— Замолчи! — громогласно воскликнул аббат. — Что бы я ни решил, брат Альфонсо, я приму решение только потому, что оно право, а не потому, что оно принесет мне благо! Оставь меня! Ступай!
— Я уйду, уйду, — пробормотал брат Альфонсо, пятясь к двери. — Как скажете, ваша милость, как скажете. Однако молю вас, заклинаю вас, милорд: не забывайте о том, что даже князь повинуется прелату.
Дверь закрылась за ним, но сердце аббата словно разорвалось, открылось навстречу бездне власти и славы, о которых он прежде не помышлял. Бездна звала, манила к себе…
Леди Элизабет оторвала голову от подушки, приподнялась, оперлась на согнутую в локте руку, гадая, что ее разбудило. В полусне она поискала другой рукой плечо спящего супруга, но тут вспомнила о том, что он вчера ночью не вернулся домой — порой охотничий азарт уводил его далеко от замка, и тогда он ночевал у лорда Уиттлси. Однако тревога за отсутствующего мужа, закравшаяся в сердце женщины, превратилась в страх.
Она нахмурилась, злясь на себя, и выскользнула из постели. У нее было полным-полно лакеев и горничных, и воинов, готовых защитить ее, если бы это потребовалось. Скорее всего ее тревога была беспричинной. Если бы возникла настоящая опасность, стражники бы уже орали на весь замок и сражались бы с тем, кто посмел вторгнуться сюда.
Но при мысли о том, что она даже могла подумать, что кто-то может проникнуть в обнесенную глубоким рвом твердыню, у леди Элизабет по спине побежали мурашки. Почему, интересно, ей не пришла в голову мысль, скажем, о пожаре, о потопе, о перебранке между слугами?
«Это просто женские выдумки», — твердо сказала она себе и набросила пеньюар. Но когда она возилась с завязками, за дверью вдруг послышалось клацанье железа, и у женщины сердце ушло в пятки. Мгновение она стояла, застыв от страха, затем заставила себя пойти к двери. «Ерунда!» — мысленно успокаивала она себя. Она была дочерью рыцаря, и ей не должен был быть ведом страх.
Но клацанье послышалось вновь, и сердце бешено забилось в груди у леди Элизабет. Но она продолжала медленно приближаться к двери в темноте…
Дверь со скрипом отворилась, и женщина замерла. Страх сменился ужасом. Во тьме, нарушаемой только тусклым светом фонаря, на пороге возник силуэт человека в доспехах. На миг ужас, испытываемый леди Элизабет, был готов перерасти в панику, но она все же сумела настолько совладать с собой, что прошептала помертвевшими губами:
— Кто ты такой, что посмел так дерзко явиться в мои покои?
Человек стоял неподвижно. Лица его не было видно за опущенным забралом шлема.
— Кто ты такой? — снова, более требовательно вопросила леди Элизабет и порадовалась тому, что ее страх сменился гневом. — Как смеешь ты так пугать меня, явившись сюда без объявления, нежданно? Ну, окажи мне маленькую любезность — изволь назвать свое имя.
Человек не пошевелился. Он стоял и молча смотрел на женщину.
— Да подними же забрало! — в отчаянии вскричала леди Элизабет. Славно, славно — она уже была близка к ярости. Пусть уж лучше ярость, чем этот невыносимый страх! — Подними забрало и дай мне хотя бы увидеть твое лицо!
Незнакомец медленно поднял руку, поднес к шлему, приподнял забрало. Леди Элизабет ощутила что-то сродни победе…
И тут перед ней предстал ухмыляющийся череп с пустыми черными провалами глазниц.
Ужас сковал женщину, и она дико закричала — и кричала до тех пор, пока наконец не лишилась чувств и милосердный обморок не заставил ее рухнуть на пол.
* * *
Род решил, что если он не станет обращать на это внимания, то все рассосется само собой, но прошло уже восемь дней, а Грегори продолжал твердить, что, когда вырастет, непременно будет монахом. Род очень надеялся на то, что у ребенка просто такой период, но понимал, что совсем упускать происходящее с Грегори из виду нельзя. И вот теперь он выходил из леса вместе с младшим сынишкой, и тот шел пешком, а не летел, дабы не напугать местных жителей. Они направлялись к бревенчатому строению новоиспеченной Раннимедской обители ордена Святого Видикона Катодского.
Но куда же он вел мальчика, если относился к его увлечению так скептически? Вот в этом-то и было все дело: в том, что Гвен к увлечению Грегори скептически не относилась. Мало того: она от этого была в восторге! Да и всякая средневековая мать была бы в восторге: если твой сын находился в монастыре, никто бы не сказал про тебя дурного. В принципе самой выдающейся волшебнице в Грамерае не было нужды беспокоиться о собственном положении в обществе (хотя Гвен не имела бы ничего против того, чтобы большинство людей относились к ней одобрительно), но, видимо, ей было приятно думать, что она накоротке с «иным миром».
Но на самом деле все было совсем не так, и Род это отлично понимал. Гвен была просто счастлива от мысли о том, что ее ребенку открыта более прямая дорога в Рай, чем любому из ее семейства. И Род был готов признать, что это славная мысль — вот только он не был в этом уверен. Он был близко знаком со многими священнослужителями.
— Все не совсем так, как кажется на первый взгляд, сынок, — сказал Род, когда они зашагали по тропинке, ведущей ко входу в обитель. — Монахи не только молятся и исповедуются в грехах. — Он указал на троих монахов, которые вспахивали поле неподалеку от тропинки. — Вот так они проводят большую часть времени — в тяжких трудах.
— А почему же они говорят, что это хорошо? — спросил Грегори.
— Потому что они думают, что тяжелый труд отгоняет дурные помыслы. А я так полагаю, что работа их попросту сильно утомляет.
Грегори кивнул:
— Что ж — усталость помогает плоти избежать искушения.
Род глянул на малыша, потрясенный, по обыкновению, тем, что дети способны столь многое понимать. И пожалуй, Грегори был прав: после десятичасового труда за плугом у монахов вряд ли оставались силы грешить.
Монах, возглавлявший пахарей, оглянулся, увидел гостей и поднял руку. Его товарищи оторвались от работы, сам он выпрягся из плуга и пошел по бороздам вспаханной земли навстречу Роду и Грегори.
— Привет вам… О, да это же лорд Чародей! И его младший сынок!
— Рад встрече с вами, святой отец. — Род не без удивления признал в монахе отца Бокильву.
— А я рад, что вы пришли к нам, — ответил священник, отряхивая руки от пыли. — Что привело вас сюда, лорд Чародей? Неужто мои братья снова чем-то потревожили вас?
— Нет… то есть да. Однако не случилось ничего такого, чего бы мы не ожидали. И я не поэтому к вам пришел. — Он положил руку на плечо Грегори. — Дело вот в ком.
— В вашем малыше? — Отец Бокильва лишь на миг выказал изумление и тут же улыбнулся и указал на дом. — Что ж, вижу, разговор коротким не получится. Пойдемте присядем и утолим жажду!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
