– Но все-таки, – прибавила Изабелла, забрасывая за плечо светлую косу, – он был старик, и очень скучный. Может быть, в следующий раз вам повезет больше.
– Мадам, я искренне любила своего мужа, – ответила Мод, всеми силами сдерживаясь: ну до чего же ей хотелось сбить самодовольное выражение с лица этой избалованной девчонки. – Если бы вы знали лорда Уолтера так, как знала я, вы не назвали бы его скучным. Сомневаюсь, что когда-либо найду лучшего мужа, даже если мне, как вы изволили выразиться, и очень повезет.
Изабелла едва заметно повела задрапированными в роскошный шелк плечиками.
– Я лишь пыталась вас утешить, – сказала она и отвернулась, моментально забыв про собеседницу, как забыла бы про пылинку, которую стряхнула с одежды.
Борясь с подступающими слезами, Мод уселась на скамью под оконным проемом. Устало прислонившись головой к стене, рассеянно скользнула взглядом сквозь открытые ставни: за окном вовсю кипело строительство. Металлический звон долота о камень и веселая перебранка каменщиков отдавались у нее в ушах.
Во двор замка въехали два торговца и что-то спросили у одного из священников. Их украшенные тесьмой котты спокойных глубоких цветов – темно-зеленая и темно-фиолетовая – выглядели солидно и богато. От солнца лица всадников защищали широкополые шляпы вроде тех, что носят пилигримы; у обоих были кожаные фляги и квадратные торбы. Мод наблюдала за гостями, пока они не скрылись из виду, и в который уже раз пожалела, что не родилась мужчиной.
Хьюберт Уолтер изучал кипу документов, когда в его частные покои провели двух «торговцев». Он посмотрел на одного, потом – на второго и щелкнул языком:
– Долго же вы добирались!
Фульк припал на одно колено и поцеловал перстень архиепископа, потом поднялся и сделал шаг назад.
– Но теперь я здесь, – сказал он, выбивая из котты песок и пыль. – Где она?
Брови Хьюберта Уолтера поползли к высокому обрамлению тонзуры.
– Полагаю, в женских покоях, с королевой и ее фрейлинами, – столь же лаконично ответил он и пригласил гостей сесть. – Король и королева прибыли вскоре после полудня. Думаю, не надо объяснять, насколько опасно ваше присутствие здесь и для вас, и для меня. Вас запросто могут узнать, несмотря на этот маскарад.
Фульк понимал, что Хьюберт рискует не меньше, чем он сам.
– Я не собираюсь задерживаться ни на секунду дольше, чем это необходимо, – заверил он. – Но поскольку вы сами меня вызвали, то, полагаю, хотите мне помочь.
– Не то чтобы хочу, – с мрачным видом уточнил Хьюберт, – но мой долг – выполнить последнюю волю брата, и я искренне люблю свою невестку. Я не желаю, чтобы Мод продали, дабы потворствовать амбициям ее отца или удовлетворить похоть короля.
– Я никогда… – начал было Фульк, но архиепископ остановил его, подняв руку, и продолжил:
– С другой стороны, не пристало мне помогать человеку, который оскверняет аббатства, связывает непорочных братьев, словно рождественских каплунов, и богохульствует, переодеваясь в монаха.
– Я от души раскаялся во всех этих грехах, и на меня наложили епитимью, – ответил Фульк, стараясь, чтобы его слова прозвучали искренне, хотя он и беззастенчиво врал. – Я знаю, это не оправдание, но в тот момент у меня просто не было выхода, я спасал жизнь своих людей. – Он развел руками в знак того, что откровенен с архиепископом. – Я искренне соболезную вам и сам глубоко скорблю о смерти вашего брата. Он был мне добрым другом и наставником.
Хьюберт чуть смягчился:
– Я знаю, что вас связывали давние дружеские отношения и что Теобальд высоко тебя ценил. – Архиепископ вздохнул и покачал головой. – Может быть, даже слишком высоко. В день своей смерти он отправил мне последнее письмо, в котором настоятельно просил: если Мод будет поставлена перед необходимостью повторно вступить в брак, сделать все от меня зависящее, чтобы она вышла за тебя. Похоже, Тео думал, что и ты не будешь возражать. – Хьюберт бросил на Фулька оценивающий взгляд. – Он когда-нибудь говорил с тобой на эту тему?
Под его пристальным взглядом Фульк покраснел.
– Нет, не говорил. – Фицуорин неловко кашлянул. Рассказала ли Мод Теобальду о том, что произошло в Хигфорде? Вероятно, рассказала.
– Однако мой покойный брат не ошибся в своих предположениях?
«В Судный день и то будет легче», – подумал Фульк, не зная, куда деваться от смущения.
– Не ошибся, – сказал он и решил на этом остановиться.
Хьюберт Уолтер – умный человек и вряд ли нуждается в дополнительных объяснениях.
Архиепископ еще несколько секунд пронизывал Фулька взглядом, и один лишь Бог знает, что он при этом думал. А затем потер переносицу и устало вздохнул:
– Как ближайший родственник Мод, ее отец имеет право заплатить пошлину, чтобы взять овдовевшую дочь и доставшиеся ей земли под свою власть, пока не найдет ей подходящего мужа. Мужчине, который посватается к Мод, потребуется согласие ле Вавасура, и заплатить за него придется дорого.
– Чем заплатить? Наличными? – фыркнул Фульк.
Хьюберт в размышлении потер свои многочисленные подбородки:
– Думаю, если ле Вавасур решит, что потенциальный зять в будущем сможет отплатить ему землями и почетом, долговой расписки будет достаточно. Он уважает влиятельных людей.
Последние два слова Хьюберт Уолтер особо выделил, и взгляд его был многозначителен. Он ни за что не стал бы говорить это открытым текстом, но Фульк и так прекрасно все понял. Если он хочет заполучить Мод, придется запугать ле Вавасура и выбить у него согласие. Любопытно, сколько тонкостей и дополнительных оттенков скрывается в нашем языке, на котором мы говорим каждый день. Лесть, дипломатия, агрессия, насилие. На каком языке нужно обращаться к Мод и как она ответит? Что, если она откажет ему? Залепит пощечину и с презрением назовет вором, оскверняющим могилу? Но с другой стороны, особо выбирать вдове не приходится. Выйти за Фулька Фицуорина всяко лучше, чем оказаться во власти ле Вавасура или Иоанна.
– Мне необходимо поговорить с Мод и встретиться с ее отцом, – решился Фульк.
– Это можно устроить.
– И очень может быть, что после этого мне потребуются услуги священника.
На круглом лице Хьюберта Уолтера появилась холодная улыбка.
– И это тоже не проблема, – сказал он.
Вскоре после обеда Робер ле Вавасур пришел в частные покои Хьюберта Уолтера, дабы обсудить вопрос о цене его дочери на брачном рынке. Эту тему поднял сам Хьюберт, когда все собрались за обедом. Он попросил, чтобы ле Вавасур нанес ему приватный визит: дескать, необходимо обсудить будущее молодой женщины и прийти к соглашению.
– Если Мод просила вас взять ее под крылышко, можете зря не сотрясать воздух, – откровенно заявил ле Вавасур, едва переступив порог. – Я ее отец, и право опекунства принадлежит мне.
