— А почему ты взялся выполнять поручение Симоне? Ты же теперь разбогател, стал владельцем поместья. Какое тебе дело до сыновей полоумного отшельника?
Донато вскочил и потянул генуэзца прочь от стола:
— Пойдем, Лука, мне надо с тобой поговорить, это очень важно.
Тариго был явно заинтригован и повел Донато в отдельную комнату, где обычно собирались близкие друзья владельцев таверны.
— Так что за причина для волнения? — спросил генуэзец, зажигая светильник на столе. — Впервые вижу невозмутимого римлянина таким встревоженным.
— Лукино, помоги мне догнать Бартоло и Томазо! — воскликнул Донато, сверкая глазами и нетерпеливо постукивая ребром ладони по спинке стула. — Я хорошо тебе заплачу, только помоги! Время дорого!
— Но я не смогу помочь, если не буду знать, в чем дело, — заявил Тариго. — Или рассказывай все, или не проси о помощи. Да и потом, мы не можем ехать за ними на ночь глядя, а только с утра. Так что время есть, рассказывай.
— Ладно, слушай. У меня нет причины скрывать это от тебя.
Выслушав рассказ Донато, генуэзец сделал удивленную гримасу:
— Кто бы мог подумать, что эта малютка-славяночка так зацепит гордого римлянина и что ради нее он будет готов совершать безумства!
— Не смей говорить о ней в таком тоне! — Донато непроизвольно поднес сжатую в кулак руку к лицу Лукино. — Она сейчас между жизнью и смертью! И только Симоне может ее спасти! А он не исцелит Марину, если я не верну ему сыновей!
— Погоди, не горячись, — остановил его Тариго. — Рассуди здраво: как может спасение Марины зависеть от того, вернутся ли в Кафу Бартоло и Томазо? Если раненую удастся вылечить, значит, такова божья воля. А старику скажешь, что не застал его сыновей в Кафе, потому что уехали они не сегодня, а десять дней назад. Не будет же он из-за этого вредить твоей милой.
— Вредить не будет, но и помочь не сможет. Он ведь не простой лекарь, этот Симоне, а настоящий горный колдун, который видит людей насквозь. Он сразу поймет, что я обманул его, смалодушничал, не сделал все, что мог. Поэтому и прошу тебя, Лукино: помоги мне догнать его сыновей! Ведь ты наверняка знаешь, где они сейчас.
— Где они сию минуту — не знаю, — пожал плечами Лукино. — Но неделю назад они вместе с другими арбалетчиками отплыли из Кафы в Тану, чтобы присоединиться к отряду, прибывшему туда из Генуи.
— Значит, они еще могут быть в Тане?
— Да. А может, уже выступили в поход.
— Вместе с войсками Мамая?
— Мамай будет идти из своей столицы Сарай-ал-Джедид, а генуэзцы, вероятно, присоединятся к нему по дороге. Впрочем, я точно не знаю.
После некоторого раздумья Донато заявил:
— Я немедленно отплываю в Тану.
— Когда? Прямо ночью? И на чем?
— Я прошу тебя, Лукино, дать мне свою фусту. Если же ты откажешься, найму любой корабль или лодку. Но все же мне хотелось бы добраться в Тану с твоей помощью. Ты знаешь тамошние места, да и фуста твоя легкая, маневренная, она быстро доплывет до Таны.
— Сказать по правде, я и сам собирался в Тану по торговым делам, но лишь через несколько дней. Моя посудина нуждается в некотором ремонте.
— Но ведь путь-то невелик, мы его за день-другой одолеем! — воскликнул Донато. — Я с лихвой оплачу твой риск, Лука! А корабль починишь уже в Тане.
Генуэзец призадумался, видимо подсчитывая в уме свои выгоды и риски.
— Когда же ты хочешь ехать?
— Да хоть сейчас, немедленно!
— Все же придется подождать до завтра. Море сегодня беспокойное, ночью плыть опасно.
— Это для такого бывалого корсара, как ты?
— Даже для меня. Кроме того, надо собрать команду. Кстати, если ты заплатишь мне дополнительно, могу дать тебе в дорогу хорошего проводника и толмача. Это я к тому, что в Тане ты наших наемников можешь и не застать, придется ехать за ними дальше, через земли Орды и Московского княжества. Вот там тебе мой Ярец и пригодится.
— Ярец? Странное имя.
— Он славянин по происхождению, знает язык и земли Московского княжества. Но долго жил в татарском плену, так что татарский язык и обычаи тоже знает. А я с ним знаком еще с тех времен, когда ходил до Каспия.
— А сам ты не согласишься стать моим проводником в славянских землях?
— Нет, ни за что. Какой мне смысл рисковать жизнью теперь, когда я уже накопил достаточно денег, чтобы вернуться в Геную и там жить в свое удовольствие?
Донато невесело усмехнулся. Он знал, что целью многих итальянских купцов и воинов, приехавших в черноморские колонии, была лишь погоня за барышами, а жить постоянно они тут не собирались, потому и отправляли накопленные богатства к себе на родину, чтобы со временем туда вернуться, завести семьи и жить безбедно в городском доме или загородном поместье. Но для иных приезжих земля Таврики становилась второй родиной, и они прочно врастали в нее, обустраивая свой быт в местных городах и селениях. К числу таких переселенцев Донато теперь относил и себя, а потому его невольно покоробили слова бравого корсара.
— Жаль, Лукино, что и ты смотришь на Таврику, как на временное пристанище, где можно только нажиться. А вот мне надо привыкать к здешнему миру, он теперь будет моим. Я здесь надолго, если не навсегда… Но хоть в Тану ты меня доставишь?
— Да, это я обещаю, я свой кораблик не доверю никому. Ну а если тебе придется путешествовать дальше Таны, так уж это без меня. Там Ярец тебе поможет.
Ярец оказался крепким детиной неопределенного возраста. Светлые волосы и светлая курчавая борода обрамляли его грубоватое лицо со следами шрамов. Говорил он мало, неторопливо, и мог бы показаться угрюмым, если бы не добродушный прищур голубовато-серых глаз, которые живо и ярко блестели из-под кустистых бровей. Впрочем, Донато надеялся, что путешествовать дальше Таны ему не придется и, следовательно, не будет нужды прибегать к услугам этого северного варвара, которого римлянин посчитал туповатым и неповоротливым.
Но все с самого начала пошло не так, как рассчитывал Донато. Вскоре после отплытия из Кафы море разбушевалось и Лукино Тариго пришлось искать укрытия в бухте Черкио.
Эта генуэзская фактория располагалась на месте некогда знаменитого эллинского города Пантикапея, ставшего потом столицей Боспорского царства, где правил соперник Рима мятежный понтийский царь Митридат Евпатор. Впоследствии этими землями владели русичи, и город, названный ими Корчевом, был столицей Тмутараканского княжества. И вот теперь, после нашествия ордынских войск и многих лет разрухи и безвременья, в городе над проливом стали править генуэзцы, переделав название «Корчев» в «Черкио».
Если бы Донато оказался здесь в более спокойное для себя время, то, конечно, не преминул бы воспользоваться случаем и осмотреть легендарные окрестности Черкио, где, по преданию, Одиссей нашел Ахилла, где был колодец древнее Троянской войны, где трон Митридата стоял на знаменитой горе, с высоты которой умирающий царь в последний раз поглядел на море.
