Наоборот, защищавший подсудимого помощник присяжного поверенного М. С. Маргулиес указал на резкий контраст между формулой, в которую облечен законом поступок Головкина, и житейской обстановкой этого уголовного дела. Кто такой Головкин? — 19-летний, тупоумный субъект, недоразвившийся физически, но зато всецело отдавшийся во власть захватившего его чувства. В связи с этим становится несколько странным, когда его называют «убийцей», а его деяние — покушением на убийство. Ведь сама «жертва» его, Анисья Скробина, в настоящее время жива, здорова и полна надежд на счастливое будущее.
Какой путь избрать для решения участи подсудимого — должны догадаться сами присяжные заседатели: тот ли, на который властно указывает закон, или другой — путь жизни?
По мнению защитника, Головкин не понимал ясно всех своих действий, точно так же, как не понимал и того, что легкие, поверхностные отношения между ним и молодой девушкой не представляют никаких существенных данных для его дальнейших претензий. Вся ошибка его заключается в том, что, ничего еще не испытав раньше, он в каждом ласковом слове любимой девушки, в ее мимолетной улыбке обманчиво видел уже надежду и право на чувство. В результате под влиянием любви и ревности он дошел до исступления.
Если же отвергать любовь, как мотив преступления, то надо будет признать, что он не более, не менее как психически больной человек. Другого какого-либо мотива для его действий нельзя подыскать. Именно только любовью, первой любовью молодого юноши, и можно объяснить зарождение у него дикой мысли покончить смертью с любимой девушкой.
Присяжные заседатели должны судить его не как преступника, а исключительно как блудного сына.
На эту речь товарищ прокурора сделал возражение в том смысле, что предложение помиловать Головкина является со стороны защиты как бы призывом к беззаконию.
— Господа присяжные заседатели! — с своей стороны заметил защитник. — Меня обвиняют в беззаконии. С высоко, поднятой головой встретил я это обвинение. С той скамьи, которую я имею честь занимать, десятки лет мои товарищи по оружию призывают вас к этому беззаконию и десятки лет с вашей скамьи, господа присяжные, в ответ на этот призыв, раздается: «Нет, не виновен».
После непродолжительного совещания присяжные заседатели вынесли А. М. Головкину оправдательный вердикт.
СВЯТОТАТСТВО КОНСТАНСКОГО
В 1903 году, 7 марта, санкт-петербургский окружной суд принял необычный, торжественный вид.
Судебным заседанием руководил сам председатель суда Н. С. Крашенинников, а со стороны обвинительной власти выступал прокурор С. Д. Набоков. За креслами судей виднелись другие представители прокурорского надзора, товарищи председателя и члены суда.
Публика допускалась только по заранее розданным билетам. Тем не менее с раннего утра и до позднего вечера суд осаждался массой любопытных, тщетно добивавшихся возможности проникнуть в зал.
Слушалось дело Александра Павловича Констанского, обвинявшегося по 1 ч. 221 ст. улож. о наказ.
Защиту подсудимого взял на себя присяжный поверенный М. К. Адамов.
Обвиняемый Констанский — сын священника, потомственный почетный гражданин. Ему 42 года. С интеллигентным худощавым лицом, обрамленным небольшой острой бородкой, с высоким лбом и хмурым, апатичным взглядом, он производил неопределенное, скорее жалкое впечатление.
На все вопросы Констанский давал очень тихие, короткие ответы.
По открытии заседания приступили к чтению обвинительного акта.
Минувшей зимой, 5 февраля, в Петербурге, сторожа Исаакиевского кафедрального собора, совершая около пяти часов утра обычный обход, обнаружили, что одно из нижних стекол в окне левого придела, выходящего к Александровскому саду, разбито, а стекло наружной летней рамы взломано. Осколки стекла валялись между обеими рамами и на большом столе под окном. Здесь же найден был оставленный злоумышленником кусок перерезанного по диагонали черного коленкора с пятнами крови, которая виднелась также на болте, соединяющем рамы, и на снегу под окном. Войдя в собор, сторожа увидели, что находившийся на особом аналое перед клиросом образ Нерукотворенного Спаса был перенесен с аналоя на пол правого клироса. Стекло на образе было разбито, а с золотой ризы исчез обрамлявший лик Спасителя золотой венчик с бриллиантами. Как на самой раме образа, так и на пелене и многочисленных осколках разбитого стекла заметны были кровавые пятна.
Через три дня после этого до сведения судебной власти дошло, что 4 февраля в 12-м часу ночи к проживавшей в доме № 102, по Фонтанке, жене потомственного почетного гражданина Анне Ефремовой Констанской, живущей отдельно от мужа и содержащей себя и малолетнюю дочь ручным трудом, являлся муж ее А. П. Констанский, не имеющий определенных занятий, ведущий разгульную жизнь и ночевавший обыкновенно по ночлежным домам. Поздоровавшись с женой, он попросил позволения переночевать.
Констанский принес с собой какую-то вещь полукруглой формы, завернутую в грязную белую тряпку. Желая, по-видимому, показать эту загадочную вещь жене, он стал вызывать ее на площадку лестницы, но Анна Констанская, опасаясь со стороны мужа какого-либо насилия, подумала, что в свертке находится револьвер, и отказалась идти на площадку.
— Ты мне здесь покажи, — сказала она в присутствии своей сестры Ольги и матери.
— Ну и черт с вами! Раньше я ни с кем не делился и теперь не поделюсь! — ответил на это Констанский и спрятал куда-то таинственный сверток.
Ложась спать, он снял бывшее на нем пальто, и жена увидела на правом рукаве его рубашки большое кровавое пятно. На ее вопрос, где он поранился, Констанский начал сбивчиво объяснять, что он будто бы подрался с кем-то в трактире. Проспал он почти весь день 5 февраля. В промежутках между сном Констанский рассказывал жене, что скоро он наживет большие деньги и будет богаче всех своих родственников.
Переночевав у жены еще одну ночь и заняв у нее на дорогу 1 рубль 70 копеек, Констанский утром 6 февраля уехал в село Орелье Новгородского уезда, к матери — вдове священника, Ольге Констанской, и сестре Александре Павловне, жене местного священника Пестовского. Здесь он стал говорить о том, что получит вскоре 52 тысячи рублей, если отправится в какой-то дальний город. Для этого предварительно ему необходимо было съездить в Новгород и познакомиться с тамошними ломбардами.
9 февраля Констанский был задержан. При освидетельствовании у него была найдена на правой руке, несколько выше локтя, небольшая рана, длиною около З 1/2 см, образовавшаяся, по мнению врача, от пореза ножом или стеклом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
