Да, мы в первую очередь думали о хлебе. Но это не вся правда. Помню, как в свободные часы ошивался в училищной библиотеке, выискивал книги, о которых на занятиях не говорили. Помню, как с друзьями пытались изучать «Материализм и эмпириокритицизм». А на уроках нам забивали башку сталинским «Кратким курсом ВКП(б)». В нас росло желание самим разобраться в том, что вокруг происходит, понять, почему так отличается жизнь и ее отражение в учебниках, газетах. Именно тогда я попробовал писать, правда, как многие начинающие, писал о жизни совершенно незнакомой, заграничной. О каком-то испанском живописце, например. Может, оттого, что сам хотел стать не писателем, а художником…
2. Думаю, смысл жизни человека — в борьбе за социальную справедливость. Вершители несправедливости страшны на любом уровне: и высокопоставленный бюрократ, и милиционер, избивающий пацана. Каждый из них в одиночку способен убить доверие к власти, которую они представляют. Смысл жизни — строить общество заботливое, гуманное и милосердное к любому обычному человеку.
3. Подросткам надо сначала самим перемениться. Большие претензии при неразвитой внутренней культуре, ограниченных познаниях — вот что в них сочетается. Я понимаю их, когда они утверждают, что устали от лжи и хотят резать только правду-матку. Но не надо думать, что лишь они несут в себе эту правду. Кроме того, к настоящей правде могут прийти люди, хорошо знающие историю, начитанные и свободные от экстремизма. Возможно больше читать, учиться анализу, а не поголовному отрицанию — с этого для ребят должна начинаться перестройка.
Смена. 1988. 23 января
Какие события этой недели вас порадовали? Какие огорчили?
Весьма порадовала передача нашего местного телевидения о встрече редакции газеты «Советская культура» с творческой интеллигенцией Ленинграда. Обмен мнениями был острым, злободневным — о перестройке, ее сложных путях, о толковании исторических фактов, о культуре и ценностях. Подчеркиваю: я говорю именно о передаче — ведь она пошла в эфир целиком, без купюр! Это очень важно в наше время, когда нет-нет да и щелкнут по самому важному, сокровенному, что хотел сказать художник, ножницы ретивого цензора.
По-прежнему, как писатель и как человек, озадачен проблемами межнациональных отношений. На этой неделе получил по почте несколько пакетов документов, размноженных на ксероксе. Они касаются событий в Нагорном Карабахе. Письма не анонимные, но отправители мне неизвестны. Видимо, такие письма пришли не только мне, но и другим писателям. Может быть, в этом есть смысл — ведь авторы писем обращаются не только к своему опыту, эмоциям, но и к коллективному разуму, общественному мнению.
Порадовала, конечно, погода. Предпраздничные дни были в Ленинграде зимние — снег, холод. А теперь нарядный город расцвел под солнышком.
Комсомольская правда. 1988. 1 мая
В первый день нового года мы решили задать друзьям газеты и героям наших публикаций несколько вопросов. 1. Что вы ждете от наступающего года? 2. Какие публикации в «Смене» вам особенно запомнились? 3. О чем бы вам захотелось прочитать на страницах нашей газеты в 1990 году?
1. Я ожидаю этот год с очень большой тревогой и, хотя в панику я не впадаю, жду очень много тяжелых событий.
2. Даже не стал бы выделять какой-то материал. Каждый номер уменьшает тревогу за будущий год, прибавляет мужества и оптимизма. Вся линия газеты, несмотря на резкие материалы, способствует оптимизации.
3. Мало пишете о литературе, хотя судоводитель может упрекнуть вас в том, что не пишете о его проблемах. В связи с обстановкой в Союзе писателей и во всей стране писать художественную прозу не могу. Хорошей литературы за последние годы мы вообще не видим. Я был бы признателен, если бы ваша газета как основа будущей литературы уделяла больше внимания вопросам художественности. А так — сохраняйте свой уровень.
Смена. 1990. 1 января
Какой бы вы хотели видеть Городскую думу?
Писатель должен быть в оппозиции к власти, какой бы хорошей она ни была, хоть сам Иисус Христос. Я никогда в политику не полезу, это не мое амплуа. В постцарских думах не было ни моряков, ни вояк, это даже помыслить невозможно. Я, конечно, пойду голосовать, но не знаю за кого. Нас ведь как… Вот звонит мне на днях почитатель и предлагает принять участие в возведении часовни в Кронштадте в память погибших в восстании 1921 года. Хотят возвести часовню и написать на ней имена погибших. Но я знаю немного военно-морскую историю, знаю, что нельзя восстановить эти фамилии. Лучше отремонтировать знаменитый собор, который в плачевном состоянии, или поставить фильтры пресной воды на эти деньги, больше пользы. Так нет, дата подходит — и начинается. И так в любом деле. Все с золотом, с бриллиантами. Я предпочитаю деревенского попика на сельском кладбище, который держит порося и бьет по субботам, пьяный, жену, но зато грехи отпускает и отпевает усопших.
Час пик. 1994. 19 января
1. Какие книги вы сейчас читаете? Чем объясняете ваш выбор? 2. Перефразируя известное выражение, можно сказать: читаю — следовательно, существую. Согласны ли вы с этим? 3. Из множества нынешних издательств можете ли вы выделить какое-нибудь и почему? 4. Допустим, вы стали издателем. Что бы вы издали в первую очередь?
1. Детективы любого пошива и газеты любого пошиба. Газеты отношу к книгам, так как тот политический, социальный, бытовой фарс, в котором существую вместе с несчастной родиной и всем миром, имеет острейшую фабулу, драматургию, весьма колоритных прохиндеев — главных героев; а все это и есть газета. Кроме того, газетчики отличаются от современных прозаиков в лучшую сторону хотя бы тем, что избегают зауми, изящнее в ехидстве и удачливее в юмористических пассажах.
2. Читаю лет с шести, начал с Жюля Верна. И в блокадном бомбоубежище, и на военной службе, и в расцвете литературной жизни чтение на девяносто процентов было для меня наркотиком. То есть служило как раз тем, чтобы уйти от реального существования.
3. Могу. Издательство «Северо-Запад». В феврале 1993 года подписал с ними договор на 33 авторских листа из расчета 5 тысяч рублей за лист. Получил за книгу в марте прошлого года 137 тысяч рублей — и все, с концами. С тех пор не видел физиономии редактора, не видел корректур, оформления и не знаю вообще — выйдет она или нет.
Недавно вдруг обозлился, а так как, по выражению Салтыкова-Щедрина, первым словом опытного администратора на Руси должно быть слово матерное, то и употребил его в телефонном разговоре с издателем. Себя отношу к опытным администраторам, потому что жизнь провел в морях, а моряки, тем более капитаны, если они выходят на берег и пенсию живыми, априори должны признаваться отменными администраторами. Увы, тут мне административный опыт не помог. Тогда написал утонченно-культурное письмо главному редактору В. Б. Назарову. Так, мол, и так, дорогие товарищи, за прошедший год родное государство мне три раза повышало пенсию. Может, и вы чего-нибудь добавите, ибо сегодня машинистка берет за лист 3 тысячи рублей, а вы мне по 5 выдали. Ответа на свое культурное обращение тоже не дождался. Зато в «ЛГ» прочитал скромное интервью заместителя главного редактора «Северо-Запада» Александра Кононова. Он уверен, что вопрос выживания для издательства не стоит. Половину книг в Питере, около двух миллионов экземпляров в месяц, издает «Северо-Запад». А их Борхеса на лотках «толкают» по полторы-две тысячи. Могу сказать, что если у букинистов и мелькают мои старые книги, то идут они по три-четыре тысячи и даже обернуты в самодельные целлофановые обложки. Ладно. Черт с этим «Северо-Западом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
