еще не знала, отпустят ли меня на Гуадалканал или я отправлюсь домой. В последний вечер, после того как я целый день выполняла поручения адмирала Холси, он объявил, что на следующее утро, в восемь часов, я должна быть готова отправиться в Эфате. Я не должна была упоминать название острова, потому что японцы никогда его не бомбили, а у нас там были самые большие госпитали. Адмирал надеялся, что они не знают, что мы обосновались там. Из Эфате я отправилась в Эспириту-Санто, а оттуда – на Гуадалканал.
Здесь, возможно, стоит процитировать отрывок из моего дневника:
К шести часам утра мы уже были на Гуадалканале и завтракали на аэродроме с командиром, большим другом адмирала Холси. В какой-то момент он пропал, и все, включая самого адмирала, бросились его искать.
Потом за мной пришли армейские офицеры, и как раз когда мы отъезжали, появились грузовики с рабочими, ехавшими с поля. Мы с Колеттой Райан высунулись, чтобы помахать. Сначала лица мужчин выражали крайнее удивление, а потом один парень громовым голосом сказал: «Господи, это же Элеонора». Я так и не поняла, считать ли это комплиментом или немного стыдиться, но они были так рады видеть женщин, что нам оставалось только смеяться и махать им. Командир был явно в ужасе от такого легкомыслия, поэтому я постаралась сделать вид, что считаю это большим комплиментом.
Я осмотрела все, что улучшили с тех пор, как эта часть острова перешла в наше владение. Считается, что на другой стороне до сих пор есть японцы и они все еще проводят воздушные налеты.
Одно из событий на Гуадалканале, которые я никогда не забуду, – это посещение кладбища. Местные жители построили маленькую церковь и отдали ее солдатам. Они даже вырезали алтарь и священные сосуды и украсили церковь символами, которые имеют для них особое значение – рыбами разного рода, означающими долгую жизнь, вечность и так далее. Было очень трогательно ходить среди могил и осознавать, насколько едины были эти парни, несмотря на различия в религии и происхождении. На крестах висели походные котелки, а иногда и шлемы. На этих крестах кто-нибудь из друзей вырезал соответствующий символ иудейской, католической или протестантской веры. На основании вырезали слова, которые шли от самого сердца: «Тай был крутым парнем», «Лучший друг на свете».
В 17:30 я пошла на организованный ужин, а затем вернулась в больницу, чтобы закончить осмотр палат. Как только мы подъехали, объявили воздушную тревогу, а это означало, что мы должны были укрыться на территории больницы вместе со всеми пациентами, которые могли ходить. Некоторое время царила напряженная атмосфера, но вдруг кто-то начал петь, и мы все подхватили. Когда прозвучал сигнал отбоя, я прошла через палаты, в которых не была до этого. Мне было очень интересно посмотреть, как сказалась тревога на тех, кто не мог встать с постели и отправиться в убежище. Выяснилось, что сильно она повлияла всего на двух мужчин…
Обратный маршрут на Гавайи снова прошел через остров Рождества, потому что нападение совершили на маршруте, который мы планировали изначально, и мы подумали, что следовать по нему будет опасно. На острове Рождества я пробыла недолго и навестила только одного парня, о котором доктор очень беспокоился. В больнице я заставила его пообещать, что он постарается выздороветь, если я увижусь с его матерью по возвращении. Я и правда встретилась с ней, а он, к счастью, выздоровел и приехал ко мне, когда вернулся в Соединенные Штаты.
На этот раз я пробыла несколько дней на Гавайях, где наблюдала за тренировками под настоящим огнем и осталась под большим впечатлением, а еще посетила множество госпиталей и полк штата Нью-Йорк. Джудит Андерсон встретила меня за завтраком в одной из больниц. Вместе с Морисом Эвансом она ставила шекспировские пьесы в этой группе на островах – в то время «Макбет» – и они пользовались бешеным успехом. Она сообщила мне с чувством удовлетворения, что по несколько ребят поджидали ее снаружи и спрашивали: «Кто этот парень, Шекспир?» И признавались, что впервые увидели настоящую пьесу с живыми актерами, а еще просили разрешения прийти снова на следующий вечер, потому что, кажется, поняли не все в пьесе. Таких зрителей встречает не всякий актер, и я думаю, что поездка мисс Андерсон и мистера Эванса полностью окупилась.
Наконец я отправилась домой. Я надолго запомнила приземление в Калифорнии. Тогда мне пришлось сидеть в самолете, пока нас тщательно обрызгивали дезинфицирующим средством, при этом поступление воздуха извне было отключено.
Я побывала на Гавайях, острове Рождества, острове Пенрин, Бора-Бора, Эйтутаки, Тутуиле, Самоа, Фиджи, Новой Каледонии; в Окленде, Веллингтоне и Роторуа в Новой Зеландии; в Сиднее, Канберре, Мельбурне, Рокгемптоне, Кэрнсе, Брисбене в Австралии; в Эфате, Эспириту-Санто, Гуадалканале и Уоллисе.
Военная поездка номер два закончилась.
Глава 26
Тегеран и Карибы
Я рассказала о двух своих поездках в те части света, где шла настоящая война и где при желании в госпиталях можно было увидеть ее результаты. Думаю, теперь пора рассказать и о впечатлениях, которые они оставили.
Сначала я с трудом переносила больницы. Конечно, отчасти присутствовала и чисто физическая усталость от ежедневного хождения по палатам, но это было ничто по сравнению с ужасающим осознанием масштабов потерь и обидой, которая горела во мне, когда я задавалась вопросом, почему люди не могут сесть за стол и уладить свои разногласия, прежде чем пострадает бесконечное число молодежи разных национальностей.
Самыми страшными были те больницы, в которых лечили людей, психически пострадавших от пережитого. Конечно, я могла убеждать себя, что эти люди, вероятно, сломались бы и при других обстоятельствах, что с нашей цивилизацией что-то не так, если молодежь так восприимчива к психическим заболеваниям, и мы должны усердно искать причины и пытаться что-нибудь с ними сделать. Но мой ужас при виде людей, сломавшихся умственно и эмоционально, не давал мне спать по ночам.
В других госпиталях мне порой было трудно принять любезность самих мужчин, не показывая, как мне их жалко. Я знала, что это было последнее, чего они хотели, и что они храбро надевали маску жизнерадостности, дабы помешать людям проявлять жалость.
Многие из тех парней, которых я видела в госпиталях, сейчас ведут счастливую и плодотворную жизнь, но день за днем несут на себе последствия войны. Если мы не достигнем целей, ради которых они жертвовали собой, – мира во всем мире и свободы от страха перед агрессией и нуждой, – можно будет считать, что мы провалились. Мы не отдадим свой долг, пока не достигнем этих целей. Одно событие вселяет в меня большие надежды на будущее. Женщины
