И вот настал день, который, как оказалось, сыграл роковую роль в моей судьбе. Нам предстояло провести чемпионат по футболу между представителями трех закавказских республик. Половину состава каждой команды должны были составлять офицеры, половину – солдаты. Пару дней договаривались, уточняли условия. Согласно договоренности проигравшая команда, занявшая последнее, третье, место, покупала призовое угощение: ингредиенты для «ерша» – два ящика пива и четыре бутылки водки – и пятьсот штук хинкали.
Во время этих переговоров я познакомился со многими молодыми людьми из Тбилиси и Баку, находящимися в таком же положении, что и я. Ребята были нормальные, интеллигентные, все с высшим образованием, особенно много было выпускников медицинских вузов. Но единственным, кто уже почти два года служил в прокуратуре, да еще следователем, в более высоком, чем у остальных, чине старшего лейтенанта, который мне засчитали при переводе на военную службу, был я.
Разумеется, призовые пиво и хинкали не играли особой роли. Главным для нас был вопрос престижа, ведь Армения, Грузия и Азербайджан соревновались между собой во всем. Футбольные матчи, в которых встречались команды закавказских республик, проходили исключительно напряженно. Во время этих игр вся общественная жизнь в республиках замирала, большинство жителей семьями или просто компаниями сидели у телевизоров или радиоприемников. Даже на таком фактически дворовом уровне страсти кипели не на шутку.
Руководство госпиталя дало согласие на проведение матча, и в воскресенье после обеда, несмотря на довольно прохладную погоду, игроки и множество болельщиков собрались на спортивной площадке, приспособленной для футбола. Играли по круговой системе, по тридцать минут каждый тайм, при ничейном результате – до победного гола. Грузины сперва в напряженном матче победили нас – 2:1 и довольно легко выиграли у азербайджанцев – 5:1. Стало ясно, что команда азербайджанцев явно уступает соперникам.
После пятиминутного перерыва игра между армянской и азербайджанской командами началась. В составе азербайджанцев вышел новый игрок – высокий, толстый, неуклюжий, он плохо бегал, смешно бил по мячу и в основном был занят тем, что грубо толкал соперников и мешал им играть. По-видимому, с этой целью его и вывели – заметно было, что парень абсолютно неспортивный, просто обладает большой массой тела: я примерно оценил его вес в сто десять – сто двадцать килограммов. Дважды он чуть не сбил меня с ног. В первый раз я довольно резко обратил на это его внимание, а во второй – предупредил, что если он еще раз так со мной поступит, то горько об этом пожалеет. Еще несколько раз мне пришлось сделать ему замечание:
– Парень, ты не за мной бегай, а за мячом.
Толстый вытирал пот с лица, отходил в сторону и улыбался, но продолжал делать то же самое. Ровно через минуту после моего паса, когда я стоял без мяча, он нарочно изо всех сил на полном ходу толкнул меня в спину. От мощного толчка я отлетел на несколько метров и грохнулся на твердую землю, больно ударившись руками и подбородком. Вместо извинений толстяк громко засмеялся, его поддержали болельщики-земляки. В бешенстве, забыв обо всем на свете, я вскочил и двумя резкими ударами в подбородок и в пах свалил его на землю. Он даже не успел увернуться. Я было собрался добавить ему ногой, но, убедившись, что противник повержен, отошел.
Через секунду, вскочив на ноги, парень с диким ревом кинулся на меня сзади. Я резко отскочил вправо, подставил подножку, и он опять впечатался лицом в землю. Прыгнув на него, я поймал обеими руками его левую руку и резким движением провел болевой прием, результатом которого обычно оказывается вывих предплечья. Аяз – так звали парня – страшно взвыл от нестерпимой боли. Подоспевшие медсестры и фельдшеры уложили потерпевшего на носилки и с помощью его земляков перенесли в травмпункт. Тут же меня окружили наши болельщики с одобрительными возгласами:
– Молодец, Давид, все правильно сделал, поставил на место этого турка! Так ему и надо!
Но сам я радости победы не ощущал. Зачем я так поступил? Идиот, что ли? Мари во Франции на последних месяцах беременности, дома плачущая мать и больной отец, у которого обнаружили диабет в тяжелой форме, младший брат – студент и драчливый боксер, чье будущее меня очень беспокоит… Все они надеются на меня, я должен быть для них опорой, а я тут, как последний уличный хулиган, срываю аплодисменты под одобрительные возгласы какой-то шпаны!
– Не переживай, Дав, – начал утешать меня Рубик. – Я поговорил с азербайджанцами. Проблемы будем решать по-мужски, убедим толстяка не жаловаться.
– Ладно, ребята, расходимся. Если что – напишем объяснительные, как все произошло. Все видели, что он меня фактически спровоцировал, ведь так?
– Конечно, Дав, конечно. Мы все, что нужно, подтвердим. Скажем, что он тебя матом обругал, сказал, мол, «мало вас турки резали, и вообще, надо было искоренить всех подлых христиан на этой земле».
– Что за глупости? Еще окажется, что я за веру сражался. Говорите все как есть, если, конечно, понадобится. Он меня просто спровоцировал, вы видели, как он свалил меня на землю, – и все, ничего больше. Если вопрос будет поставлен именно так и получит резонанс, потерпевшим окажусь я, а не этот мешок с дерьмом.
Зрители и игроки быстро разошлись, но с десяток армян еще долго сидели на скамейках недалеко от моего корпуса, опасаясь, что «турки» могут напасть на меня.
В палате я улегся на кровать и стал массировать травмированную правую руку, на которой передние зубы парня оставили глубокий порез. Рану я предварительно промыл, перевязал кисть носовым платком и попытался вздремнуть, но распухшие суставы и рассеченная кожа болели и мешали отключиться хоть ненадолго.
* * *
Примерно через полчаса, когда я уже закрыл глаза и думал о возможных последствиях, над моей головой раздался требовательный голос. Возле моей койки стоял капитан с повязкой дежурного в сопровождении двух солдат.
– Одевайтесь и следуйте за мной.
Я взял куртку, какую-то книгу, полплитки шоколада, лежавшие у меня в тумбочке, и вышел из палаты.
Возле дежурной части госпиталя увидел стоящих кучками «футболистов», а также довольно большую группу, состоявшую из солдат и офицеров разных национальностей и нескольких медсестер. Все они присутствовали на футбольном матче и теперь оживленно обсуждали произошедшее.
– Дав, не бойся, мы с тобой, – кричал кто-то из армян.
– Ребята, не кучкуйтесь здесь, идите по своим делам, – махнул я забинтованной рукой. – Все будет нормально.
В комнате дежурного сидел неулыбчивый угрюмый майор и листал какие-то бумаги.
– Здравствуйте, товарищ майор.
– Представьтесь, как положено по уставу.
Я представился. Только после этого майор поднял на меня взгляд, посмотрел внимательно и пригласил сесть. Кажется, перед ним лежало мое личное дело – я заметил свою фотографию, приклеенную на бланке.
– Значит, скоро уже два года, как вы работаете по специальности следователем прокуратуры? Дослужились до старшего лейтенанта, но в армию идти категорически не хотите?
– Я бы рад, но, похоже, здоровье не позволяет. Кроме того, я не согласен со словом «категорически».
– И чтобы более наглядно доказать, что здоровье вам служить не позволяет, разбили другому офицеру, вашему сверстнику, лицо, выбили зубы и нанесли тяжкие телесные повреждения?
– Видите ли, матч был азартный, мы разгоряченные. Я и не заметил, как игра превратилась в потасовку.
– Может, имела место провокация на религиозной или национальной почве?
– Не могу утверждать. Насколько я помню, ничего подобного не было.
– Так что ж, выходит, ваши друзья врут? Тогда их можно привлечь к ответственности.
– А разве вы уже возбудили уголовное дело и они дали официальные показания? И после этого вы нашли столько доказательств, что взялись за свидетелей?
– Найдем, если будет необходимо.
– Вами движет жажда истины или желание непременно меня наказать?
– Вопросы здесь задаю я. В медицинском заключении республиканского военного госпиталя отмечено, что вы легковозбудимый холерик, порой не контролирующий свои действия. Тогда как вам можно разрешать носить оружие? Сегодняшний случай еще раз доказывает, что никак нельзя, – ответил он на собственный вопрос.
Вызвав дежурного, майор скомандовал:
– Сопроводите его на гауптвахту.
* * *
Первая мысль – предупредить Рубика, чтобы он не сообщал об инциденте моим родителям. Еще посмотрим, какой оборот примет это дело.
В полутемной, плохо пахнущей комнате, куда меня привели, никого не было. Вся обстановка – двое деревянных нар, рядом желто-черного цвета унитаз и чугунная мойка.
«Вот, друг мой, – подумал я, – и ты оказался примерно в тех же условиях, куда отправил столько народу, в том числе таких же молодых людей, как ты сам. Было тебе интересно, что чувствовали эти люди, что они переживали? Ты когда-либо об этом думал? Или был убежден, что все они оказались за решеткой за дело? А ты? Твоя выходка объективно тянет на хулиганство и нанесение телесных повреждений.
