песен, но и чудесной аранжировки народной песни «Во саду ли в огороде», которую исполняют знаменитые часы на фасаде Центрального театра кукол.
Сергей Образцов и Никита Богословский — люди чисто русские, дворянского происхождения, но обоих никак нельзя заподозрить в таком пороке, как национализм или антисемитизм. Сергей Владимирович всю жизнь дружил и работал с режиссером и драматургом Семеном Соломоновичем Самодуром, с театроведом Борисом Михайловичем Поюровским. В этом смысле он для меня воплощение настоящего русского интеллигента.
Еще одна черта мастера: в книге «Моя профессия» Образцов пишет о природе, о птицах и животных, без любви к которым нет артиста. Рассказывая о детстве, он обнаруживает такое знание разных пород голубей, что можно только позавидовать. Сегодня, я, городская жительница, гуляя по парку, не знаю названий деревьев и птиц, и это меня мучит. Мне бы хотелось их знать. Мне кажется, что Сергей Владимирович — знал. Еще одна черта, которую он в себе культивировал, — отсутствие зависти. Это редкое качество. Образцов видел тех, у кого мог бы чему-то научиться — и приглашал к себе, восхищался их мастерством, давал работу. Мало кто из актеров вспоминает свои неудачи и провалы. Образцов в своей книге не только вспоминает, но и анализирует, пытается понять причину своих неудач.
И еще. Много страниц «Моей профессии» посвящено преодолению тщеславия. Это был путь, пройденный артистом, — и в результате признание и слава оказались не так важны, как результат работы, воплощение идеи, реакция зрителя. А подтверждение этому я увидела в фильме Поюровского, где говорится, что самой важной для Сергея Владимировича наградой были ни ордена Ленина (у него их было три), ни ордена Трудового Красного знамени (у него их было два), а орден Улыбки, присужденный ему польскими детьми.
В фильме есть кадр: пожилой Образцов с чудо-куклой Тяпой на пальце в окружении детей, тянущихся к нему и к Тяпе, задающих вопросы, радостно возбужденных.
И я подумала, что он среди этой детворы — свой, потому что до седых волос сохранил мальчишеские черты — озорство, наивность, дерзость. Для меня три этих замечательных качества — один из признаков артистической натуры.
Константин Райкин как антипод Аркадия
16.07.15
65-летие актера, режиссера, профессора собственной Театральной школы Константина Райкина, так обстоятельно освещавшееся на всех телевизионных каналах, — это ли не повод для разговора? Тем более, что поговорить есть о чем: семья Райкиных хорошо известна зрителям нескольких поколений. Отец, мать, старшая сестра Кости, Екатерина, — все были актерами.
Безусловным лидером по зрительским симпатиям в этой семье был Аркадий Райкин. Человек, своим огромным талантом и обаянием, пробивший советские ледники.
Выступления Аркадия Исааковича — как в театре миниатюр, так и в концертах — привлекали всех — от мала до велика.
Афоризмы из исполненных им миниатюр, его интонации, отдельные слова — разносились из залов и с экранов в коммуналки и дворы и повторялись потом в течение десятилетий.
О его личных качествах, помощи людям в беде, отзывчивости и доброте ходили легенды.
Аркадий Райкин
Да и вообще — стоило на него взглянуть — такого красивого, стройного, с лучезарной, пробивающей все заслоны недружелюбия улыбкой (когда он снимал с себя актерскую маску), — как сердца устремлялись к нему навстречу.
И вот сын. Собственно сам Костя, сейчас уже ставший Константином Аркадьевичем, руководителем театра, может себе позволить говорить о своей ущербности в сравнении с отцом, о некоей своей обделенности.
Позволю себе продолжить мысль и сказать о том, что отец и сын Райкины представляются мне в какой-то степени антиподами.
Иначе — людьми противоположных качеств и позиций.
Костя рос вундеркиндом, удивляя того же Чуковского пластичностью, нервностью, подвижностью. Позднее прозорливец Михаил Козаков определит эту черту КР одним словом — «соматика». Вот, пожалуй, то, что было дано Косте от рождения и что он развивал в себе впоследствии. Мы помним тоненького невысокого юношу, блестяще танцующего, имитирующего повадки животных…
Пока это было все. И юности этого хватало с избытком — странная внешность, отчасти даже симпатичная, прыгучесть, бьющая через край энергия и, конечно же, талантливость. С годами прыгучесть ушла, ушла и юношеская некрасивость, граничащая с миловидностью. В чертах проступило что-то тяжелое и уродливое, в поведении отчетливо наметилось желание «всем показать».
Показать что? Наверное, что ничем не хуже отца. При этом, как мне кажется, отец служил для КР не образцом, а «фигурой отталкивания». Отец был обаятелен? широк? дружелюбен? верен одной женщине? Ну, так не ждите от меня того же. Отец не уходил от еврейства? Держал менору в кабинете? А мне милее православный крест.
Константин Райкин
Кстати, по поводу последнего. Свое крещение во взрослом возрасте КР объясняет тем, что боялся, что не попадет в некий список. С тем же успехом иудаист может объяснить свою верность религии отцов цитатой из Библии: «Израиль спасется».
Возможно, мои наблюдения субъектины и неверны — допускаю, ибо сужу с о-очень большого расстояния.
В связи с юбилеем артиста — неслыханное дело! — несколько вечеров подряд на канале КУЛБТУРА шли телеверсии спектаклей, поставленных в «Сатириконе». Я посмотрела три — «Не все коту масленица» по пьесе Александра Островского, «Король Лир» и «Ричард III» по Шекспиру. Несколько слов о впечатлениях.
Спектакль «Не все коту масленица», поставленный Аллой Покровской и Сергеем Шенталинским, мне безусловно понравился. Легкий, красивый спектакль, великолепно разыгранный и оформленный, с кивком в сторону современных нуворишей, порой ужасно невежественных и безграмотных, но кичащихся своим богатством, дворцами, яхтами.
Купец Ермил Зотыч в исполнении Райкина — в первом действии просто пугающе отвратителен. Актер использует свою «соматику» — звериную походку татя, палку, которой постоянно размахивает, горловые неприятные звуки… Немного странно, ибо такое не практиковалось в «старом театре», но здесь вроде бы и к месту.
Нам представляют тип «купца-зверя», «купца-людоеда», который уже «скушал» одну молодую жену и теперь не прочь полакомиться еще одной — молодой и привлекательной Агничкой.
Во второй части спектакля Ермил Зотыч сбривает бороду, надевает белый жилет, палка его обращается в тросточку, но «зверские повадки» его выдают.
Выдает и непомерное тщеславие, которое выражается в желании всячески унизить всех вокруг — племянника, ведущего его дела, Агничку и ее мать. Актрисы хорошо овладели техникой глубокого, чуть не земного поклона, который то и дело отвешивают лютому богатею. Конец этой пьесы, близкой к народным сказкам и в заглавии имеющей народную поговорку, ожидаемо сказочный.
Племянник, буквально вырвав у бешеного дяди свои 15 тысяч, женится на бесприданнице Агничке, а
