная, навесы и сараи для зерна, мучной амбар, конюшни, коровник и птичник. Производственную площадку щедро озеленили.
Вольтер Иванович Ятес владел фабрикой в Заводоуспенке до января 1918 года. Совет народного хозяйства Тюменского уезда не только национализировал фабрику, но и конфисковал все личное хозяйство и утварь управляющего. Официальное обращение В.И. Ятеса с просьбой оставить за ним личных лошадей, коров и дорожную повозку осталось без внимания. Пользуясь гражданской неприкосновенностью как подданные другого государства вся семья Ятесов возвратились на родину в Англию. Джон Ятес, один из основателей писчебумажной фабрики в Курьях, поселился в предместье Лондона. Все пришлось начинать с нуля. Он открыл ресторанчик, а когда понемногу окреп, то приобрел свой дом (илл. 309). На фотографии рядом с Д. Ятесом стоит его сын, а справа – племянница, родная тетка профессора из Екатеринбурга А.В. Зырянова. В годы второй мировой войны младший сын Д. Ятеса, тоже Джон, был летчиком королевского военно-воздушного флота и погиб в бою в июне 1941 года.
ГЛАВА 3 ВЫДАЮЩИЕСЯ АРХИТЕКТОРЫ НАШЕГО КРАЯ
«Архитектура – это не профессия,
а определенное состояние духа».
Ле Корбюзье.
«Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит.
Шумит, не умолкая, память-дождь
И память-снег летит и пасть не может».
Татьяна Н. Тэсс.
«Благодарная память – это тоже часть культуры».
Владимир Этуш.
Как мало мы знаем о судьбах архитекторов тюменских городов! Если в памяти живущего поколения еще звучат имена зодчих второй половины ушедшего века, то ближе к его началу, не говоря уже о более ранних временах XVIII – XIX столетий сведения о них, увы! малодоступны даже узким специалистам по истории архитектуры. Вспомните, казалось бы, не столь отдаленную от нас деятельную работу в Тюмени в начале XX века архитектора К.П. Чакина (1875–1958). До последнего времени его имя оставалось почти забытым, а место его захоронения на Текутьевском кладбище остается в запустении. Что говорить тогда о других именах, в особенности о тех, кто родился в Тюмени или Тобольске, но работал в других краях России, прославил русский стиль архитектуры или оставил незабываемый след в зодчестве многих отечественных городов, включая столицу – Санкт-Петербург?
Напоминает ли о чем-то большинству читателей имя Алексея Филипповича Кокоринова (1726–1772)? Будущий корифей архитектуры родился в Тобольске, учился в Москве, восстанавливал стены Кремля, общепризнанно считается зачинателем русского классицизма в отечественной архитектуре, возглавлял Академию художеств. Если такие люди мало известны, то что говорить о провинциальных тюменских зодчих последней трети XIX века. В те времена должности архитекторов с 1871 года занимали И.К. Ламберт и Д.И. Лагин, П.И. Долгов (1890), А.А. Юшанский (1891–1893). Последний, судя по некоторым косвенным, но вполне надежным данным, стал автором проекта здания первой в Тюмени электростанции, принадлежавшей И.И. Игнатову (1893). Кирпичный особняк, в основе своей сохранившийся до сих пор, глазницами пустых окон с укором глядит на нас, равнодушных к своей истории потомков. Еще меньше сохранилось сведений об архитекторах других населенных пунктов нашего края. Так, многие здания в Ишиме и Тобольске появились благодаря трудам сибирского зодчего и доктора архитектуры А.Д. Крячкова (1876–1950). А знаете ли вы доктора архитектуры М.С. Булатова, уроженца Тобольска, всю свою творческую жизнь посвятившего созданию современного облика Ташкента?
Меня всегда поражала способность композиторов музыкальных произведений создавать или, выражаясь инженерным языком, конструировать и строить мелодию, опираясь всего лишь на 7 кирпичиков-нот. В отличие от простых смертных их мозг устроен или развит как-то совсем иначе, чем у большинства людей, лишенных музыкального дарования. Точно так же я с восхищением и с белой завистью смотрю на талант архитектора, у которого возможности еще меньше, чем у композитора, поскольку «кирпичиков» для строительных комбинаций у него всего пять: шар, цилиндр, конус, куб и параллелепипед. Тем не менее, их вариации и комбинации в творчестве зодчих дают бесконечное множество архитектурных решений. В этом отношении особенно показателен многовековой опыт сооружения православных церквей. Где бы вы ни были, встречая златоглавую красавицу, копию или повтор такого же церковного сооружения в другом месте никогда не встретите. Как не встретите и одинаковую музыкальную мелодию, исключая, разве что, явный плагиат.
В очередной главе читатель познакомится с композиторами архитектуры, талантами которых в разное время мне пришлось восторгаться. При обстоятельствах, мало схожих для каждого отдельного имени, их жизненная и творческая судьба так или иначе была не только связана с нашим краем, но и определила архитектурную судьбу таких городов, как Санкт-Петербург, Алма-Ата и Ташкент.