– Если Мод просила вас взять ее под крылышко, можете зря не сотрясать воздух, – откровенно заявил ле Вавасур, едва переступив порог. – Я ее отец, и право опекунства принадлежит мне.
С небрежностью почти оскорбительной, он преклонил колено перед Хьюбертом и поцеловал воздух над перстнем, знаком архиепископского сана.
– Я не подвергаю сомнению ваши права, – мягко сказал Хьюберт. – Вам следует поступать так, как вы считаете подобающим.
– Ха, с чего это, интересно, вы вдруг сменили песню?! Всего лишь два дня назад вы, помнится, настаивали, что Мод должна остаться у вас.
– Я беспокоился о ее благополучии.
– А теперь больше не беспокоитесь?
Ле Вавасур прошел в комнату и, не дожидаясь приглашения, уселся на обитую мягкой тканью скамью.
– О нет! Мысли о Мод по-прежнему сильно занимают меня.
Хьюберт подошел к сундуку, стоящему у стены, и, в отсутствие слуг, сам наполнил вином три кубка.
– Позвольте поинтересоваться, какую сумму вы бы сочли приемлемой, дабы позволить Мод выйти замуж за того, кого она выберет?
Ле Вавасур прищурился:
– А почему вы спрашиваете?
– Допустим, из любопытства.
– Все будет зависеть от жениха. – Барон взял кубок, протянутый ему Хьюбертом, и жадно отхлебнул превосходного красного вина. – Вы, кстати, не первый, кто поднял сегодня на эту тему.
– Вот как?
– Перед самым обедом ко мне подошел Фалько де Броте и попросил руки Мод. – Ле Вавасур бросил на архиепископа хмурый взгляд. – Не по вашему наущению, я надеюсь? Вы же пригласили меня не затем, чтобы о нем поговорить?
– Ни в коем случае!
От одной мысли об этом у Хьюберта возмущенно раздулись ноздри. Фалько де Броте, один из наемников Иоанна, был печально известен полным отсутствием угрызений совести и сантиментов. Если приказать этому типу насадить на копье ребенка, пообещав приличное вознаграждение, он с радостью выполнит приказ. Однако Фалько глубоко предан Иоанну, и тот, очевидно, не терял времени после их вчерашнего разговора.
– Я так и думал. – Ле Вавасур потер подбородок. – Так вот, что касается Фалько де Броте. Я спрашиваю себя: где рядовой наемник, простолюдин, внук пекаря, смог раздобыть сумму, необходимую, чтобы выкупить мою дочь, и единственный ответ, который приходит на ум: он получил деньги от самого короля.
– Вполне вероятно, – кивнул Хьюберт. – Женить своего сторонника на наследнице благородного семейства – отнюдь не плохой способ вознаградить его за преданность.
– Но только не на моей дочери! – проворчал ле Вавасур. – Я не хочу, чтобы в жилах моих внуков текла кровь простого французского пекаря. Не надо мне такого счастья – даже за тысячу марок! – Он сердито махнул рукой. – Я не дурак. Знаю, дочурка моя хоть куда: смазливая и смирная, когда ей не взбредет на ум показать свой норов. Я видел, как Иоанн на нее смотрит. Если я дам согласие, мой первый внук мог бы быть наполовину королевских кровей. – Он сделал большой глоток. – Ведь, как известно, прапрабабка короля была дочерью простого кожевника из Фалеза и родила Вильгельма Завоевателя вне брака. Но с другой стороны…
– Значит, вы отказались? – невозмутимо спросил Хьюберт.
– Сказал, что подумаю, но потребуется бо́льшая сумма, чем предлагает де Броте, чтобы стереть пятно его низкого происхождения. Я знаю, что он будет железной рукой управлять поместьями Мод и ремнем научит ее послушанию – что пойдет строптивице лишь на пользу, – но все же этого недостаточно, чтобы вверить бастарду свою дочь.
– Абсолютно с вами согласен, – без выражения произнес Хьюберт.
– Итак, – ле Вавасур вальяжно развалился на скамье и вытянул ноги, – полагаю, у вас есть для меня некое предложение: вы нашли Мод подходящего жениха или же хотите предложить взятку, чтобы от меня откупиться. Подозреваю, что все-таки первое, – он показал подбородком на третий кубок, – хотя я сегодня не видел в зале никого, кого хотя бы теоретически мог рассматривать как возможного родственника.
– Вы проницательны, милорд, – криво усмехнулся Хьюберт и призадумался: а вдруг излишняя осторожность помешает Вавасуру проглотить наживку.
Архиепископ открыл дверь и что-то тихо сказал одному из двух рыцарей-стражников, а затем впустил его внутрь, оставив Жана де Рампеня в одиночестве. Одетый в позаимствованную из местного арсенала полную кольчугу со шлемом, закрывающим лицо длинным наносником, а подбородок – бармицей, Фульк выглядел простым безымянным рыцарем, обычным стражником замка.
Робер ле Вавасур вытаращил глаза:
– Это что, шутка?
Он машинально потянулся к поясу, ища меч, но его не было: никому не дозволялось находиться вооруженным в присутствии архиепископа Кентерберийского.
– Это не шутка, милорд. – Фульк прислонил копье к стене, снял шлем и сдвинул с головы кольчужный капюшон. Одной рукой он расправил примятые черные волосы, а второй отстегнул бармицу. – Это маскировка, чтобы сохранить собственную безопасность и не напугать вас.
Ле Вавасур продолжал остолбенело смотреть на него.
– Вы в своем уме? – сдавленно спросил он Хьюберта, не сводя взгляда с Фицуорина. – Вы хотите, чтобы моя дочь вышла замуж за разбойника?
Фульк подошел к сундуку и взял приготовленное для него вино, затем повернулся, звякнув кольчугой, и шутливо поднял кубок за отца Мод.
– Только подумайте, насколько я ценный человек, – сказал он, не давая Хьюберту ответить. – Иоанн предложил за мою шкуру тысячу фунтов серебром и отправил сотню рыцарей, чтобы эту шкуру добыть.
– Едва ли сие обстоятельство может стать причиной отдать за вас мою дочь! – прошипел ле Вавасур.
– Возможно, милорд. Но ведь вы человек, который уважает личное состояние, – сказал Фульк.
– Фицуорин имеет в виду, – поспешно вставил Хьюберт, – что его разрыв с королем – временный.
– Рано или поздно Иоанн убедится, что, вернув мне земли, он избавит себя от значительных расходов и треволнений, – подтвердил молодой человек.
Фульк сел напротив ле Вавасура. Под чужой кольчугой и гамбезоном на нем была надета котта торговца. Наряд из фиолетовой шерсти, с отделкой из сине-золотой тесьмы без слов говорил, что его владелец может себе позволить одеваться дорого. Пальцы Фицуорина были унизаны перстнями, а к заклепкам хауберка прикреплен золотой крест. Фульк знал, какое значение ле Вавасур придает богатству и внешнему виду. Осенний набег на караван Иоанна полностью оправдал опасность, с которой был сопряжен.
– Не втягивай меня в свой дурацкий бунт! – отрезал ле Вавасур.
– Он не дурацкий. – Фульк ответил тихо, но в глазах у него внезапно зажглась озлобленность. – Но, милорд, я прошу вас не присоединиться ко мне, а лишь дать согласие на брак с вашей дочерью.
