На этой почве разгорелся горячий спор между прокурором и присяжным поверенным Адамовым.
Прокурор, наконец, назвал слова защиты «инсинуацией по адресу следственного протокола».
— Защита инсинуациями не занимается! Прошу занести выражение прокурора в протокол, — сказал присяжный поверенный Адамов.
Помощник присяжного поверенного Чекеруль-Куш, в свою очередь, нервно поднялся со скамьи и проговорил, что он считает слова прокурора тяжким оскорблением для защиты.
— Прошу занести в протокол, — настаивал и он.
Суд удовлетворил это ходатайство, но все-таки постановил огласить показание Развеевой.
— Сколько дней производилось предварительное следствие по делу Констанского? — осведомился присяжный поверенный Адамов.
— Начато было следствие пятого февраля и окончилось четырнадцатого февраля, — сообщил председатель.
— И это за девять дней все предварительное следствие было окончено! — указал защитник присяжным заседателям.
Сестра подсудимого госпожа Соловьева, как и другие, признавала его человеком ненормальным. Он был такой же пьяница, как и отец, и так же удивлял всех своими странностями.
Приехав после 5 февраля в село Орелье, где находились мать и сестра, Констанский испугал их своим неожиданным появлением.
Разговорившись с сестрой, он сказал ей, что поедет в Новгород и привезет деньги.
— А после смерти нашего отца не осталось никакого наследства? — спрашивал он рассеянно.
— Какое же может быть наследство? — говорила она. — Вот одна знакомая получила двадцать тысяч рублей наследства… Хорошо бы!
— Ну, что двадцать тысяч! Вот я, если устроюсь, буду иметь пятьдесят тысяч…
Характерные подробности, рисующие нрав отца Констанского, передал священник А. Пестовский. Старик Констанский, священнодействуя, бил крестом по лбу некоторых прихожан, когда они подходили к крестному целованию.
— Мир всем, а я вас съем, — говорил молящимся чудак-священник.
И сестры Констанского, и братья, и даже сама мать более или менее были одержимы пагубным пристрастием к спиртным напиткам.
Священник Пестовский в результате считает всех родных подсудимого, как и его самого, ненормальными людьми.
Все время защита старалась установить ненормальность подсудимого.
Задумав святотатственное хищение, Констанский под влиянием этой мысли стал хвастаться ожидающим его будто бы богатством. После, уже совершив преступление, он также вслух бредит, не замечая окружающих, о многих тысячах рублей.
По словам сестры, у Констанского действительно бывали припадки, которым обыкновенно предшествовала глубокая сердечная тоска.
Другая свидетельница, дочь псаломщика Щукина, уверяла, что из семьи подсудимого вообще никого нельзя назвать безусловно трезвым человеком. С отцом же Констанского она прямо-таки избегала встречаться, опасаясь его буйного своеволия, и при появлении на улице в пьяном виде спешила запереться в избе. Вопросы о религии свидетельница обыкновенно боялась поднимать в разговоре с подсудимым, считая его за очень образованного, умного человека.
— Но как вообще он относился к религии и вере? — спросил председатель.
— Несколько легкомысленно.
— А к вопросу об иконопочитании?
— Не знаю, не приходилось говорить.
По объяснению свидетельницы, Констанский только удивлялся, что существует много икон Божией Матери с различными названиями.
После преступления подсудимый, видимо, интересовался тем, что пишут в газетах о краже из Исаакиевского собора, и относился критически к газетным сообщениям.
— Неверно пишут, — в одной газете так, а в другой иначе, — говорил он одному из своих знакомых.
Раньше в отношении чужой собственности он всегда был очень честным человеком, далеким от преступных мыслей.
В детстве, четырех лет от роду, Констанский упал из окна второго этажа и до такой степени ушибся, что с ним сделался припадок. Мать его, которая удостоверила это обстоятельство, была страшно напугана несчастием с ребенком и думала, что он умрет. Однако ребенок остался жив, но с тех пор у Констанского появились припадки. Его всего корчило, рот и глаза искривлялись, и на губах появлялась пена. Пристрастившись к спиртным напиткам, он в зрелом возрасте стал допиваться до белой горячки, видел везде нечистую силу и беспокойно ловил казавшихся ему в глазах бабочек.
По мнению матери-старушки, Констанский спьяна мог быть способен на все, даже убить человека. Чтобы укротить этого пьяницу, приходилось иногда связывать его.
Что покойный священник Констанский бил святым крестом свою паству — это подтверждала также и его вдова.
— А хотел он съесть свою паству? — спросил присяжный поверенный Адамов.
— Да, — ответила смущенно свидетельница.
Другой сын старушки Констанской, как выяснилось на вскрытии, страдал размягчением мозга. У него была какая-то мания самоубийства, и однажды он хотел утопиться. Однако, подойдя к Фонтанке и посмотрев на ее грязную воду, он раздумал таким способом кончать свою жизнь.
— Река больно мутная, не хочу, — говорил он родным.
Через две недели после этого несчастный маньяк отравился.
Замечалась странная болезненность и у дочерей госпожи Констанской. Одна из них, жена священника, в припадке непонятного раздражения чуть было не застрелила своего добродушного мужа. С ней вдруг что-то сделалось. Она стала дико плясать, бросалась стульями и, наконец, схватила револьвер.
Перепугавшаяся мать еле выхватила из ее руки оружие.
После этого молодая женщина напилась пьяной.
— У меня много припадочных детей было, — пояснила старушка Констанская.
В другой раз подсудимый, уже 10-ти лет, упал с крыши и тоже сильно ушибся.
Что же касается мужа госпожи Констанской, то он, несмотря на свое пьянство, умер 72-летним стариком.
Перепившись, старик делался невозможным и бегал даже с ножом за детьми, а однажды грозил удавиться.
Во время судебного следствия обнаружилось, что присяжный поверенный Адамов просил санкт-петербургский окружной суд о вызове 31 свидетеля, которые могли бы удостоверить, что подсудимый был алкоголик, страдал эпилептическими припадками и отличался ненормальными поступками и что родственники его также частью эпилептики, частью — люди ненормальные. Ходатайство это судом было оставлено без последствий, как не имеющее для дела существенного значения.
После свидетелей опрашивались врачи-эксперты о происхождении легкого ранения на руке подсудимого.
Один из них, доктор медицины и психиатр Мендельсон, в отношении обвиняемого выразился, что он «несомненный алкоголик» и мог иметь эпилептические припадки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
