плеяду актеров — и напоследок они повернулись к нему спиной.
Он применял свой метод к классике — и она не давалась, корчиласаь, гримасничала, выходило «не то».
Он, русский человек, женился на еврейке и поселился в Израиле.
Любимов…. он был мудр как змий и одновременно простодушен как дитя, он был стар как Мафусаил и при этом — юнее мальчика-подростка.
Он прожил немногим менее века, но жить ему не надоело.
Из таких диалектических противоречий сотканы он сам, его жизнь и его работа, которую можно и должно назвать творчеством.
Все великие режиссеры не только создавали Театр, но воспитывали актеров, несущих печать этого Театра.
И на Высоцком, и на Золотухине, и на Смехове, и на Филатове и даже на Алле Демидовой лежала (лежит) фирменная печать Таганки. А такая актриса, как Зинаида Славина, начавшая этот театр звездной ролью в «Добром человеке…», из-за слишком явной печати Таганки просто не смогла бы, как кажется, прижиться на других сценах, как не прижилась на кино и телеэкране.
А вообще Любимов оправдывал свою фамилию, слегка смахивающую на актерский псевдоним. При всем его деспотизме, неуступчивости, железобетонно-сти и проч. был он ЛЮБИМ зрителями и артистами, любим не эстетами — слишком явно выпирала из него «народная косточка».
Вечная память!
Иннокентий СмоктуновскийИсповедь актера. К 90-летию
09.04.15
Не знаю, как для вас, для меня Иннокентий Смоктуновский — один из немногих в России, а может, и даже единственный, актер вселенского масштаба.
Абсолютный гений — в каждой своей роли. Потому было так странно, что канал КУЛЬТУРА скромно обошел его девяностолетие, пришедшееся на 28 марта 2015 года.
Иннокентий Смоктуновский
Артист прожил катастрофически мало, ушел в 69 лет. В это время, в 1994 году, мы были уже в Италии, и оглушительную новость о смерти Иннокентия Михайловича услышали там.
Сейчас на Youtub(e) посмотрела удивительный фильм, который всем рекомендую. Он называется «Воспоминания в саду», две его серии сделаны режиссером Верой Токаревой в 2014, но киноматериал для картины был отснят в Венгрии, за год до ухода великого актера.
Однажды свежим летним утром 1993 года, будучи в Венгрии, Иннокентий Михайлович пришел в красивый сад, сел возле столика, на котором совсем молодая тогда венгерская кинематографиста Анна Гереб разложила многочисленные фотографии, взятые из его книг, — детство, юность, роли в театре и кино, — и с ходу начал рассказывать.
Исповедь продолжалась с десяти до трех — пять часов без перерыва. Через много лет Анна сделает щедрый подарок родине артиста, передаст этот уникальный материал российским кинематографистам.
Так появится этот щемящий фильм-исповедь, где актер, взяв в руки фотографию конопатого вихрастого мальчишки, вспомнит о довоенном детстве под Красноярском, где он расскажет о себе на войне, о плене, о послевоенных скитаниях по театрам, о том, как встретил свою любовь, спускающуюся, словно царевна Береника, по ступеням, о работе с разными режиссерами. Написала это предложение и вижу, как сквозь пальцы ушли целые пласты этой неслыханной, уникальной жизни.
Остановлюсь подробнее на некоторых эпизодах.
Семья Смоктуновских
На фронте юноша Иннокентий получил две медали «За отвагу». Свое тогдашнее бесстрашие он объясняет чувством, что его «вела какая-то сила». Не читавший ни Библии, ни Евангелия, молодой боец нес в себе память об одном случае из отрочества.
Тетя Катя, заменившая ему родителей, дала подростку 30 рублей и попросила отдать их на нужды церкви. На эти деньги можно было целый месяц есть мороженое, и парнишка так и решил: деньги не отдаст, но ноги сами принесли его к церкви, кулак разжался — и тридцатка была принята церковным служителем. Рассказывая этот случай, Смоктуновский замечает: не потому ли божья сила его охраняла?
Гамлет, принц Датский — Смоктуновский
Про плен я читала в его книге, рассказ в фильме и книге точно совпадает, видно, эти сцены врезались в сознание так, словно их «вели нарезом по сердцу», если воспользоваться образом Пастернака. По книге помню и старый лыжный костюм, в котором актер приехал из заполярного Норильска показываться в театрах душной Москвы, и, увы, никому «не показался».
Царь Федор Иоаннович. Иннокентий Смоктуновский.
Говоря о режиссерах — случается, признается в любви, превозносит, называет гениями, таких счастливчиков немного: Михаил Ромм, снявший неизвестного «провинциала» в своей эпохальной картине «Девять дней одного года», Борис Равенских, помогавший в работе над ролью царя Федора Иоанновича в одноименной пьесе Алексея Константиновича Толстого, и Лев Додин, ставивший в Питере «Господ Головлевых».
Про Товстоногова и его театр, откуда, собственно, началась его слава после роли князя Мышкина в «Идиоте» по роману Достоевского, — слегка отстранение и иронично. Рассказывает, что роль была столь мучительна, что в результате он поссорился со всеми коллегами — и покинул театр.
Резко отзывается о Козинцеве, снявшем его в «Гамлете». О расхождениях, возникающих на площадке между актером и режиссером, знаю и из дневниковой книги Григория Козинцева. О спорах и несогласиях с режиссером говорит и Смоктуновский. Не зная английского, актер обложился русскими переводами трагедии, чтобы дойти «до первоисточника».
Иннокентию Михайловичу вообще был свойствен «свой подход» к роли, острый и беспощадный критицизм, «чудовищной» он называет игру предшествующих российских Гамлетов — Самойлова, Михаила Козакова. Судит со своей — заоблачной — высоты.
Несогласие с режиссером, свой взгляд на пьесу и на роль, казалось бы, могли привести актера в режиссуру, как того же Михаила Козакова, спорившего с самим Эфросом. Но не привели. Остался Актером милостью Божией.
Хочу остановиться еще на одном деликатном моменте.
Одно время — с легкой руки Андрея Караулова — стал распространяться слух о «еврействе» Смоктуновского. Нужно сказать, я ему не поверила: другой типаж, да и всегда считала актера человеком предельно искренним. Слова о несоответствии этого слуха реальности нашла в интервью вдовы Иннокентия Михайловича. Суламифь, или как она сама себя называет, Соломея, родилась в Израиле и в конце 1920-х была привезена своей мамой в Советский Союз, в Крым, где еврейским поселенцам выделили землю. Чем все кончилось, — понятно, но маме с дочкой удалось избежать гибели.
Уже первая встреча приехавшего из провинции актера и молодой девушки — костюмера, происшедшая за кулисами театра Ленком, решила их судьбу. «Очень серьезная», — повторяет Смоктуновский, глядя на фотографию жены, и видно, что и любит, и гордится, и благодарен за подаренную семью, чудных детей, поддержку. Жена-еврейка, не отсюда ли и
