Традиционные торговые пути обычно используются в первую очередь при вынужденных переселениях. Неман, Западная Двина и реки, впадающие в Ладожское озеро, должны были привлекать и купцов-воинов (возникала необходимость создания на этих путях опорных пунктов), и следовавших за ними мужей и смердов, просто уходивших от теснивших их феодальных государств и христианской церкви.
Д.К. Зеленин и В.Б. Вилинбахов обратили внимание на то, что с южного берега Балтики на русский северо-запад в готовом виде приходит строительная техника и топография поселений[1036]. По существу, о том же идет речь в упомянутой статье С.Г. Лебедева и A.A. Розова. И.И. Ляпушкин склонялся к крайнему скептицизму, не видя возможности увязать славян лесной зоны (словен и кривичей) с Приднепровьем. Затем, однако, он нашел им аналогии в одновременных памятниках западных славян лесной зоны. И различие двух зон, равно как и происхождение некоторых специфических особенностей славянской культуры северной зоны, получили естественное объяснение[1037].
И.И. Ляпушкин формулировал новый взгляд несколько неопределенно, в общей форме называя «бытовые и хозяйственные комплексы, в том числе остатки жилых и хозяйственных построек». В 70-х гг. материал, указывавший на связь балтийских славян и вообще южного берега Балтики с Северо-Западной Русью, нарастал весьма интенсивно и проявлялся в разной форме. Особенно весомым аргументом стал широко представленный керамический материал. Еще в 1956 г. Г.П. Смирнова обратила внимание на группы новгородской керамики, не находившие аналогий в восточнославянских областях и не имевшие местных корней[1038]. В позднейших ее публикациях, во-первых, выявилась значительная группа керамики, находящая аналогии в разных районах Поморья, на территории ГДР и Польши, во-вторых, уточнялась датировка возникновения Новгорода, который (отчасти как бы в противовес норманизму) слишком уверенно относился (на основе дендрохронологии) к середине X столетия (именно к 953 г.). Но речь в данном случае шла о конкретной мостовой, под которой также находился культурный слой. И керамический материал позволил говорить о значительно более раннем появлении поселения на этой территории[1039]. Видимо, можно говорить о достоверности летописной даты, связывающей сооружение Новгорода с Рюриковыми варягами около 864 г., и о достоверности самого сообщения о прибытии около этого времени (или все-таки несколько ранее) Рюрика с братьями в Ладогу именно с южного берега Балтики.
Выявленная в Новгороде керамика поморского облика имеется также на других поселениях, где обычно ищут следы викингов, в частности в Ладоге и даже в Гнездово[1040]. В.Д. Белецкий еще в 1965 г. обратил внимание на керамику поморского типа в древнейших слоях Пскова[1041]. C.B. Белецкий отметил западнославянские параллели для сосудов с налепными валиками (у донной части), которые найдены в Изборске, Пскове и многих других городах северо-запада Руси, достигая Рязани и Гнездова[1042]. В.В. Седов писал в 1970 г., что «собранный к настоящему времени материал весьма обширен и свидетельствует о несомненной генетической связи древних новгородцев со славянскими племенами Польского Поморья». Автор, в частности, обратил внимание на широкогорлые биконические сосуды и реберчатую керамику, которая широко представлена по всему северо-западу, преобладая в древнейших слоях Старой Ладоги. И важно его указание на то, что «появление биконической керамики в Новгородской земле не может быть обусловлено ни древними местными традициями, ни культурными влияниями местных племен… Объяснить появление биконических и реберчатых сосудов на ранних славянских памятниках Приильменья можно только предположением о происхождении новгородских славян с запада, из Венедской земли»[1043]. С запада выводит автор и кривическое население Псковщины.
Следует подчеркнуть, что славянская (или поморского облика) керамика сопровождает и так называемые норманские погребения[1044]. Очевидно, требуется привлечь и другой (менее связанный с этническими и хозяйственными традициями) материал, обязательно включив в сферу сопоставления южное и юго-восточное побережье Балтики, а также побережье Северного моря, откуда в конце VIII в. ушли на восток фризы, не желавшие мириться с господством захвативших побережье франков. При этом, разумеется, необходимо учитывать условия славянизации различных племен на Поморье. На восток переселялось население в разной степени ассимилированное, сохранявшее значительные элементы своей старой культуры, верований, отчасти языка. Так, котелки в погребениях Приладожья, а также Верхнего Поволжья и Гнездова (т. е. основных районов распространения «норманских» погребений)[1045] необходимо сопоставлять с кельтскими культовыми котелками. В. А. Назаренко задумался над природой имеющихся в приладожских курганах отделенных от туловища голов, заметив, что «отражением каких религиозных представлений является эта черта обряда, решить трудно»[1046]. Но обряд этот хорошо известен по кельтским и кельтическим культурам. Захоронения одних черепов или туловищ без черепа характерно было, в частности, для племен оксывской культуры[1047], которых с наибольшим вероятием следует связывать с венедами.
А.Л. Никитин указал на интереснейшую параллель для загадочных действий языческих вождей, восставших в Ростово-Белозерской земле около 1071 г. против киевского князя: волхвы извлекали из спины жертв «гобино». Оказывается, эта операция созвучна кельтскому обряду, называемому «гобония» (от gabim — богатство, и т. д.)[1048]. Кстати, здесь также фигурирует магический котелок, который в Ирландии «был символом изобилия и бессмертия»[1049].
Если поиски германских элементов на северо-западе Руси, усиленно проводившиеся на протяжении более чем двух столетий, практически ничего не дали, то отыскание специфических варяжских черт все еще остается делом будущего. Между тем и в именах (об этом еще будет речь), и в топонимике варяжские черты представлены гораздо шире, чем можно было бы думать, исходя из факта передвижения уже в целом славянизированного населения. Так, например, знаменитому озеру Селигер находится малоизвестная параллель на острове Рюген (озеро Selliger). Название это, по-видимому, докельтское. Но на фракийской территории упоминается кельтское племя Celigeri[1050]. Трудноэтимологизируемым окским и волжским «Исадам» — поселениям на берегах рек, упоминаемых в домонгольское время, — может быть приведена кельтская параллель ossad — «высаживать». Очевидно, в названии отражается первоначальное значение как места высадки на берег. (Исады на Оке были загородной резиденцией князей и, видимо, своеобразной торговой факторией, примыкавшей с востока к столице земли Рязани.) Город Ростов, название которого не объясняется ни из славянских, ни из угрофинских языков, может быть сопоставлен с поселением Radestow «в Старградском округе»[1051].
Тесная связь южного берега Балтики с восточноевропейскими русскими землями отражается и в некоторых сагах. От южнобалтийского побережья до «Палтескиа» и «Холмгарда» (т. е. города-острова) развертывается действие в саге о Тидреке Бернском. Сага записана в XIII в., но отражает события IX–X вв., возможно, и только IX (поскольку не упоминаются венгры). В саге постоянно упоминаются «вильтины», очевидно, вильцы-велеты, в тесной связи с которыми находится Русь. Хотя реальный Тидрек, как и его соперник Одоакр жили в действительности в V в., соперничая в борьбе за Рим, предания о них жили и на Балтике, и новгородский летописец XIII в. упомянул косвенно об этой распре, назвав Тидрека «поганым и злым», видимо, потому, что на Волго-Балтийском пути были и сказания с противоположными оценками соперников.
Холмгард, как отмечалось выше, — это нынешний Сааремаа, а Палтескиа не Полоцк, как обычно считается, а входивший в состав «Руссии-тюрк» город в районе нынешнего Таллина (Ревеля). Не исключено, что и в самих изустных сказаниях смешивали Палтескию с Полоцком. И «Смаланд», который берет Аттила (тоже персонаж V в.) на Руси, — не Смоленск. Это вероятнее всего описанный Адамом Бременским «третий остров — тот, который называется Самландом и соседствует с русскими и поляками», населяют который «самбы или пруссы», «очень человеколюбивые люди»[1052]. За «остров» Адам Бременский принял полуостров Самбию.
А.Н. Веселовский, опубликовавший перевод и исследование отрывка из саги, полагал, что в основе ее лежит саксонское сказание[1053]. У исследователей обычно нет сомнения в том, что упоминаемые в саге «вильтины» (vilcinus) — это вильцы-велеты[1054]. В саге отражен такой период, когда вильтины господствовали на берегах Балтики и, например, датские конунги были у них лишь в подконунгах. И если даже речь идет о поэтическом вымысле, то перед нами творение, которое ведет к западнославянскому эпосу, поскольку преувеличивают всегда успехи своих, а не чужих предков.
