мое расписание было забито во время очередной остановки. Я сбросила почти 14 килограммов и, вернувшись домой, поняла, что сильнее никогда в жизни не уставала. Но я не болела, а работа была сделана – все остальное не имело значения.
Добравшись до Нумеа и встретившись с адмиралом Холси, я вручила ему письма от мужа. Адмирал рассказал историю о том, как страшил его мой приход. Он боялся не больше моего, но я решила сделать все возможное, чтобы добраться до Гуадалканала. Адмирал отказался хоть немного рассказать о своем решении и в недвусмысленных выражениях изложил, что сначала я должна отправиться в Новую Зеландию и Австралию и что он примет решение, когда я вернусь. Мне показалось, что перед моим отъездом в его поведении произошли небольшие перемены. Возможно, до него доходили хорошие отчеты из больниц и других мест, где я уже побывала.
Куда бы я ни пошла, мне попадались люди, которых я уже видела. То, что мои многочисленные поездки по Соединенным Штатам в годы депрессии имели непредвиденный побочный эффект, стало очевидным, когда я проходила по больничным палатам. Иногда во время разговора кто-нибудь из парней говорил, что видел меня в последний раз, когда я выступала на его выпускном или другом мероприятии. Тогда, если мне удавалось вспомнить что-нибудь о родном городе парня, его лицо светилось от счастья, и я чувствовала, что те бесконечные расстояния, которые я преодолевала каждый день, стоили того.
Я останавливалась у генерал-губернаторов и их жен, когда была в столице Новой Зеландии и на Фиджи, и этим была обязана заботливости мистера Черчилля. Оба визита принесли удовольствие, хотя я должна была следовать своему обычному распорядку. В Новой Зеландии я особенно старалась узнать хоть что-то о местных жителях и о том, чем они занимаются, а еще о наших солдатах.
К тому времени в Новой Зеландии у нас были только лагеря отдыха и госпитали, но я заметила последствия огромного притока наших граждан, которые сначала отправились оттуда на Гуадалканал, а затем в другие части Тихого океана. К тому времени, как я туда добралась, некоторые новозеландцы уже начали возвращаться домой, и мне пришло забавное письмо, в котором меня просили проследить за тем, чтобы наши мужчины оставили их девушек в покое. Рассказав об этом письме некоторым новозеландцам, я услышала историю, которая проиллюстрировала разницу между подходами среднестатистического американского рядового и новозеландского солдата. Один американский служащий ехал в автобусе и увидел рядом с собой симпатичную светловолосую девушку. Он наклонился вперед и сказал: «Ангел, с какого неба ты упала?» Такая первая фраза, наверное, никогда бы не пришла в голову новозеландцу.
В одном из клубов Красного Креста одна из девушек сказала мне: «Тут есть один парень, который говорит, что не хочет с вами общаться и даже находиться в одной комнате, потому что вы выступаете за шестимесячный карантин для всех морских пехотинцев, вернувшихся со службы в Тихом океане, прежде чем им разрешат вернуться домой». Вот такую историю я услышала перед отъездом из дома. В тот день в разговоре с парнями я упомянула эту историю, добавив, что некоторые солдаты писали об этом своим родным, а те писали об этом мне. Я призналась, как была удивлена, ведь даже и не думала никогда говорить ничего подобного. Мой сын служил в морской пехоте, и он, конечно же, не позволил бы мне вынашивать такие идеи. Много позже, после того как я все проверила и обнаружила, что эта история была известна младшему командному составу и солдатам, некоторые из старших офицеров предположили, что ее, возможно, транслировала Токийская Роза[12]. Бог знает, как это началось, но меня это долго мучило, и подобные истории рассказывали во всех частях света. В Италии десантники жаловались, что я говорила то же самое о них. И я услышала подобное в поездке на Карибы. Очевидно, это была пропаганда, направленная на то, чтобы умалить ценность любых контактов, которые я могла установить дома, в больницах или в разных поездках.
Находясь в Новой Зеландии, я посетила Роторуа, родину маори, которые встретили наших военнослужащих с большим гостеприимством. Главный проводник по имени Ранги, которая показывала мне окрестности, была удивительной женщиной, потрясающе остроумной и достойной.
Добравшись до Австралии, я некоторое время жила в Канберре у генерал-губернатора и его супруги, лорда и леди Гоури, которые были живым воплощением доброты. Я никогда не смогу должным образом выразить им свою благодарность за все, что они сделали, чтобы мой визит прошел с пользой и удовольствием. Я выступала перед огромными аудиториями и посещала множество больниц, домов отдыха для медсестер и оздоровительных центров для наших солдат. Один парень за другим рассказывали мне, как хорошо с ним обращались в австралийских домах, что было в равной степени верно и в Новой Зеландии. Однако в Австралии наших мужчин было больше, если соотносить их количество с ее населением. Тем не менее, они замечательно выдерживали нагрузку.
В доме отдыха для медсестер я спросила одну молодую медсестру, что ей больше всего не нравится. Она ответила: «Крыса, которая сидит посреди пола и не шевелится, сколько бы я ни шумела». Крысы, насекомые и змеи – вот с чем приходится ежедневно бороться в больницах на островах, а одна девушка рассказала мне, как, проснувшись, обнаружила змею, аккуратно свернувшуюся на внешней стороне оконной сетки. Бедняжка не могла встать, пока кто-нибудь не придет и не покончит со змеей.
Многие из этих девушек работали в больницах, где воду иногда было почти невозможно достать. Одну чашку на пациента в день приходилось растягивать и на питье, и на умывание. Временами скапливалось столько грязи, что было трудно передвигаться, даже заправив штаны в голенища сапог. Но я никогда не слышала, чтобы кто-то из них жаловался.
В Австралии, в клубе Красного Креста, у меня состоялся интересный разговор с несколькими молодыми людьми. В основном ребята были из ВВС, некоторые из Западной Вирджинии, а говорили мы о Джоне Льюисе и угольной забастовке. Я рассказала им о парне в больнице, который сказал: «Я родом из Западной Вирджинии. Я шахтер. Это не шахтеры неправы. Они действительно недовольны и не понимают нас. Вы и сами знаете».
Я была рада, что достаточно хорошо знаю шахтерские районы, чтобы понять: вина даже не столько на Джоне Льюисе, сколько на всех нас. Мы давно должны были обратить внимание на условия, в которых работали шахтеры, а не повесить на Джона Льюиса обязанность отстаивать те единственные блага, которые они получали на тот момент. Но тем парням, которые были либо шахтерами, либо их детьми, с трудом удавалось объяснить своим товарищам, что угольную забастовку в военное время можно хоть как-то оправдать.
Вернувшись в Нумеа, я все
