Мне вовсе не казалось, что я в этот день прошла 27 километров по 32-градусной жаре, с рюкзаком на спине и клейкой лентой, обернутой вокруг ног. Мне казалось, что я сюда прилетела.
Утром я встала раньше остальных и, насколько могла, постаралась смести следы рвоты еловой веткой. Потом пошла в душевую, сняла свою грязную одежду и долго стояла под горячим душем среди голых бетонных стен, чувствуя себя так, будто накануне ночью меня сильно избили. Но у меня не было времени на похмелье. Я планировала снова вернуться на маршрут к середине дня. Оделась, вернулась в лагерь и уселась за стол, стараясь выпить как можно больше воды, одновременно читая все девять своих писем, одно за другим, пока остальные спали. Пол философски писал о нашем разводе, любовь сквозила в каждой строчке его письма. Письмо Джо было романтическим и лихорадочным, и в нем ничего не говорилось о том, обратился ли он в реабилитационный центр. Карен писала кратко и деловито, рассказывая о новостях своей жизни. Письма от остальных людей были сплошным потоком любви и сплетен, новостей и забавных историй. К тому времени как я закончила их читать, остальные стали понемногу выползать из своих палаток. Прихрамывая, они вступали в новый день — так же, как я каждое утро, пока мышцы не разогрелись. Я втайне порадовалась тому, что, по крайней мере, у половины из них был такой же похмельный вид, как и у меня. Все улыбались друг другу, несчастные, но довольные. Хелен, Сэм и Сара отправились в душевую, Рекс и Стейси решили еще раз пройтись по магазину.
— У них есть булочки с корицей, — проговорил Рекс, пытаясь соблазнить меня присоединиться к ним, но я лишь помахала им вслед, и не только потому, что мысль о еде заставила мой желудок сжаться. После бургера, вина и всех закусок, которые я купила вчера, у меня опять осталось чуть меньше пяти баксов.
Когда они ушли, я принялась сортировать содержимое своей коробки, складывая продукты в стопку, чтобы упаковать их в Монстра. На этом следующем отрезке мне предстояло нести с собой тяжелый груз; это был один из самых длинных участков МТХ — до Сейед-Вэлли было 250 километров.
— Вам с Сарой нужны готовые ужины? — спросила я Джона, который сидел за столом. Мы ненадолго остались в лагере вдвоем. — У меня есть лишние, — я указала на упаковку лапши Fiesta, которую я с удовольствием ела в начале похода, но теперь возненавидела.
— Не-а. Спасибо, — отказался он.
Я вынула из коробки книгу Джеймса Джойса «Дублинцы» и поднесла ее к носу, вдыхая запах обшарпанной зеленой обложки. Она приятно пахла старыми, чуть плесневелыми книгами, точно так же, как весь букинистический магазинчик в Миннеаполисе, где я купила ее несколько месяцев назад. Я раскрыла томик и увидела, что мой экземпляр был отпечатан за несколько десятилетий до того, как я родилась.
— Что это? — спросил Джон, потянувшись за открыткой, которую я купила в магазине вчера вечером. Это была фотография вырезанного из дерева сасквоча, верх открытки украшали слова «Страна бигфутов». — Ты веришь, что они существуют? — спросил он, кладя открытку на место.
— Нет. Но те люди, которые верят, утверждают, что здесь столица бигфутов всего мира.
— Люди много чего говорят, — заметил он.
— Ну, если они вообще где-то есть, то здесь им самое место, — ответила я, и мы огляделись по сторонам. За деревьями, которые окружали нас, возвышались древние серые скалы, которые носили название Касл-Крэгз, их зубчатые вершины нависали над нами, как своды кафедральных соборов. Вскоре нам предстояло пройти мимо них по маршруту, на протяжении многих километров двигаясь вдоль кромки гранитных и ультраосновных скал, которые мой путеводитель описывал как «вулканические по происхождению и интрузивные по природе», что бы это ни значило. Я никогда особенно не интересовалась геологией, но мне не нужно было знать значение слова «ультраосновный», чтобы понять, что я вступаю в совершенно иную страну. Переход в Каскадный хребет был подобен тому, который я совершила, пересекая Сьерра-Неваду: мне не один день приходилось идти по каждой из этих горных цепей, прежде чем у меня действительно начинало складываться определенное представление о них.
— Осталась только одна остановка, — проговорил Джон, словно читая мои мысли. — Вот доберемся до Сейед-Вэлли, а потом наш путь — в Орегон. Осталось всего лишь каких-то триста двадцать километров до границы.
Я кивнула и улыбнулась. Мне не казалось, что слова «только» и «триста двадцать километров» хорошо сочетаются в одном предложении. Я не позволяла себе загадывать дальше следующей остановки.
— Орегон! — воскликнул он, и радость в его голосе была такой заразительной, что мне почти показалось, что эти 320 километров будут преодолены одним прыжком, но я была уже научена горьким опытом. Не было ни единой недели на маршруте, которая не стала бы для меня тяжелым испытанием.
— Орегон, — подтвердила я, и лицо мое посерьезнело. — Но сначала — Калифорния.
14. В глуши
Порой мне казалось, что Маршрут Тихоокеанского хребта — это одна длиннющая гора, на которую я взбираюсь. Что в конце своего путешествия, возле реки Колумбия, я достигну вершины этой тропы, а не ее нижней точки. И это чувство восхождения было не только метафорическим. Мне буквально казалось, что я постоянно — хотя это и невозможно — поднимаюсь вверх. Порой я была готова зарыдать от безжалостности этого подъема, мышцы и легкие пронизывала острая боль от усилий. И только когда я думала, что у меня больше нет сил подниматься, тропа вдруг вновь становилась ровной или начинала спускаться.
Какой роскошью был спуск в эти первые минуты! Я шла вниз, вниз, вниз — пока и спуск не становился настолько невозможным, мучительным и безжалостным, что я молилась, чтобы тропа вновь поднялась в гору. Спускаться с горы, как я осознала, было все равно что цеплять свободный конец пряжи, из которой ты только что несколько часов подряд вязала свитер, и тянуть за этот конец, пока весь свитер не превратится в кучку распущенной нити. Прохождение МТХ было одним сплошным сводящим с ума усилием по вязанию и распусканию этого свитера, снова и снова. Словно все, что удавалось обрести, неизбежно терялось.
Когда я в два часа вышла из Касл-Крэгз — на час отставая от Стейси и Рэкса и на несколько часов впереди обеих парочек, — на мне красовались ботинки, которые были на целый блаженный размер больше, чем предыдущая пара. «Теперь здесь я — бигфут!» — пошутила я, прощаясь с попутчиками. Я шла все вверх и вверх в обжигающем зное дня, в эйфории от того, что снова стою на маршруте, и последние воспоминания о похмелье вскоре выпарились из меня по́том. Я забиралась все выше и выше, весь этот день и весь следующий, хотя вскоре мой энтузиазм по поводу новых башмаков потускнел, сменившись мрачным пониманием того, что ступням от этого нисколько не легче. Новые ботинки лишь заново изжевали их. Я шла по прекрасной местности, которую уже научилась принимать как нечто само собой разумеющееся, мое тело наконец освоилось с задачей прохождения по многу километров в день, но из-за проблем с ногами я погрузилась в мрачнейшее отчаяние. Я вспомнила, как загадывала то желание на звезду, когда была вместе с Брентом в Белден-Тауне. Казалось, будто я действительно навлекла на себя проклятие, произнеся его вслух. Может быть, мои ноги больше никогда не станут прежними.
